Неопытный техник-психиатр обратился
ко мне за консультацией по поводу группы, которая состояла из 12 заключенных,
закоренелых рецидивистов, чей состав преступлений варьировался от сексуально-
го насилия, в лучшем случае, до убийства. Группа, жаловался техник, была медли-
тельной и упорно переводила разговор на посторонние, происходящие вне группы
события. Я согласился понаблюдать группу и предложил, чтобы прежде ведущий
собрал кое-какие социометрические данные, наедине попросив каждого из участ-
ников группы расположить всех остальных в порядке возрастания общей попу-
В оригинале практически непереводимая игра слов: to be apart from-быть отдельным от
чего-то; to be a part of- быть частью чего-то. (Примеч. ред.)
Служащий психиатрической лечебницы - имеется в виду средний обслуживающий персо-
нал, медбрат или медсестра. (Примеч. науч. ред.)


лярности. (Я рассчитывал, что обсуждение этого задания заставит группу пере-
ключиться на саму себя.) Мы планировали обсудить результаты опроса до следу-
ющей сессии группы, однако непредвиденные обстоятельства вынудили нас отме-
нить предшествующую сессии консультацию.
Во время следующей встречи группы терапевт, полный энтузиазма, но профес-
сионально неопытный и нечуткий к межличностным потребностям участников,
объявил, что решил просто зачитать вслух результаты этого списка популярности.
Услышав это, участники группы проявили признаки возбуждения и страха. Они
ясно дали понять, что не желают выслушивать результаты. Некоторые так горячо
говорили о том, сколь ужасна для них возможность оказаться в числе последних,
что терапевт быстро и навсегда оставил свое намерение.
Я выдвинул для следующей встречи альтернативный план: каждому участнику
группы предлагалось указать, чьим мнением он дорожит больше всего, и затем
обосновать свой выбор. Эта идея также была слишком угрожающей, и только треть
участников рискнули сделать такой выбор. Однако группа перешла на уровень
межличностного взаимодействия и создала степень напряжения, вовлеченности и
оживления, неизвестные ей раньше. Это были люди, которым общество с предель-
ной ясностью дало понять, что отвергает их: их заключили в тюрьму, отделили и
навесили на них ярлыки отверженных. На взгляд незаинтересованного наблюда-
теля они казались черствыми, равнодушными к нюансам одобрения или неодоб-
рения со стороны окружающих. Тем не менее они беспокоились об этом и беспо-
коились глубоко.
Эта потребность в принятии со стороны окружающих и взаимодействии с ними
так же актуальна и на противоположном полюсе людского счастья - среди лю-
дей, вращающихся в высших сферах власти, славы или богатства. Как-то я в тече-
ние трех лет работал с пациенткой - обладательницей колоссального состояния.
Основные проблемы крутились вокруг барьера, который ее деньги создали между
ней и другими людьми. Хоть кто-нибудь ценит ее ради нее самой, а не ради ее
денег? Действительно ли окружающие постоянно используют ее? Кому ей пожа-
ловаться на бремя удачи весом в 40 миллионов долларов? Тайна ее богатства изо-
лировала ее от окружающих. А подарки! Как она может дарить соответствующие
подарки и при этом не вызывать у других либо разочарования либо благоговейно-
го страха? Нет смысла продолжать развивать эту тему; одиночество очень приви-
легированных людей - общее место. (Одиночество, кстати сказать, не обходит
стороной и терапевтов; в главе 7 я буду говорить об одиночестве, присущем роли
ведущего группы.)
Любой ведущий группы сталкивался, я уверен, с пациентами, демонстрирую-
щими свое безразличие к группе или обособляющимися от нее. Они заявляют:
<Меня не волнует, что они говорят или думают или чувствуют относительно меня;
они для меня ничто; я не питаю к остальным участникам группы никакого уваже-
ния> и прочее в том же духе. Мой опыт показывает, что если я удерживаю такого
пациента в группе достаточно долго, то неминуемо вскроется другой аспект. Мне-
ние группы волнует таких людей на очень глубоком уровне. Одну пациентку, меся-
цами сохранявшую позу равнодушия, как-то попросили задать группе ее тайный
вопрос, тот единственный вопрос, который ей больше всего хотелось бы поста-
вить перед группой. Ко всеобщему изумлению эта внешне высокомерная, отстра-
ненная женщина спросила: <Как вы можете мириться со мной?>
Многие пациенты ждут встреч с большим нетерпением или тревогой; некото-
рые чувствуют себя по их окончании настолько потрясенными, что не в состоянии
в этот вечер вести машину, не могут потом заснуть. Многие в течение всей после-
дующей недели ведут воображаемые разговоры с группой. Более того, эта связь с
другими участниками часто сохраняется надолго; я знаю многих пациентов, кото-
рые думают о членах группы и видят их во сне в течение месяцев, а то и лет после
завершения курса.
