Для любого из нас такая полная, беззащитная
элированность индивидуации слишком ужасна, чтобы быть перено-
мой. Когда нашей веры в личную исключительность и неуязвимость
азывается недостаточно, чтобы обеспечить необходимое нам избав-
Ьние от боли, мы обращаемся к другой фундаментальной системе
зицания - вере в персонального спасителя.
Конечный спаситель
Онтогенез воссоздает филогенез. Эволюция видов отображена и в
1изическом, и в социальном развитии индивида. Ни один социальный
эибут не демонстрирует этот факт с такой очевидностью, как чело-
145
веческая вера в существование всемогущего персонального заступни-
ка - в силу или сущность, всегда видящую, любящую и защищаю-
щую нас. Она может позволить нам подойти очень близко к краю
бездны, но в конце концов все равно нас спасет. Фромм характери-
зует эту мифическую фигуру как "магического помощника", Мас-
серман - как "всемогущего слугу"". В третьей главе я проследил
возникновение этой системы верований к раннему детству: подобно
вере в персональную исключительность, она укоренена в событиях
раннего детства, когда родители, казалось, постоянно заботились и
удовлетворяли любую потребность. Несомненно, на заре письменной
истории человечество уже было привержено вере в персонального
бога - существо, которое могло быть любящим, устрашающим, пе-
ременчивым, суровым, умиротворенным или разгневанным, но ко-
торое в любом случае всегда тут. Ни одна из ранних культур не пред-
ставляла человека одиноким в безразличном к нему мире.
Некоторые люди находят своего спасителя не в некоем сверхъес-
тественном существе, а в своем земном окружении, в виде лидера или
какого-либо высокого дела. На протяжении тысячелетий люди таким
образом побеждали страх смерти, принося свою свободу и саму жизнь
на алтарь какой-либо высшей фигуры или персонифицированной идеи.
Толстой остро сознавал человеческую потребность в создании бого-
подобной фигуры, чтобы затем можно было греться в лучах иллюзор-
ной безопасности, исходящих от собственного творения. Вспомним
в "Войне и мире" экстатический восторг Ростова на поле битвы при
мысли о близости царя:
"...Он весь поглощен был чувством счастия, происходя-
щего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою
близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он
был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого
свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядыва-
ясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение.
И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей
приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому,
что по мере приближения все светлее, радостнее, значитель-
нее и праздничнее делалось вокруг него. Все ближе и бли-
же подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вок-
руг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он
уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит
его голос - этот ласковый, спокойный, величественный и
вместе с тем столь простой голос... И Ростов встал и пошел
бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счас-
тие умереть, не спасая жизнь (об этом он не смел и меч-
тать), а просто умереть в глазах государя. Он действитель-
но был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в
надежду будущего торжества. И не он один испытывал это
чувство в те памятные дни, предшествовавшие Аустерлиц-
кому сражению: девять десятых людей русской армии в то
время были влюблены, хотя и менее восторженно, в свое-
го царя и в славу русского оружия".
"...По мере приближения все светлее, радостнее, значительнее и
Ьздничнее делалось вокруг него. Все ближе и ближе подвигалось это
янце..." С великолепной ясностью Толстой изобразил защитный
Статический восторг - конечно же, не только русского солдата, но
Пионов и легионов обычных людей, которых терапевты встречают в
1вседневной клинической работе,
.Защитная вера в спасителя
ftu личностные ограничения
IB целом вера в конечного спасителя как защита менее эффектив-
II чем вера в собственную исключительность. Она не только менее
1очна, но и по сути своей накладывает более значительные ограни-
йия на личность. Ниже я расскажу об эмпирических исследовани-
, демонстрирующих эту неэффективность. Впрочем, более ста лет
ад Кьеркегор понял ее интуитивно. У него есть любопытное выс-
нлвание, сопоставляющее опасности "рисковать" (отделения, ин-
видуации, исключительности) и не рисковать (слияния, принад-
юсти чему-либо, веры в конечного спасителя):
"...Рисковать опасно. И почему? Потому что можно про-
играть. Не рисковать - разумно. Однако, не рискуя, ужас-
но просто лишиться того, что было бы трудно проиграть даже
в самом рискованном предприятии, - собственного "я".
Ибо если я рисковал и совершил промах - что ж, жизнь по-
может мне наказать себя. Но если я не рисковал вовсе - кто
тогда поможет мне? Пусть даже, не рискуя совсем в высшем
смысле слова (д рисковать в высшем смысле слова означает
не что иное, как осознать себя), я получил все земные бла-
га... и потерял себя. Что тогда?"
