позволяли на это надеяться.
Каждая из этих трех пациенток была вовлечена в отношения, при-
даявшие ей значительные страдания; каждая понимала, что продол-
?ние этих отношений для нее разрушительно. Каждая безрезультат-
> пыталась освободиться; по сути, эти тщетные попытки составляли
авную тему терапии для всех трех женщин. Почему расторжение
дюшений оказывалось таким трудным? Что так крепко привязывало
[ к другому человеку? Проблемы всех трех пациенток объединены
отой, вполне очевидной темой, которая в каждом случае быстро
вновилась заметной, как только я просил пациентку рассказать, что
риходит ей в голову при мысли об отделении от партнера.
и Бонни двадцать лет состояла в браке с человеком, который при-
Ямал за нее все решения. Он мог все, и он о ней "заботился".
конечно - как она узнала после их расставания, - личностный рост
Самодостаточность объекта "заботы" неминуемо ограничиваются. Но
atb, что есть кто-то, кто в любой момент защитит и спасет, - это
: успокаивает. Бонни была серьезно больна и даже после десяти лет
цельной жизни упорно продолжала верить, что "там" есть муж,
орый заботится о ней. Всякий раз, когда я убеждал ее поразмыш-
ь о жизни без его присутствия (я имею в виду символическое при-
ствие; что касается значимого физического присутствия, к кото-
"лу трудно отнести визиты к общей стиральной машине и несколько
вольно механических соитий, то оно отсутствовало уже годы и
1Д.Ы), она испытывала сильную тревогу. Что делать в критической
йгуации? Кому позвонить? Жизнь без него будет невыносимо оди-
кой. Несомненно, он являлся символом, спасавшим ее от осоз-
Цшя жесткой реальности: "там" никого нет, "критическая ситуация"
1,избежна, и ни один человек, реальный или символический, не
йбавит от нее.
1 Долорес, подобно Бонни, панически боялась остаться одна. При-
1м, что муж невообразимо ограничивал и сковывал ее, она пред-
читала тюрьму своего замужества тому, что сама назвала "свободой
й1иц". По ее словам, она стала бы не чем иным, как парией, чле-
м бесчисленной армии неудачниц, находящихся в постоянном по-
Це случайного одинокого мужчины. Достаточно было во время те-
певтической сессии попросить ее поразмышлять об отделении от
жа, чтобы вызвать тяжелый приступ тревожной гипервентиляции.
Марта позволила будущему управлять своей жизнью. Когда бы я
1 предлагал ей поразмыслить о перспективе прекращения отноше-
1 с ее безответственным любовником, она неизменно отвечала: все,
она может себе представить, это "шестьдесят три, и завтрак в
157
одиночестве". На мой вопрос о том, как она определяет ответствен-
ность, она заявила: "Это уверенность, что мне никогда не придется
жить одной или умереть одной". Мысль о том, чтобы обедать или идти
в кино в одиночестве, наполняла ее стыдом и страхом. Чего же она
на самом деле хотела от отношений? "Чтобы я могла получить помощь.
о которой не надо просить".
Марту преследовал постоянный отчаянный страх будущего одино-
чества. Подобно многим невротикам, она в действительности не жила
в настоящем, пытаясь вместо этого вновь обрести прошлое (то есть
успокаивающую связь с матерью) в будущем. Страх и эмоциональ-
ная потребность Марты были так велики, что полностью блокирова-
ли для нее возможность установления приятных отношений с мужчи-
ной. Она слишком боялась одиночества, чтобы прекратить текущие
неудовлетворительные отношения, а ее эмоциональные требования
были настолько велики, что отпугнули потенциальных партнеров.
Таким образом, каждую из этих женщин связывали не собственно
отношения, а ужас перед тем, чтобы остаться одной, прежде всего -
перед отсутствием магического, могущественного другого, который
постоянно витает вокруг нас, наблюдает за нами, предвосхищает наши
нужды, обеспечивает каждому из нас избавление от смертной доли.
То, что вера в конечного спасителя может вовлекать человека в
очень ограничивающие отношения, особенно ярко иллюстрируется
отношениями некоторых взрослых с их стареющими родителями.
Сорокалетняя Ирен и ее мать в течение долгого времени были связа-
ны интенсивными амбивалентными отношениями. Мать была враж-
дебна, требовательна и хронически подавлена; Ирен чаще всего чув-
ствовала к ней большей частью отвращение и сильнейший гнев.
