s По спекулятивному предположению Фрейда, ядерные человечес-
кие группы, молекулы социума, составлялись под действием страха
>мерти: первые люди жались друг к другу из боязни остаться одним и
lrpaxa перед тем, что скрывалось во тьме. Мы увековечиваем группу,
1келая увековечить себя; историографическая деятельность группы - это
Символическое искание косвенного бессмертия. Воистину, как утвер-
1адал Гегель, сама история - это то, что человек делает со смертью.
Цоберт Джей Лифтон описал несколько путей, которыми человек
вытаетея достичь симвопического бессмертия. Только представим себе
х всеохватывающие культурные последствия: 1) биологический путь -
Продолжение собственной жизни через потомство, через бесконечную
Цепочку биологических связей; 2) теологический путь - жизнь на
1шом, более высоком плане существования; 3) творческий путь -
1кизнь через свои труды, через устойчивое влияние личных творений
ййли личное воздействие на других людей (Лифтон высказывает мысль,
1410 терапевт черпает личностную поддержку именно из этого источни-
ка: помогая пациенту, он дает начало бесконечной цепи, поскольку
1ети пациента и другие связанные с ним люди передают зароненное им
1еемя дальше); 4) путь вечной природы - мы продолжаем жить благо-
раря тому, что принадлежим круговороту жизненных энергий приро-
1ды; 5) трансцендентный путь внутреннего опыта - "потеря себя" бла-
1годаря переживанию столь интенсивному, что время и смерть исчеза-
IOT и мы остаемся жить в "непрерывном настоящем"".
49
Ветви культурального древа, вырастающего из страха смерти и
искания бессмертия, простираются очень широко, уводя далеко за
рамки этой книги. Из числа авторов, писавших на эти темы, следует
отметить Нормана Брауна (Norman Brown), Эрнеста Бекера (Ernest
Becker) и Роберта Джея Лифтона, которые блестяще продемонстри-
ровали, что страх смерти пропитывает собой всю нашу социальную
ткань. Меня здесь интересует воздействие тревоги смерти на внутрен-
нюю динамику индивида. Я буду говорить о том, что страх смерти
является первичным источником тревоги. Хотя этот тезис прост и
созвучен житейской интуиции, он влечет, как мы увидим, обшир-
ные последствия для теории и клинической практики.
Тревога смерти: определение
Прежде всего я хотел бы исследовать значение понятия "тревога
смерти". Я буду использовать как синонимы несколько выражений:
"тревога смерти", "страх смерти", "ужас смерти", "страх конца".
Философы говорят о сознавании "мимолетности бытия" (Ясперс), об
ужасе "не-бытия" (Кьеркегор), о "невозможности дальнейшей воз-
можности" (Хайдеггер), об онтологической тревоге (Тиллих). Мно-
гие из этих формулировок имеют свои нюансы смысла - люди пере-
живают страх смерти очень по-разному. Можем ли мы быть более
точными? Чего именно мы боимся в смерти?
Исследователи, занимавшиеся этим вопросом, выдвинули гипо-
тезу о том, что страх смерти составлен из нескольких отдельных стра-
хов. Так, например, Джеймс Диггори и Дорен Ротман опросили
большую выборку (N=563) из общей популяции, предлагая проран-
жировать по значимости несколько событий, сопутствующих смерти.
Список распространенных страхов, связанных со смертью, если их
расположить в порядке уменьшения частоты, выглядит так:
1. Моя смерть причинит горе моим родным и друзьям.
2. Всем моим планам и начинаниям придет конец.
3. Процесс умирания может быть мучительным.
4. Я уже не смогу ничего ощущать.
5. Я уже не смогу заботиться о тех, кто зависит от меня.
6. Я боюсь того, что со мной будет, если окажется, что
есть жизнь после смерти.
7. Я боюсь того, что будет с моим телом после смерти.
Некоторые из этих страхов, видимо, не имеют прямого отноше-
ния к личной смерти. Страх боли, несомненно, лежит по эту сторо-
ну смерти; страх посмертной жизни лишает смерть ее смысла как ко-
ечного события; страх за других - это, разумеется, не страх, свя-
нный с собой. Страх личного исчезновения - вот что должно со-
авлять суть беспокойства: "Моим планам и начинаниям придет ко-
1<ец" и "Я уже не смогу ничего ощущать".
1 Жак Хорон в своем обзоре основных философских взглядов на
Смерть приходит к аналогичной картине. Он различает три типа стра-
jtOB смерти: 1) страх того, что наступит после смерти; 2) страх само-
" события" умирания; 3) страх прекращения бытия". Первые два
них, как указывает Роберт Кастенбаум, - это страхи того, что сея-
но со смертью. Третий, страх "прекращения бытия" (уничтожения,
исчезновения, аннигиляции), ближе к собственно страху смерти, и
именно о нем я говорю в этих главах.