147
Оставаться погруженным в другого, "не рисковать" значит подвер-
гнуться величайшей опасности из всех возможных - потери себя,
отказа от исследования и развития своего многогранного внутреннего
потенциала.
Слишком большие ожидания от веры в спасителя ведут к тяжелым
ограничениям в жизни. Так было в случае Лины, тридцатилетней
участницы терапевтической группы. Лина находилась в состоянии
глубокой подавленности, преследуемая суицидальными идеями и ча-
сто впадавшая в депрессивный ступор, когда она целыми днями не
вставала с постели. Она жила очень изолированно, в основном про-
водя время одна в своей скудно меблированной комнате. Внешний
облик Лины был примечателен: всем - от небрежных белокурых ло-
конов до декорированных джинсов и куртки в стиле "жертва боевых
действий", до юношеской манеры держаться и доверчивости - она
напоминала девочку в среднеподросткового возраста. Она потеряла
мать в пять лет, отца - в двенадцать и выросла чрезмерно привязан-
ная к дедушке с бабушкой и другим родительским "заместителям".
По мере того, как дедушка и бабушка старели и слабели, у нее раз-
вивался ужас перед телефоном (некогда принесшим известие о смер-
ти отца), и Лина стала отказываться брать трубку, чтобы не услышать
о смерти своих стариков.
Лина открыто боялась смерти и избегала всякого соприкосновения
с темой смерти. Она пыталась укротить свой ужас самым неэффек-
тивным и магическим способом - способом, который я встречал у
многих пациентов, - она пыталась избежать смерти, отказываясь жить.
Подобно Оскару из "Жестяного барабана" Гюнтера Грасса, она хоте-
ла остаться ребенком, чтобы победить время, заставить его замереть
навсегда. Она посвятила себя избеганию индивидуации и искала бе-
зопасности путем растворения в фигуре защитника. Члены терапев-
тической группы, взаимодействуя друг с другом в групповом "здесь и
сейчас", обнаруживают свои психологические защиты - это аксио-
ма групповой терапии. В процессе групповой работы защитная уста-
новка Лины ярко проявилась. Однажды в начале сессии она объяви-
ла, что в предыдущий уик-энд попала в серьезную автомобильную
аварию. Лина направлялась навестить друга, живущего в городе за 150
миль отсюда, и в результате ее грубого недосмотра машина съехала с
дороги, перевернулась, и она едва избежала гибели. В качестве ком-
ментария она добавила: как было бы хорошо и легко не приходить в
сознание.
Члены группы отреагировали адекватно. Они были озабочены и
испуганы за Лину. Они наперебой старались поддержать и утешить ее.
Терапевт делал то же самое, пока не начал про себя анализировать
происходящее. Лина постоянно умирала, постоянно пугала группу,
постоянно привлекала массивную заботу других участников. По сути,
. в первые месяцы пребывания Лины в группе они отвечали за то, что-
бы она жила, принимала пищу, не покончила с собой. Терапевт га-
!дал: "Происходит ли когда-нибудь у Лины что-то хорошее?"
f Лина попала в аварию на пути к другу. И внезапно терапевт задал
1се6е вопрос: "К какому другу?" Лина упорно предъявляла себя груп-
1пе как одинокого человека, не имеющего ни друзей, ни родственни-
чков, ни даже знакомых. Однако же, по ее словам, она отправилась
[за 150 миль, чтобы навестить друга. В ответ на вопросы терапевта она
сказала, что да, у нее есть друг; да, она проводила с ним все уик-
S энды в течение последних месяцев; наконец - да, он собирается же-
.ниться на ней. Она предпочитала не делиться этой информацией с
группой. Причины очевидны: для Лины в группе был важен не рост,
а выживание, для которого ей казалось необходимым домогаться за-
боты и защиты от группы и терапевта. Ее основная задача состояла в
, том, чтобы вечно обеспечивать себе протекцию, она не должна была
обнаруживать признаков роста или изменения, иначе членам группы
. и терапевту могло прийти в голову, что она достаточно благополучна
для завершения терапии.