Однако когда мать стала жаловаться на условия своей жизни, Ирен
пригласила ее жить вместе с ней, что означало переезд из одного конца
страны в другой. В этот период Ирен проходила терапию, однако не
обсуждала с терапевтом свое решение пригласить мать к себе до тех
пор, пока не выслала приглашение. Похоже было, что она сознает
саморазрушительность своего поступка, но чувствует себя принужден-
ной так действовать, и потому она не хочет, чтобы кто-то ее разубеж-
дал. Вскоре после приезда матери у Ирен наступила декомпенсация:
появились приступы сильной тревоги, бессонница, произошла ост-
рая вспышка астмы. Пока терапия фокусировалась на маневрах мате-
ри, продуцирующих у Ирен чувство вины, на навязчивости и ядови-
том нраве последней, мы не двигались с места. Прогресс наметился
тогда, когда мы переключились на другой вопрос - вопрос, крити-
ческий для понимания мучительных отношений многих взрослых лю-
дей с их родителями: почему мать так важна для Ирен? Почему она
ает себя ответственной за счастье собственной матери и обязан-
1й его обеспечить? Почему она не могла психологически освободиться
р своей матери?
, Когда я попросил Ирен поразмышлять о складе ее жизни без мате-
>, ее первая ассоциация была интересна: "Без матери никому не будет
эта до того, что я ем!" Мать постоянно витала где-то над ее правым
дечом, следя за питанием Ирен и делая заметки на эту тему. На
онательном уровне Ирен неизменно испытывала ярость от присут-
вия матери; однако теперь она поняла, что на более глубинном уров-
; оно действовало успокоительно. Из того, что мать контролирова-
1 ее питание, следовало, что она гарантирует благополучие дочери и
(ругих сферах жизни. Ирен нужна была мать не только живая, но и
ергичная: на глубинном уровне у нее вызывали беспокойство при-
аки немощи, апатии, подавленности матери.
К целостному представлению о психопатологии
Из дидактических соображений я рассмотрел по отдельности две
новные стратегии преодоления тревоги смерти и представил винь-
ки историй пациентов, демонстрирующие крайние формы той или
р1ой базовой защиты; теперь настало время интегрировать их. Разу-
1тся, у большинства пациентов не наблюдается ясной и однонап-
ленной клинической картины. Стремясь отгородиться от тревоги,
обычно используем не одну монументальную защиту, а множе-
о переплетенных между собой защит. Большинство людей защи-
ются от тревоги смерти как с помощью иллюзорного убеждения в
эственной неуязвимости, так и опираясь на веру в существование
Цяечного спасителя. До сих пор я говорил об этих двух защитах как
диалектически противоположных, но в действительности они тес-
взаимосвязаны. Мы уникальны и бессмертны и обладаем мужс-
ком индивидуально выделиться из человеческой массы именно по-
fiMy, что некое всемогущее существо или сила постоянно печется о
1шем благополучии. Именно потому, что мы представляем собой
мкальные и особые существа, нам посвящены специальные силы
вселенной. Наш конечный спаситель, хоть он и всемогущ, в то
1 время является нашим вечным слугой.
Отто Ранк (Otto Rank) в глубоком обзоре, озаглавленном "Страх
1зни и страх смерти" ("Life Fear and Death Fear"), постулировал
зисную динамику, которая позволяет понять отношения между двумя
датами. По мнению Ранка, в человеке существует первичный
проявляющийся иногда как страх жизни, иногда - как страх
159
смерти. Под "страхом жизни" Ранк подразумевал тревогу, связанную
с перспективой "утраты связи с большей целостностью". Страх жиз-
ни - это страх встречи с жизнью в качестве изолированного существа,
это страх индивидуации, "движения вперед", "выделения из приро-
ды". Ранк полагал, что прототипически страх жизни связан с про-
цессом "рождения", первичной травмой и первичной сепарацией.
"Страхом смерти" Ранк называл страх исчезновения, потери индиви-
дуальности, растворения отдельного существа - возвращения его це-
лостности.
Ранк утверждал, что "Индивида всю его жизнь швыряет между
этими двумя возможностями страха, двумя полюсами страха...". Че-
ловек пытается отделиться, индивидуироваться, утвердить свою авто-
номию, продвигаться вперед, реализовать свой потенциал. Однако
наступает момент, когда у него возникает страх перед лицом жизни.
Индивидуация, выход из массы вовне, или, как я назвал это в дан-
ной главе, утверждение своей исключительности, не дается даром, а
влечет за собой полное переживаний страха и одиночества, чувство
незащищенности. Индивид может смягчить это ощущение, поменян
направление своего пути на противоположное - отступая "назад",
отрекаясь от индивидуации, находя комфорт в слиянии, растворении
себя, отдании себя другому. Однако комфорт нестабилен, посколь-
ку эта альтернатива также пробуждает страх - страх смерти: капиту-
ляции, стагнации и, в конечном счете, состояния неживой материи.
Между этими двумя полюсами страха - страхом жизни и страхом
смерти - индивид раскачивается всю свою жизнь.
