...Так это
или нет, человеку хорошо бы вести себя так, как если бы это было
правдой"".
Мысль Манна о том, что "конечным замыслом был именно чело-
век", является центром системы представлений о творческом смыс-
ле, постулированной Пьером Тейяром де Шарденом, теологом XX
века, который в своей замечательной книге "Феномен человека".
сформулировал идею эволюционного синтеза. Тейяр де Шарден в
своем законе "контролируемой сложности" высказал предположение
о космической согласованности: жизнь - это единая сущность, весь
живой мир - это "единый и гигантский организм, подвергающий-
ся воздействию эволюционного процесса, направление которого пред-
определено. Таким образом, вся эволюция является ортогенетичес-
ким процессом, и как конечный результат этого процесса для
одиночного развивающегося организма детерминирован внутренними
факторами организма, так же обусловлен предопределенными факто-
рами и конечный результат космического эволюционного процесса -
процесса, которому предназначено завершиться человеком в абсолют-
ном состоянии любви и духовного единства.
Перевод А.И. Немировского.
Идеи мира как единого организма придерживались многие первобытные куль-
туры; такой взгляд на мир преобладал в Западной Европе до XVI века. Подобное
представление о космическом смысле давало прочное и вполне практическое ощу-
щение земного смысла: каждый человек с рождения знал, что он является частью
большей целостности и должен жить во благо мегаорганизма. Это позволило в XVIII
веке Александру Поупу в его "Эссе о человеке" провозгласить, что "частичное зло
служит универсальному добру",
Согласно Тейяру де Шардену, каждый индивид, играя свою осо-
бую роль в общем предприятии, обладает личным ощущением смыс-
ла: "Хотя только малая часть тех, кто пытается добраться до высот
человеческого достижения, подходит сколько-нибудь близко к верши-
не, крайне необходимо, чтобы поднимающихся было много. Иначе
вершины может не достигнуть никто. Многочисленные заблудивши-
еся и забытые прожили не зря, ведь они тоже совершили попытку
подняться" ". Следовательно, существует совместный, общий вход в
царство сверхчеловеческого. "Врата будущего примут только всех
вместе, продвигающихся в направлении, где все вместе смогут соеди-
ниться и осуществить себя в духовном обновлении земли".
Секулярный личный смысл
Личный смысл в отсутствие космического смысла. Людей чрезвы-
чайно утешает вера в существование некоего высшего целостного пла-
на, в котором каждый индивид играет свою особую роль. Она дает
человеку не только цель и роль, но также набор инструкций о том,
как ему следует прожить жизнь. Космические религиозные взгляды
составляли фундаментальную часть системы верований в западном мире
в период времени, закончившийся примерно триста лет назад, когда
эти воззрения начали подвергаться натиску как со стороны расцвета-
ющего научного подхода, так и с позиций кантовского сомнения в
существовании фиксированной объективной реальности. Чем боль-
ше ставилось под сомнение существование чего-либо непостижимого
для человека - сверхъестественного или иного абстрактного абсолю-
та, - тем труднее становилось людям воспринимать космическую смыс-
ловую систему.
Но смысловые системы нельзя отвергать без какого-либо замени-
теля. Вероятно, мы можем обойтись без ответа на вопрос, почему мы
живем, но нам нелегко было бы так же поступить с вопросом о том,
как нам жить. Современные светские люди должны решать задачу
нахождения некоего направления в жизни в отсутствие внешнего ма-
яка. Как человеку построить для себя смысл, достаточно прочный,
чтобы поддерживать его жизнь?
Смысл в абсурдном мире. Камю и Сартр. Позвольте мне начать с
исследования вклада Альбера Камю и Жан-Поля Сартра, двух выдаю-
щихся мыслителей, которые сумели "вписать" нас в угол бессмыслен-
ности в XX веке. Как они обращались с проблемой смысла жизни?
Камю использовал слово "абсурд" для описания фундаментальной
ситуации человека в мире - ситуации трансцендентного ищущего
477
смысл существа, которое должно жить в мире, не имеющем смыс-
ла. Камю утверждал, что мы - нравственные существа, требующие
от мира основы для нравственного суждения, то есть смысловой сис-
темы, в которой есть эксплицитная калька ценностей. Но мир ее не
предоставляет, он полностью безразличен к нам. Напряжение между
устремлением человека и безразличием мира и есть то, что Камю на-
зывал "абсурдной" человеческой ситуацией.
Но что нам тогда делать? Нет ориентиров? Нет ценностей? Ничего
правильного и неправильного? Нет добра и зла? Если нет абсолютных
критериев, тогда ничто не является более важным или менее важным,
все безразлично. В своих романах "Счастливая смерть" и "Посторон-
ний" Камю изобразил индивидов, живущих в состоянии ценностного
нигилизма. Мерсо из "Постороннего" существует вне нравственного
мира. "Мне все равно", - то и дело говорит он. Он присутствует на
похоронах своей матери, спаривается, работает и убивает араба на
пляже все в том же состоянии глубокого безразличия.
