Среди профессиональных педагогов существуют резкие разногла-
сия в том, как следует просвещать о смерти. Энтони рекомендует
одителям отрицать реальность перед ребенком. Она ссылается на
Цандора Ференци, заявившего, что "отрицание реальности есть пе-
еходная фаза между игнорированием и принятием реальности", и
зворит, что если родителям не удается содействовать ребенку в от-
рицании, у него может развиться "невроз, в котором ассоциации со
рмертью играют свою роль". Энтони продолжает:
"Аргументы в пользу тхэго, чтобы способствовать приня-
тию реальности, достаточно сильны. Однако в данном кон-
тексте это сопряжено с опасностью. Знание о том, что от-
рицание само по себе есть облегчение принятия, может
облегчить родителю его задачу. Естественно, он ожидает,
что когда у ребенка больше не будет потребности в отрица-
нии, тот обвинит его в ненадежности, во лжи. Будучи от-
крыто обвинен, он сможет ответить: " Тогда тыне в состоя-
нии был это принять"".
С другой стороны, многие профессиональные педагоги разделяют
згляд Джерома Брунера, согласно которому "любому ребенку на
1побой стадии развития может быть интеллектуально честно преподан
1побой предмет", и стремятся содействовать постепенному реалис-
тическому формированию представления о смерти у ребенка. Эвфе-
мизмы ("заснул навеки", "ушел к Отцу Небесному", "находится с
нгелами") - это "хрупкие заслоны от страха смерти, которые толь-
ко ставят ребенка в тупик"". Игнорирование темы смерти дарует ро-
Цителям "покой глупца": дети-то ее все равно не игнорируют и так же,
fcaK по теме секса, находят другие источники информации, зачастую
е выдерживающей проверки реальностью либо даже более пугающей
1И невероятной, чем реальность.
Подведем итог. Имеются убедительные свидетельства того, что дети
В раннем возрасте открывают смерть, осознают неизбежность прекра-
щения жизни, относят это осознание к себе, и это открытие вызыва-
ет у них огромную тревогу. Взаимодействие с этой тревогой - базис-
ная задача развития, которую ребенок разрешает двумя основными
путями: изменяя для себя невыносимую объективную реальность смер-
tn и изменяя внутренний мир переживаний. Ребенок отрицает неиз-
бежность и окончательность смерти. Он создает мифы о бессмертии
123
или с благодарностью впитывает мифы, предлагаемые другими. Он
отрицает также свою собственную беспомощность перед лицом смер-
ти путем изменения внутренней реальности: он верит в свою персо-
нальную исключительность, всемогущество, неуязвимость и в суще-
ствование внешней личной силы или существа, которое избавит его
от судьбы, ожидающей всех остальных.
Говоря словами Рохлина: "Примечательно не то, что дети прихо-
дят к взрослому представлению о конечности жизни, а то, как цепко
взрослые в течение всей жизни держатся за детскую веру и как легко
обращаются в нее"". Мертвые не мертвы: они отдыхают, дремлют в
мемориальных парках под звуки вечной музыки, наслаждаются посмер-
тной жизнью, в которой они наконец воссоединились с любимыми.
И что бы ни происходило с другими, взрослый отрицает собствен-
ную смерть. Механизмы отрицания инкорпорированы в его жизнен-
ный стиль и структуру характера. Принятие своей личной смерти -
это индивидуальная задача для взрослого не менее, чем ддя ребенка,
исследование психопатологии, к которому я теперь обращусь, это
исследование неудавшейся трансценденции смерти.
4. СМЕРТЬ И ПСИХОПАТОЛОГИЯ
Диапазон психопатологии - типов предъявляемых пациентами кли-
гческих картин - столь широк, что клиницистам необходим орга-
[зующий принцип, который бы позволил сгруппировать симптомы,
Поведенческие и характерологические паттерны в осмысленные кате-
ррии. В той степени, в какой клиницисты могут применить струк-
1урирующую парадигму психопатологии, они избавлены от тревоги в
1вязи с ранними стадиями психопатологических процессов. У них
{(Нормируются способность узнавания и чувство контроля, вызываю-
рцис у пациентов ответную реакцию уверенности и доверия - предпо-
сылок подлинно терапевтических отношений.