Предлагаемая мной парадигма парных защит - собственной исклю-
чительностью и конечным спасителем - не идентична диалектике
страха жизни и страха смерти, сформулированной Ранком, однако они
явно имеют общую зону. Полюсы страха Ранка близко соответству-
ют границам защит, которые заложены в них самих. "Тревога жиз-
ни" порождается защитой с помощью исключительности: это цена,
которую мы платим за то, что, ничем не огражденные более, отде-
ляемся от природы. "Тревога смерти" - это "налог" со слияния: когда
человек отказывается от автономии, он теряет себя и претерпевает
своего рода смерть. В результате возникает колебательное движение:
мы движемся в одном направлении до тех пор, пока обусловленная
защитой тревога не перевесит даруемое ею же облегчение, после чего
меняем курс и движемся в обратную сторону.
Некоторые из уже представленных мной клинических примеров
демонстрируют это колебательное движение. Вспомним случай Лины.
которая предпочла "законсервироваться" в подростковой фазе, что-
бы избежать тревоги. Она постоянно пыталась слиться с каким-ни-
удь спасителем. Однако нередко жизненная ситуация ужасала ее, и,
епляясь за других, она в то же время упорно бунтовала против них.
Цца жаждала близости; но стоило предложить ей близость, как она
шсалась бегством. Возникало впечатление, что значительная часть
.энергии затрачивается на избегание "тревоги жизни", сопутствую-
щей изменению и росту. Она искала мира, комфорта и безопаснос-
? но когда получала их, ее охватывала тревога смерти. Она ненави-
та сон и вообще всякую неподвижность и, чтобы избежать этого,
сдавалась лихорадочной активности - нередко, например, бесцель-
1 гоня автомобиль всю ночь.
Вспомним Карен, которая была мазохистична и ради моих объя-
й готова была при необходимости приносить себя в жертву. Ее пу-
"т и собственные устремления. Слияние с другим означало комфорт
безопасность, но оно означало также потерю себя. Одно из ее сти-
эрений ярко выражает эту дилемму:
Я хочу встряхнуться, как собака, выходящая из воды,
Чтобы освободиться от вашего влияния.
Мне было слишком свободно с вами,
я слишком приблизила вас к своему сердцу.
И оно прилепилось к вам, как плоть к холодному металлу.
Проявите ко мне теплоту и отпустите меня.
Чтобы освободиться, я должна разорвать свою плоть,
Нанести раны. которые не исцелятся.
Не этого ли вы хотите от меня?
Колебание между слиянием и отделением нередко с особенной
стой демонстрируется на сеансах семейной терапии, когда основная
юблема связана с подростком, готовящимся оставить дом. В одной
таких семей, с которой я работал, Дон, девятнадцатилетний иден-
фицированный пациент, как будто был сыт по горло родительским
Ьнтролем над его жизнью. Судорожно пытаясь стать самому себе
зяином, он, в частности, требовал, чтобы родители не участвова-
( в выборе колледжа и в процедуре принятия в колледж. В то же
емя он слишком долго медлил и упустил время поступления в кол-
дж, который сам выбрал, решив в результате остаться дома и по-
дать местный двухгодичный колледж.
Дома присутствие Дона порождало хаос. Его отношение к свободе
появлялось бурно, но было амбивалентным. Болезненно чувствитель-
iu к любым действиям родителей, хотя бы отдаленно намекавшим
! ограничение его свободы, он в то же время скрыто, но недвусмыс-
IHHO просил, чтобы его ограничивали. Так, он допоздна слушал
1зыку на оглушительной громкости; требовал, чтобы ему разреши-
пользоваться семейным автомобилем, а добившись своего, гонял
161
машину на полном газу, визжа тормозами на крутых виражах, и не-
редко возвращался с опустошенным баком, так что его отец едва мог
на следующее утро доехать до заправочной станции. Дон требовал
деньги для встреч с девушками, но "нечаянно" оставлял презервати-
вы на туалетном столике, чтобы его строгие родители-мормоны мог-
ли ими полюбоваться.
Дон требовал свободы, но не мог ею воспользоваться. Множество
раз он в гневе уходил из дома, на несколько дней, находя приют у
друга, но никогда всерьез не думал о том, чтобы поселиться отдель-
но. Его родители были богаты, но он не мог позволить им платить за
свою квартиру и не мог оплачивать ее сам. (Он заработал летом зна-
чительную сумму денег, но отказывался их тратить, желая сберечь до
того времени, когда они ему "по-настоящему" понадобятся.) Дон
жаждал свободы и боролся за нее, но одновременно как бы говорил
своим родителям: "Я - незрелый, безответственный, опекайте меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100