Заметьте, что все эти искренние высказывания терапевта являются частью
здесь-и-теперь группы. Я защищаю позицию, согласно которой терапевты долж-
ны аутентично общаться с пациентами в здесь-и-теперь данного терапевтического
часа, а не делиться подробными рассказами о своем прошлом и настоящем - хотя
я никогда не видел, чтобы ответы терапевта на вопросы общего характера (о се-


мейном положении, детях, планах на отпуск, о том, где прошло мое детство и т. д.)
приносили вред. Некоторые терапевты заходят в этом гораздо дальше, считая, что
помогут пациенту, если расскажут об аналогичных трудностях, с которыми столк-
нулись в жизни, и о том, как они их преодолели. Я лично никогда не находил это
полезным или необходимым.
Аллан в течение семи месяцев изучал эффекты самораскрытия терапевта в од-
ной из терапевтических групп. В результате исследования он пришел к заключе-
нию, что многие из этих эффектов полезны334. Во-первых, самораскрытие тера-
певта чаще имело место в ситуациях отсутствия терапевтического общения между
участниками группы. Во-вторых, самораскрытие терапевта приводило к тому, что
групповое взаимодействие становилось более конструктивным и сензитивным.
И наконец, самораскрытие терапевта имело своим результатом немедленный рост
сплоченности. И все же многие терапевты шарахаются от самораскрытия, толком
даже не понимая, почему они это делают. Слишком часто, пожалуй, они рациона-
лизируют такую реакцию, облекая свои личные склонности в профессиональные
одеяния. По моему убеждению, вряд ли можно сомневаться, что личные качества
терапевта влияют как на его профессиональный стиль, так и на выбор им идеоло-
гической школы.
Инцидент, имевший место на одном семинаре по групповой терапии, проиллю-
стрирует некоторые из этих соображений. Опытный, компетентный групповой пси-
хотерапевт предложил на рассмотрение присутствующих следующую дилемму.
D Один пациент, Оскар, несколько месяцев спустя после завершения им курса группо-
вой терапии, пригласил этого терапевта поужинать у себя дома. Оскар хотел познакомить
его со своей новой женой - во время своего пребывания в группе он часто упоминал о
девушке, а вскоре после завершения терапии женился. У терапевта сложилось впечатление,
что для Оскара терапия увенчалась успехом. Он работал чрезвычайно продуктивно и нашел
решение многих своих проблем (включая проблему искажений, связанных с переносом).
Фактически, на памяти терапевта не было ни одного пациента, курс терапии для которого
прошел бы более успешно. Кроме того, он симпатизировал Оскару и с удовольствием встре-
тился бы с ним, да и с женой ему было любопытно познакомиться.
И все же терапевт отклонил приглашение. По его словам, он посчитал, что принять его
будет глупо и непрофессионально. Однако сказать что-нибудь более конкретное в пользу
такого своего решения он не смог. В ходе дискуссии прозвучало несколько тем. Не мог ли
этот визит полностью подорвать терапевтические отношения? А что, если пациенту опять
понадобится терапевт? Ведь не следовало же терапевту вращаться по профессиональной
орбите вокруг Оскара, чтобы по первому зову являться тому на помощь? (Однако у терапев-
та сложилось впечатление, что терапия увенчалась для Оскара полным успехом, и не было
никаких причин подозревать, что понадобится дальнейшее лечение.) А может быть, неким
трудно определяемым образом, визит ретроспективно <отменил> бы часть терапевтической
работы? Не вывело ли бы пациента из равновесия, если бы он увидел терапевта в ином
свете? (Однако Оскар работал над проблемами, связанными с переносом, и разрешил их: это
было не зыбкое излечение на базе предположений, не лечение-перенос или, выражаясь сло-
вами Фрейда, <увечное лечение>.335) Не повредил ли бы терапевт процессу завершения лече-
Лечение, в результате которого улучшение наступает лишь благодаря переносу, а не действи-
тельным изменениям в личности клиента. (Прим. науч. ред. )
242 Глава 1. Терапевт: перенос и прозрачность
ния, один раз встретившись с пациентом в обычной ситуации? (Часто именно так и бывает.
Однако Оскар долго и плодотворно работал над вопросом завершения терапии.) Не плохо
ли это с точки зрения других участников группы? Не способствует ли фаворитизм расколу
группы? (В достаточной степени верно, однако прошло уже много месяцев, с тех пор как
Оскар завершил терапию, и, поскольку к этому моменту многие другие участники также
были готовы к завершению курса, вскоре после этого группа прекратила свое существова-
ние.) Не должен ли терапевт защищать свое личное время? Разве смешение социальной и
профессиональной ролей не осложняет неизмеримо жизнь? (Безусловно. Но ведь Оскар
больше не был пациентом. Кроме того, терапевт действительно хотел поужинать с ним.)