" Первым, кто четко разграничил страх и тревогу (ужас), был Кьер-
регор; он противопоставил предметному страху, страху чего-либо,
pax ничто, как он сам путано выразился, "ничто, с которым у ин-
вида нет ничего общего". Мы испытываем ужас (или тревогу) в
_ язи с перспективой потерять себя и стать ничем. Эта тревога не может
Быть локализована. Говоря словами Ролло Мэя, "она атакует нас со
вех сторон одновременно". Страху, который нельзя ни понять, ни
окализовать, противостоять невозможно, и от этого он становится
це страшнее: он порождает чувство беспомощности, неизменно вы-
двающее дальнейшую тревогу. (Фрейд считал тревогу реакцией на
спомощность: он писал, что это "сигнал об опасности" и что ин-
вид "ожидает наступления ситуации беспомощности").
Как мы можем бороться с тревогой? Смещая ее от ничто к нечто.
Именно это Кьеркегор имел в виду, когда писал, что "ничто, явля-
Ощееся объектом ужаса, так или иначе, становится все более чем-
к)". И это же имел в виду Ролло Мэй, утверждая, что "тревога стре-
мится стать страхом". После того как нам удалось трансформировать
hpax ничто в страх чего-либо, мы можем начать защищаться - избе-
жать объекта страха, искать союзников против него, создавать маги-
ческие ритуалы для его умиротворения или планировать систематичес-
1 кампанию для обезвреживания.
Тревога смерти: клинические манифестации
Стремление тревоги стать страхом отнюдь не способствует попыт-
1кам клиницистов установить первичный источник тревоги. В клини-
ЙКе тревога смерти в своей первичной форме встречается редко. Она
одобна кислороду, который, едва выделяясь, быстро переходит в
Другое состояние. Чтобы отгородиться от тревоги смерти, маленький
51
ребенок развивает защитные механизмы, основанные, как я буду
рассказывать в следующей главе, на отрицании. В процессе форми-
рования эти механизмы проходят несколько стадий и в результате
включают сложный комплекс психических действий, позволяющих
вытеснить "чистую" тревогу сцерти и замаскировать ее с помощью
сложного ряда защитных операций, таких как смещение, сублимация
и конверсия. Иногда бывает, что под действием какого-нибудь жиз-
ненного потрясения защитные механизмы дают сбой и первоначаль-
ная тревога смерти вырывается в сознание. Однако бессознательное
Эго быстро ликвидирует неисправность, и природа тревоги вновь ока-
зывается скрыта от глаз наблюдателя.
Могу привести пример из личного опыта. В период работы над этой
книгой я попал в автомобильную аварию. Это было лобовое столк-
новение. Я ехал по тихой пригородной улице и вдруг увидел перед со-
бой машину, потерявшую управление и движущуюся прямо на меня.
Удар был достаточной силы, чтобы разбить оба автомобиля, и дру-
гой водитель серьезно пострадал, однако мне повезло: я не получил
никаких значительных травм. Двумя часами позже я уже сидел в са-
молете и в тот же вечер смог прочесть лекцию в другом городе. Но,
конечно, это была большая встряска. Я был в каком-то оцепенении;
меня била дрожь, и я не мог ни есть, ни спать. Следующим вечером
я был настолько неблагоразумен, что сел смотреть страшный фильм,
и он так напугал меня, что я не досмотрел его до конца. Через два
дня я вернулся домой, не ощущая явных психологических последствий
происшедшего, если не считать эпизодической бессонницы и тревож-
ных сновидений.
Однако появилась странная проблема. В то время у меня была
годичная стипендия в Центре передовых исследований по поведенчес-
ким наукам (Centre for Advanced Study in tlie Behavioral Sciences) в Пало
Альто, Калифорния. Я получал большое удовольствие от общества
своих коллег, и в особенности от ежедневных неторопливых ученых
бесед за ланчем. И вот, сразу же после аварии, эти ланчи стали вы-
зывать у меня сильнейшую тревогу. Как мои коллеги будут оценивать
меня? Не выставлю ли я себя идиотом? Спустя несколько дней трево-
га достигла такой силы, что я начал искать предлоги, чтобы завтра-
кать где-нибудь в одиночестве.
Но я начал также и анализировать свое неприятное состояние, и
одно стало мне предельно ясным: "ланчевая" тревога впервые появи-
лась непосредственно после автомобильной аварии. В то же время от
явной тревоги по поводу самого несчастного случая, в котором-я едва
не лишился жизни, через день или два не осталось и следа. Было
понятно, что тревоге удалось превратиться в страх. Авария вытолк-
; нула на поверхность сознания интенсивную тревогу смерти, с кото-
рой я "справился" главным образом путем смещения - отщепив ее от
1 подлинного источника и связав с подходящей конкретной ситуацией.