Раньше, в своем эссе "Миф о Сизифе" Камю исследовал свою
внутреннюю напряженность между нигилизмом и этическими требо-
ваниями и постепенно начал создавать новое, секулярное, основан-
ное на гуманизме видение личного смысла жизни и вытекающую из
него систему жизненных ориентиров. Согласно его новой позиции,
мы можем созидать новый смысл жизни, любя свои "ночи отчаяния",
погружаясь в водоворот бессмысленности и достигая позиции герои-
ческого нигилизма. Камю считал, что человек может полностью осу-
ществиться, лишь живя с достоинством перед лицом абсурдности.
Безразличие мира может быть преодолено бунтом, гордым бунтом
человека против собственной ситуации. "Нет ничего равного зрели-
щу человеческой гордости". "Нет судьбы, которую нельзя победить
презрением"".
Дальнейшее формирование взглядов Камю происходило под влия-
нием второй мировой войны, когда он участвовал во французском
Сопротивлении; аутентичный бунт против абсурда он видел как брат-
ский бунт - бунт во имя солидарности людей. В романе "Чума" Камю
описал множество человеческих реакций на чуму (эпидемия чумы, о
которой идет речь в книге, является метафорой нацистской оккупа-
ции Франции и, сверх того, всех форм несправедливости и бесчело-
вечности). Персонаж, который, по-видимому, наилучшим образом
олицетворяет идеализированный образ "я" автора - доктор Риэ, не-
утомимый борец с чумой, неизменно проявляющий мужество, энер-
гию, любовь и глубокую эмпатию по отношению к многочисленным
жертвам чумы.
Подводя итог, скажем, что Камю начал с позиции нигилизма -
позиции, на которой его приводило в отчаяние отсутствие смысла (и
следовательно, отсутствие цели и ценностей) в мире - и скоро доб-
ровольно принял систему личного смысла, систему, которая вклю-
чает в себя ясные ценности и руководства для поведения: мужество,
гордый бунт, братскую солидарность, любовь, светскую святость.
Сартр провозглашал бессмысленность мира с большей безоговороч-
ностью, чем какой-либо другой философ нынешнего века. По пово-
ду смысла жизни он высказывается лаконично и жестко: "Все сущее
рождено без причины, продолжается в слабости и умирает случайно.
...Бессмысленно то, что мы рождаемся, бессмысленно, что умира-
ем". Взгляд Сартра на свободу (обсуждавшийся мною в главе 6) не
оставляет места ни для ощущения личного смысла, ни для каких-либо
ориентиров в выборе поведения, неудивительно, что многие филосо-
фы сильно критиковали философскую систему Сартра прежде всего из-
за отсутствия в ней этического компонента. Смерть Сартра в 1980 г.
завершила его чрезвычайно продуктивный профессиональный путь, и
давно обещанный им трактат по этике уже никогда не будет написан.
Однако в своей беллетристике Сартр часто изображал индивидов,
находящих, для чего им жить и на что опираться в жизни. Сартрове-
кое изображение Ореста, героя пьесы "Мухи" (LesMouches), особен-
но поучительно в этом смысле". Орест, выведенный из Аргоса, со-
вершает путешествие домой, чтобы найти свою сестру Электру, и они
вместе мстят за убийство своего отца (Агамемнона), убивая его убийц -
их мать Клитемнестру и ее мужа Эгисфа. Несмотря на открытые за-
явления Сартра о бессмысленности жизни, эту пьесу можно воспри-
нимать как повествование о паломничестве к смыслу. Давайте после-
дуем за Орестом, находящимся в поиске ценностей, которые могли
бы стать основой для жизни. Сначала Орест ищет смысла и цели в
возвращении к дому, корням и товариществу:
"Попытайся понять: я хочу быть человеком, который
принадлежит какому-то месту, человеком среди товарищей.
Только подумай. Даже раб, согнувшийся под своим грузом,
падающий от усталости и тупо смотрящий на землю у своих
ног, ведь даже этот бедный раб может сказать, что он в своем
городе, как дерево в лесу или лист на дереве. Вокруг него
Аргос, теплый, плотный и утешительный. Да, Электра, я
бы с радостью был этим рабом и наслаждался этим чувством
натягивания на себя города, как одеяла, и заворачивания
себя в него"".
Позже он начинает сомневаться в том, что управлял своей жиз-
нью, и осознает, что всегда делал так, как они (боги) хотели, пото-
му что стремился обрести покой в существующем положении вещей.
479
"Значит, это правильно. Жить в покое, всегда в совер-
шенном покое. Понимаю. Всегда говорить "простите меня"
и "благодарю вас". Этого хотят, а? Правильно. Их "Пра-
вильно"".