На поверку оказалось, что все <профессиональные> причины для поведения терапев-
та - не более, чем рационализация. По его словам, ближе всего к истине, как ему кажется,
предположение, что у него вызывала острое чувство неловкости перспектива оказаться <не
на высоте>: пациент увидит, как он ест, или заметит, что в социальном взаимодействии ему
не хватает светского лоска - может быть, он неумело представляется, не в самый подходя-
щий момент уходит. Истина, разумеется, заключалась в желании терапевта защитить себя -
а вовсе не пациента! Защитить себя от одиозного обвинения в том, что он человек: ест,
совершает оплошности - короче, является чем-то меньшим, чем богоподобное существо.
Многие терапевты отказываются открываться группе, поскольку не знают, щ
чему это приведет, и боятся этого. Какую еще информацию потребуют пациенты
Ближе к концу терапии я часто ставлю перед пациентами этот вопрос. По мнении!
огромного большинства, было бы лучше, если бы терапевт был более открыт, боль-"
ше личностно вовлекался в деятельность группы. Лишь очень немногие выразили
пожелание, чтобы терапевт чаще рассказывал о своей частной жизни или делился
с ними своими личными проблемами. Терапевту, я думаю, не стоит опасаться, что
с него сорвут одежду и потребуют, чтобы он, дрожа, стоял голый перед группой.
Кроме того, практика показывает, что терапевты более прозрачны для пациентов,
чем отдают себе в этом отчет. Один исследовательский коллектив, например, про-
демонстрировал, что участники группы вполне в курсе, кому ведущие более всего
симпатизируют336. В моей практике был случай (в <Лечении от любви> описан в
рассказе <Толстая леди>), когда я лечил пациентку с болезненным ожирением. Я
прилагал все усилия, чтобы скрыть от нее отвращение, которое вызывала во мне
ее внешность. Тем не менее в конце курса я узнал, что ей мои чувства была пре-
красно известны, что она замечала, как я отвожу взгляд, не говорю ей теплых слов,
иногда даже отказываюсь пожать ей руку в начале или конце сессии337.
Настоящий страх находится в другом месте. Одной пациентке (той самой жен-
щине, которая уподобила терапевта <еврею - хозяину трущоб>) приснился сон:
<Мы, вся группа, сидели вокруг длинного стола с тобой, терапевтом, во главе.
В руке ты держал клочок бумаги, на котором было что-то написано. Я попыталась
выхватить у тебя листок, но ты был слишком далеко>. Несколько месяцев спустя,
когда пациентка приближалась к кризису и поворотному пункту терапии, она
вспомнила сон и прибавила, что знала с самого начала, что я написал на листке, но
не хотела объявлять это перед всей группой. На листке был мой ответ на вопрос:
<Ты меня любишь?> Я думаю, этот вопрос воспринимается терапевтами как ко-
лоссальная угроза.
Однако к терапевту обращен и другой вопрос, еще хуже: <Насколько ты лю-
бишь каждого из нас?> или <Кого ты любишь больше всех?> Такие вопросы пред-
Психотерапевт и прозрачность 243
ставляют собой угрозу самой сути психотерапевтического контракта. Они подни-
мают на поверхность темы, которые обе стороны договорились не замечать. От
таких вопросов всего лишь шаг до вариаций на тему <дружбы за деньги>: <Если
тебе действительно есть до нас дело, то стал бы ты лечить нас, если бы мы не
могли заплатить?> Они опасно близко подходят к глубочайшему и ужасному сек-
рету психотерапевта, который заключается в том, что напряженная драма, разыг-
рывающаяся в комнате для встреч группы, в его жизни играет очень незначитель-
ную, строго ограниченную роль. Как в пьесе Тома Стоппарда <Розенкранц и Гиль-
денстерн мертвы>, ключевые фигуры одной пьесы быстро превращаются в тени
за кулисами, когда терапевт в мгновение ока переносится в действие следующей.
Только однажды я осмелился совершить кощунство и обнажить перед группой
этот секрет. Группа психиатров-интернов обсуждала вопрос моего отъезда (на на-
копившиеся за несколько месяцев неиспользованные выходные). Мой личный
опыт во время этого <предотъездного> периода заключался в том, что я прощался
с целым рядом пациентов и с несколькими группами, причем работа с некоторыми
из них эмоционально затрагивала меня больше, чем работа с упомянутой группой
врачей. Работа по завершению курса была трудной, и участники группы приписы-
вали значительную часть сложностей тому факту, что общение с группой настоль-
ко эмоционально меня затрагивает, что мне даже трудно распрощаться. Я признал
свою заинтересованность работой группы, однако напомнил им об обстоятельстве,
которое они знали, но отказывались замечать: что я для них несравненно важнее,
чем они для меня. В конце концов, у меня много пациентов, у них - только один
терапевт; они прекрасно отдавали себя отчет в этом дисбалансе, когда речь шла об
их собственных пациентах, однако никогда не задумывались о нем применитель-
но к себе. У участников пресеклось дыхание, когда эта истина, этот отказ призна-
вать их особенными, эта присущая психотерапии жестокость дошла до их созна-
ния.