В течение групповой терапии Лина ощущала себя подвергающей-
; ся серьезной угрозе в результате инцидентов, бросающих вызов ее глав-
ной защитной системе, то есть вере в то, что источник помощи на-
ходится вовне и единственная гарантия безопасности - постоянное
присутствие спасителя. Пылкое стремление Лины к слиянию с тера-
певтом привело ко многим трансферентным искажениям, непрестанно
требовавшим внимания в терапии. Она была чрезвычайно чувствитель-
на к любому знаку отвержения с его стороны и остро реагировала на
признаки его смертности, несовершенства или недоступности. Она
больше других участников бывала встревожена (и рассержена), когда
он брал отпуск, заболевал, в групповой ситуации явно ошибался или
терялся. Как я продемонстрирую в следующей главе, значительная
часть терапевтической работы с пациентами, имеющими гипертрофи-
рованную потребность в конечном спасителе, посвящена анализу пе-
реноса.
Крах спасителя
Вера в конечного спасителя в течение долгих периодов жизни фун-
кционирует гладко и незаметно и служит источником немалого уте-
шения. Как правило, люди не сознают структуру своих верований,
149
пока те не перестают выполнять свою задачу; иначе говоря, как вы-
разился Хайдеггер, пока не происходит "сбой в механизме". Суще-
ствует множество возможностей для сбоя и множество форм патоло-
гии, связанных с крахом защиты.
Смертельные болезни. Может быть, самым тяжелым испытанием
для действенности иллюзии конечного спасителя является смертель-
ная болезнь. Многие, кому это выпадает, значительную часть энер-
гии расходуют на поддержание своей веры в присутствие и могуще-
ство защитника. Поскольку врач - ближайший кандидат на роль
спасителя, отношения пациента с доктором становятся психологически
нагруженными и сложными. Мантия спасителя на враче появляется
отчасти потому, что пациент хочет этого. Однако, с другой сторо-
ны, доктор с удовольствием наряжается в это одеяние, поскольку
играть Господа Бога - это его метод усиливать веру в собственную
исключительность. И то, и другое приводит к одному результату:
доктор воспринимается более могущественным, чем в реальности, а
отношение пациента к нему нередко отмечено иррациональным по-
слушанием. Нередко пациенты, страдающие смертельной болезнью,
очень опасаются рассердить или разочаровать доктора; они извиняют-
ся перед ним за то, что отнимают у него время, и настолько волну-
ются в его присутствии, что забывают задать подготовленные заранее
безотлагательные вопросы. (Некоторые больные пытаются преодолеть
эту проблему, заготавливая список вопросов, которые нужно задать
врачу.)
Для пациентов столь важно сохранить представление о могуществе
их врачей, что они не подвергают его испытанию и не оспаривают.
Более того, многие из них обеспечивают своему доктору роль успеш-
ного целителя таким высоко магическим способом, как утаивание от
него важной информации о своем психологическом и даже физичес-
ком неблагополучии. Таким образом, зачастую врач последним уз-
нает об отчаянии своего больного. Вполне способный открыто гово-
рить о своем страдании с медицинскими сестрами и социальными
работниками, пациент в присутствии доктора всячески изображает
оптимизм и мужество, позволяя последнему заключить, что тот справ-
ляется с ситуацией наилучшим образом. (В связи с этим не так уж
удивительно распространенное нежелание врачей направлять смертель-
но больных пациентов на психотерапию.)
Люди цепляются за свое отрицание с разной силой. Однако в конце
концов всякое отрицание сокрушается под натиском реальности.
Кюблер-Росс, например, утверждает, что за многие годы своей прак-
тики она встретила лишь несколько человек, сохранявших отрицание
в момент смерти. Когда пациент узнает, что ему не поможет ни те-
певтическое, ни хирургическое лечение, он реагирует на это как на
гастрофу. Он испытывает гнев, чувствует себя обманутым и пре-
Цнным. Однако на кого ему злиться? На космос? На судьбу? Мно-
гие пациенты злятся на доктора, не оправдавшего их ожиданий - не
-медицинском смысле, а в том, что он не воплотил их личный миф
Оконечном спасителе.
Депрессия. Сильвано Ариети (Silvaiio Arieti) в своем исследовании
вц. страдающих психотической депрессией, описывает предшеству-
щий центральный мотив, или жизненную идеологию - то, что "го-
овит почву" для наступления депрессии. Его пациенты вели опос-
здованное существование: они жили не для себя, а для "доминиру-
яцего другого" или "доминирующей цели". Эти две идеологии, как
аи описаны у Ариети, очень сходны с охарактеризованными мною
,умя видами защит от смерти, хотя используемые нами системы тер-
пюв различны. Индивид, живущий ради "доминирующей цели", по
та, строит свою жизнь на убежденности в своей личной исключи-
льности и неуязвимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100