А вот момент пьесы, когда Орест расстается со своей прежней
смысловой системой и входит в кризис бессмысленности:
"Какая перемена произошла во всем .,. До сих пор я чув-
ствовал что-то теплое и живое вокруг меня, как дружеское
присутствие. Это что-то только что умерло. Какая пусто-
та. Какая бесконечная пустота".
Орест в этот момент совершает скачок, который совершил Сартр
в своей личной жизни - не в веру (хотя его аргументы едва ли можно
назвать более здоровыми, чем при скачке в веру), но во "включен-
ность", в действие, в проект. Он прощается с идеалами комфорта и
безопасности и со свирепостью крестоносца устремляется к своей
новообретенной цели:
"Слушай, есть другой путь - мой путь. Разве ты не ви-
дишь его? Он начинается здесь и ведет в город. Я должен
спуститься в глубины к вам. Потому что вы все живете на
дне ямы... Подожди. Дай мне сказать "прощай" всей лег-
кости, воздушной легкости, которая была моей. ...Идем,
Электра, смотри на наш город. ...Он отгоняет меня своими
высокими стенами, красными крышами, запертыми дверь-
ми. И все же он моя добыча. Я превращусь в топор и из-
рублю эти стены на куски...""
Новая цель Ореста быстро обретает форму, и он принимает на себя
бремя, подобное бремени Христа:
"Слушай, все эти люди, трясущиеся от страха в своих
темных комнатах - предположим, я беру на себя все их пре-
ступления. Предположим, я намерен снискать имя "похи-
тителя вины" и взвалить на себя все их угрызения совести""".
Позже Орест, бросая открытый вызов Зевсу, убивает Эгисфа. Его
слова в это время указывают на ясное ощущение цели: он выбирает
справедливость, свободу и достоинство и показывает, что знает, что
в жизни "правильно".
"Какое мне дело до Зевса? Справедливость - дело чело-
веческое, и у меня нет Бога, который учил бы меня ей. Это
правильно - истребить тебя, как грязную скотину, какой
ты являешься, и освободить людей от твоего злого влияния.
Это правильно - вернуть им их чувство человеческого дос-
тоинства".
И он рад обрести свою свободу, свою миссию и свой путь. Хотя
на Оресте теперь лежит бремя убийства собственной матери, это все
же лучше, чем не иметь никакой миссии, никакого смысла, бессмыс-
ленно брести по жизни.
"Чем тяжелее его нести, тем приятнее мне будет, пото-
му что это бремя - моя свобода. Только вчера я наудачу
бродил по земле, я топтал тысячи дорог, которые вели меня
в никуда, потому что были дорогами других людей. ...Се-
годня у меня только один путь, и лишь небу известно, куда
он ведет. Но это мой путь".
Потом Орест находит еще один - согласно Сартру, важный -
смысл: абсолютного смысла нет, он одинок и должен творить свой
собственный смысл. Зевсу он говорит:
"Вдруг из синевы на меня обрушилась свобода и сбила
меня с ног. Моя юность улетела с ветром, и я знаю, что я
один ... и ничего не осталось на небесах, ни правильного,
ни неправильного, ни того, кто отдавал бы мне приказа-
ния. ...Я обречен не иметь закона, кроме своего собствен-
ного. ...Каждый человек должен найти свой путь".
Он предлагает открыть глаза горожанам, но Зевс возражает: если
Орест сорвет пелену с их глаз, "они увидят свою жизнь такой, как
она есть - отвратительной и ничтожной". Но Орест настаивает, что
они свободны, что для них правильно взглянуть в лицо своему отча-
янию, и произносит знаменитый экзистенциальный манифест: "Че-
ловеческая жизнь начинается на дальнем конце отчаяния".
И о последней цели - самореализации - речь заходит тогда, ког-
да Орест берет за руку свою сестру, чтобы начать их путешествие.
Электра спрашивает: "Куда?" и Орест отвечает:
"К самим себе. За рекой и горами Орест и Электра ждут
нас, и мы должны проделать свой упорный путь к ним".
481
Таким образом, Сартр - тот самый Сартр, который говорит, что
"человек - это бесполезная страсть" и "бессмысленно, что мы жи-
вем, бессмысленно, что умираем", - в своей беллетристике явно
признает ценность поиска смысла и даже иногда предлагает опреде-
ленные пути этого поиска. К таким путям относятся нахождение
"дома" и товарищей в мире, действие, свобода, бунт против угнете-
ния, служение другим, просвещение, самореализация и включен-
ность - всегда и прежде всего включенность.
Но почему эти смыслы нужно воплощать? На этот вопрос у Сартра
нет ответа. Несомненно, смыслы не имеют божественного предоп-
ределения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100