Вопрос прозрачности терапевта в огромной степени осложняется современной
эпидемией случаев сексуального злоупотребления ситуацией терапевт-пациент.
К несчастью, безответственные или чрезмерно импульсивные терапевты, ради
удовлетворения своих потребностей нарушающие профессиональные и мораль-
ные принципы, не только причиняют вред своим пациентам, но и создали дурную
славу, которая подорвала доверие к отношениям пациент-терапевт в целом. Как
следствие, профессиональные ассоциации заняли в вопросе профессиональных
отношений крайне реакционную позицию. Ощущая опасность юриди-
ческих последствий, они советуют терапевтам практиковать осторожно, с оборо-
нительных позиций - думая в той же мере о пациенте, в какой и о потенциальном
судебном преследовании. Юристы и судьи, говорят они, решат, что <нет дыма без
огня>, что поскольку каждая встреча терапевта и пациента начинает то беспрепят-
ственное скольжение, которое приводит к некоторому нарушению границ, то че-
ловеческие взаимодействия между пациентом и терапевтом сами по себе являются
свидетельством чего-то плохого. По этой причине профессионалы предостерега-
ют терапевтов, предписывая им бежать как от огня от той самой человечности,
которая есть ядро терапевтических отношений. Авторы статьи, опубликованной в
244 Глава 7. Терапевт: перенос и прозрачность
American Journal of Psychiatry за 1993 г. и выдержанной в ярко выраженной викто-
рианской манере, выступают в защиту удушающей формальности338. Они предуп-
реждают терапевтов, что им ни в коем случае не следует предлагать пациентам
чай или кофе, обращаться к ним по имени или по имени представляться, а также
разговаривать с пациентом дольше, чем официально предписанные 50 минут. Они
также не должны встречаться ни с одним пациентом в последний час рабочего дня
(поскольку именно в это время чаще всего происходят злоупотребления) и им ни
при каких обстоятельствах не следует прикасаться к пациенту - даже такой акт,
как легкое пожатие руки или похлопывание по спине больного СПИДом, который,
чувствуя себя всеми отвергнутым прокаженным, нуждается в терапевтическом
прикосновении, должен быть тщательно проанализирован и задокументирован.
Очевидно, эти инструкции, так же как и стоящие за ними чувства, оказывают глу-
боко разлагающее влияние на терапевтические отношения. Терапевты должны
востребовать обратно право на свое профессиональное поле деятельности и не
позволять никаким иным соображениям, кроме благополучия пациента, направ-
лять их практику.
Однако, разумеется, во всем нужна умеренность. Бывают ситуации, когда тера-
певту лучше закрыться, и самую эффективную помощь оказывает вовсе не тот j
терапевт, кто наиболее полно и последовательно самораскрывается". Теперь да-|
вайте обратимся к опасностям прозрачности терапевта.
Ловушки прозрачности терапевта
Некоторое время назад мне довелось наблюдать за работой группы, которую
вели двое молодых терапевтов, в описываемый период преданных идеалу про-
зрачности терапевта. Они сформировали амбулаторную группу и вели себя в ней в
непоколебимо-честной манере. Уже на первом собрании они открыто выразили
чувство неуверенности по поводу групповой терапии в целом, сообщили о своей
неопытности, рассказали, как они в себе сомневаются и как им тревожно. Можно
восхищаться их мужеством, но отнюдь не достигнутыми ими результатами. В сво-
ем сверхусердном реверансе прозрачности они пренебрегли выполнением функ-
Ї Самораскрытие было доведено до предела в марафонских группах, популярных в 1970-х гг. (см.
главу 10). Участники проводили вместе от 24 до 48 часов без перерыва. Колоссальный упор делался
на тотальное самораскрытие группы, так же как и ее ведущего. Простое физическое истощение ос-
лабляло защиты и способствовало максимальному самораскрытию. Есть еще, разумеется, и абсо-
лютный победитель в области саморазоблачения: нудистская групповая терапия. В конце 1960-х-
начале 1970-х гг. средства массовой информации (например, журнал <Тайм>), широко освещали ну-
дистские марафоны в Южной Калифорнии т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129