Коротко говоря, люди не сохраняют своего безразличия к остальным членам
группы надолго. И пациенты не прекращают курса от скуки. Поверьте в осмеяние,
презрение, страх, разочарование, стыд, панику, ненависть! Поверьте в любую из
этих причин! Но никогда не верьте в равнодушие!
Итак, подводя итог сказанному: я дал обзор некоторых аспектов развития лич-
ности, зрелого ее функционирования, психопатологии, а также психиатрического
лечения с позиций теории межличностного взаимодействия. Многие из поднятых
мной вопросов имеют жизненное значение для терапевтического процесса в груп-
повой терапии: концепция, согласно которой душевное заболевание проистекает
из нарушенных межличностных отношений, роль согласования оценок в модифи-
кации межличностных искажений, определение терапевтического процесса как
адаптивной модификации межличностных отношений, а также стойкая природа и
мощь социальных потребностей человеческого существа. Теперь давайте обра-
тимся к концепции корригирующего эмоционального опыта, второй из трех кон-
цепций, необходимых для понимания терапевтического фактора межличностного
научения.
КОРРИГИРУЮЩИЙ
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ
В 1946 г. Франц Александер, описывая механизм психоаналитического лече-
ния, ввел концепцию <корригирующего эмоционального опыта>. Согласно его
утверждению, базовый принцип лечения заключается в <проведении пациента,
при более благоприятных обстоятельствах, через те эмоциональные ситуации, с
которыми он не смог справиться в прошлом. Пациент, чтобы получить помощь,
должен испытать корригирующий эмоциональный опыт, способный компенсиро-
вать травматическое воздействие предшествующего опыта>71. Александер наста-
ивал на том, что одного интеллектуального инсайта недостаточно: должен присут-
ствовать эмоциональный компонент, так же как и систематическое тестирование
пациентом реальности. Пациенты, которые аффективно взаимодействуют с тера-
певтом искаженным из-за переноса образом, постепенно должны приходить к
осознанию того факта, что <их реакции не соответствуют реакциям психоанали-


тика не только потому, что он (аналитик) объективен, но еще и потому, что он есть
то, что он есть, человек в своем праве. Эти реакции не подходят для ситуации,
сложившейся между терапевтом и пациентом, и они в равной степени не подходят
для нынешних межличностных отношений пациента в его обыденной жизни>712.
В общем, эта позиция получила широкое распространение в современной психо-
терапии. Даже среди психоаналитиков - которые исторически склонны в основ-
ном полагаться на изменяющую силу чистого интерпретирования - лишь немно-
гие, начиная с Гринсона в 1960-х гг., отрицают, что человеческие, личные качества
терапевта не менее важны, чем содержание инсайта, который он обеспечивает73.
Эти базовые принципы - важности эмоционального опыта и открытия для
себя пациентом, посредством тестирования реальности, неуместности своих меж-
личностных реакций - играют столь же решающую роль в групповой терапии,
сколь и в индивидуальной. Может быть, для групповой терапии эти принципы еще
важнее, поскольку групповой формат предлагает гораздо больше возможностей
для генерирования корригирующего эмоционального опыта. В условиях индиви-
дуальной терапии корригирующий эмоциональный опыт, ценный сам по себе, при-
обретается с трудом по причине ограниченности и нереальности отношений па-
циент-терапевт. (Я считаю, что Александер отдавал себе в этом отчет, поскольку
в одном месте он выдвигает идею, согласно которой аналитик порой должен быть
актером, должен уметь сыграть роль, чтобы создать желаемую эмоциональную
атмосферу74.)
Необходимость в подобном симулировании не возникает в терапевтической
группе. Ведь в нее изначально включено множество напряжений - напряжений,
глубоко уходящих своими корнями в первобытные уровни: соперничество сиб-
лингов, конкуренция за внимание ведущих/родителей, борьба за доминирование и
статус, сексуальные напряжения, паратаксические искажения, а также различия в
социальном положении, образовании и системах ценностей участников группы.