1 Таким образом, первичная тревога смерти, просуществовав короткое
1 время, трансформировалась в более мелкие страхи - страх потери са-
1моуважения, отвержения другими людьми, унижения.
1 Я справился со своей тревогой, иначе говоря, "переработал" ее.
. Но я не устранил ее, и она давала знать о себе еще месяцы спустя.
r После проработки "ланчевой" фобии возник ряд других страхов - страх
вождения машины, страх езды на велосипеде. А когда через несколько
месяцев я встал на лыжи, то оказался настолько осторожным и опас-
ливым, что от моих лыжных навыков и радостей мало что осталось.
: Но все эти страхи были локализуемы в пространстве и времени, с ними
: можно было делать что-то целенаправленное. Они были досадными,
> но не угрожали моему существованию, не были базовыми.
Кроме этих страхов, я заметил еще одну перемену: мир стал ка-
заться ненадежным. Он утратил свою домашность; опасность могла
прийти откуда угодно. Характер реальности стал другим: я пережи-
вал в ней то, что Хайдеггер называл "зловещностью" ("unheimlieli"),
-иначе говоря, я стал ощущать себя "в мире неуютно". Хайдеггер счи-
тал это (и я присоединяюсь к нему) закономерным следствием созна-
вания смерти.
Другое свойство тревоги смерти, часто приводившее к путанице в
1 специальной литературе, - то, что она может переживаться на MHO-
1, гих различных уровнях. Как я уже сказал, человек может бояться акта
\ умирания, боли и страдания при умирании; может сожалеть о неза-
. конченных делах или об исчезновении личностного опыта: может,
наконец, взирать на смерть рационально и бесстрастно, подобно эпи-
курейцам, считавшим, что смерть не страшна просто потому, что "где
. есть я, там нет смерти; где есть смерть - нет меня. Поэтому смерть -
ничто для меня" (Лукреций). Однако не следует забывать, что все
это - результат сознательной взрослой рефлексии феномена смерти,
ни в коей мере не тождественный живущему в бессознательном при-
митивному ужасу смерти - ужасу, составляющему часть самой ткани
бытия и развивающемуся очень рано, еще до формирования четких
понятий, тому зловещему, цепенящему, примитивному ужасу, ко-
торый существует до и вне всякого языка и образа.
Клиницист редко сталкивается с тревогой смерти во всей полно-
те, поскольку она модифицируется стандартными защитами (такими
как вытеснение, смещение, рационализация), а также некоторыми
другими, характерными только для нее (см. главу 4). Разумеется, это
обстоятельство не должно слишком нас обескураживать: его не мо-
53
жет отменить никакая теория тревоги. Первичная тревога всегда транс-
формируется во что-либо не столь ядовитое для индивида -на то и
существует вся система психологических защит. Говоря во фрейдист-
ских терминах: клиницист редко может наблюдать незамаскированную
кастрационную тревогу, обычно он имеет дело с некой ее трансфор-
мацией. Например, пациент-мужчина может страдать женофобией,
или бояться соперничества с мужчинами в определенных социальных
ситуациях, или иметь склонность к получению сексуального удовлет-
ворения иным путем, чем гетеросексуальный акт.
Однако клиницист, развивший в себе экзистенциальную "установ-
ку", сможет распознавать тревогу смерти и в "переработанном" виде,
и его изумит частота и разнообразие форм ее проявления. Позволь-
те привести некоторые клинические примеры. Недавно я работал с
двумя пациентками, которые жаловались отнюдь не на экзистенциаль-
ную тревогу, а на мучительные, но вполне банальные проблемы от-
ношений.
Джойс, тридцатитрехлетняя преподаватель университета, находи-
лась в процессе мучительного развода. У них с Джеком было первое
свидание, когда ей было пятнадцать лет, и в двадцать один она выш-
ла за него замуж. Три года назад, после нескольких лет трудного бра-
ка, они разошлись. Но, хотя у Джойс сложились удовлетворяющие
ее отношения с другим мужчиной, она никак не могла оформить раз-
вод. Собственно, ее главной жалобой в начале терапии было то, что
при разговоре с Джеком она всякий раз начинала рыдать и ничего не
могла с этим поделать. Исследование ее реакции плача позволило
раскрыть несколько важных факторов.
Во-первых, для нее было крайне важно, чтобы Джек продолжал
ее любить. Сама она уже не любила его и не нуждалась в нем, но очень
хотела, чтобы он часто о ней думал и любил ее так, как никогда
никакую другую женщину. Я спросил: "Почему?" - "Каждый хотел
бы, чтобы его помнили, - был ответ, - это способ оставить себя в
потомстве". Она напомнила мне, что еврейский ритуал Каддиш ос-
нован на представлении: пока человека помнят его дети, он продол-
жает существовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100