Однако одного пробуждения и выражения сырого аффекта недостаточно - его
необходимо трансформировать в корригирующий эмоциональный опыт. Чтобы это
произошло, требуется соблюдение двух условий: 1) участники должны ощущать
группу как достаточно безопасное место, где им оказывают поддержку, необходи-
мую для открытого выражения напряжения; 2) должна быть достаточная ответ-
ственность и честная обратная связь, чтобы обеспечить эффективное тестирова-
ние реальности.
В течение многих лет клинической работы я неуклонно следовал правилу про-
водить собеседование с пациентами после завершения ими курса групповой тера-
пии. Я всегда спрашиваю о критическом случае, поворотном пункте или каком-то
единичном событии в ходе терапии, которое принесло данному пациенту макси-
мальную пользу. Хотя <критический инцидент> и <терапевтический фактор> по-
нятия не синонимичные, все же очевидно, что наличие связи между ними отри-
цать нельзя. Из изучения какого-то единичного важного события можно узнать
очень много. В своем выборе мои пациенты почти неизменно останавливаются на
инциденте, несущем в себе высокий эмоциональный заряд и затрагивающем дру-
гого участника группы, редко терапевта.


Корригирующий эмоциональный опыт 47
Наиболее часто встречающийся тип инцидента, о котором рассказывают мои
пациенты (так же, как и пациенты, описанные Франком и Ашером75), связан с вне-
запным выражением сильного неприятия или гнева по отношению к другому уча-
стнику группы. В каждом случае отношения сохранялись, буря утихала, а па-
циент испытывал чувство освобождения от внутренних ограничителей и ощуще-
ние возросшей способности более глубоко исследовать свои межличностные
отношения. Подобные критические инциденты имеют следующие важные харак-
теристики.
1. Пациент выразил негативный аффект.
2. Это выражение аффекта стало для пациента уникальным или новым опытом.
3. Пациента всегда ужасала перспектива выражения гнева. Однако никакой ката-
строфы не последовало: никто не ушел и не умер; крыша не обрушилась.
4. За выражением негативного аффекта последовало тестирование реальности.
Пациент осознал, что либо выраженный гнев был неадекватным по своей ин-
тенсивности или направленности, либо прежний уход от выражения аффекта
был иррационален. В результате пациент или пациентка порой достигали, а
порой и не достигали инсайта, т. е. понимания причин, стоящих либо за не-
адекватностью аффекта, либо за прежним уходом от переживания аффекта или
его выражения.
5. Пациент становился способен к более свободному взаимодействию с окружа-
ющими и к более глубокому исследованию межличностных отношений.
Второй наиболее часто встречающийся тип критического инцидента, описыва-
емого моими пациентами, также сопряжен с сильным аффектом - однако на этот
раз аффектом позитивным. Например, один шизоидный пациент кинулся вслед за
другим участником группы, который, расстроившись, выбежал из помещения, и
утешил его; позже он рассказывал, как глубоко взволновало его открытие, что он
может заботиться о ком-то и кому-то помочь. Другие высказывались аналогично,
говоря о внезапно открывшемся осознании, что они живы и находятся в контакте
с самими собой. Общими для всех этих случаев являются следующие характерис-
тики.
1. Пациент выразил сильный позитивный аффект - необычное явление.
2. Катастрофы, которой он так страшился, не последовало - ни насмешек, ни
отвержения, ни <поглощения> другими, ни разрушения для других.
3. Пациент открыл доселе неведомую часть себя самого, и это наделило его спо-
собностью по-новому общаться с другими людьми.
Третья наиболее распространенная категория критических инцидентов похожа
на вторую. Пациенты вспоминали какой-то случай, обычно включавший саморас-
крытие, который подтолкнул их к значительно большей вовлеченности в группу.
Например, до того отстраненный, сдержанный пациент, который пропустил пару
встреч, открылся перед группой, сообщив, как отчаянно ему хотелось услышать


48 Глава 2. Межличностное научение
от участников, что они скучали по нему во время его отсутствия. Другие также,
каждый по-своему, открыто обращались к группе с просьбой о помощи.
Подводя итог, можно сказать, что корригирующий эмоциональный опыт в груп-
пе имеет несколько компонентов:
1. Мощное выражение чувства, которое межличностно направлено и при котором
пациент берет на себя риск.
2. В группе достаточно поддержки, чтобы допустить такой риск.
3. Тестирование реальности, дающее пациенту возможность разобраться в инци-
денте с помощью согласования собственной оценки с оценкой других участни-
ков группы.
4. Осознание неуместности определенных межличностных чувств и поведения
или же неуместности избегания определенного межличностного поведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129