Парадигма, которую я опишу в этой главе, как и большинство
арадигм психопатологии, основана на допущении, что психопатоло-
яя представляет собой неудачный, неэффективный способ преодоле-
ия тревоги. Согласно экзистенциальной парадигме, тревога порож-
ается конфронтацией индивида с конечными данностями существо-
1ния. В этой главе я изложу модель психопатологии, основанную на
орьбе индивида с тревогой смерти, а в последующих главах - моде-
ри, приложимые к случаям пациентов, чья тревога преимущественно
эязана с другими конечными данностями - свободой, изоляцией и
ессмысленностью. По дидактическим причинам мне приходится
5суждать эти данности отдельно друг от друга, но на самом деле все
гыре - это волокна единой нити бытия и в конечном счете должны
ггь воссоединены в целостной экзистенциальной модели психопа-
погии.
Все люди имеют дело с тревогой смерти; большинство вырабаты-
гт адаптивные стратегии, включающие основанные на отрицании ме-
низмы, такие как подавление, вытеснение, смещение, вера в лич-
1ое всемогущество, разделение социально санкционированных
лигиозных верований, "обезвреживающих" смерть; наконец, лич-
iie усилия к преодолению смерти посредством различного рода ак-
юности, направленной на достижение символического бессмертия.
Но индивид, вступивший в "пациентские" миры, отличается тем,
1 в силу чрезмерного стресса или неадекватности доступных защит-
. стратегий универсальные пути преодоления тревоги смерти ока-
125
зываются для него недостаточными, и он вынужден прибегнуть к
крайним вариантам защит.
Психопатология (в любой системе) - это, по определению, неэф-
фективный защитный модус. Даже в случае успешного отражения
тяжелой тревоги защитные маневры блокируют рост, выливаются в
скованную и неудовлетворяющую жизнь. Многие экзистенциальные
теоретики отмечали высокую цену, которую индивиду приходится
платить в борьбе за обуздание тревоги смерти. Кьеркегор знал, что в
стремлении не чувствовать "ужас, гибель и уничтожение, обитающие
рядом с любым человеком" люди ограничивают и умаляют себя. Отто
Ранк охарактеризовал невротика как "отказывающегося брать в долг
(жизнь), чтобы не платить по векселю (смерть)". Пауль Тиллих ут-
верждал, что "невроз есть способ избегания небытия путем избегания
бытия"\ Эрнест Бекер говорил примерно о том же самом: "Ирония
человеческой ситуации состоит в том, что глубочайшая потребность
человека - быть свободным от тревоги, связанной со смертью и унич-
тожением, но эту тревогу пробуждает сама жизнь, и поэтому мы стре-
мимся быть не вполне живыми". Роберт Джей Лифтон использовал
термин "психическое оцепенение" для описания защиты невротика от
тревоги смерти.
В парадигме психопатологии, которую я собираюсь описать, "чи-
стая" тревога смерти не попадает на передний план. Но это не долж-
но нас удивлять: какова бы ни была теоретическая система, первич-
ная тревога в своей исходной форме редко выступает в ней явственным
образом. Для того и существуют защитные структуры, чтобы выпол-
нять эту функцию внутреннего камуфляжа: вытеснение и другие про-
тиводисфорические маневры скрывают природу коренного внутрен-
него конфликта. В результате последний оказывается глубоко скрыт
и может быть спекулятивно выведен - но никогда не познан вполне -
лишь после трудоемкого анализа этих маневров.
Например, индивид может ограждать себя от тревоги смерти, со-
пряженной с процессом индивидуации, путем сохранения символи-
ческой связи с матерью. Эта защитная стратегия временно может быть
успешна, но в конце концов она сама станет источником вторичной
тревоги: так, нежелание отделиться от матери может помешать посе-
щению школы или формированию социальных навыков, и эти дефи-
циты с большой вероятностью вызовут тревогу в отношениях с соци-
умом, что, в свою очередь, может дать начало новым защитам,
смягчающим дисфорию, но затормаживающим рост и, соответствен-
но, порождающим новые слои тревоги и защит. Глубинный конфликт
скрывается под затвердевшей коркой этих вторичных патологий, и
обнаружение первичной тревоги становится чрезвычайно трудным
слом. Клиницист, таким образом, не видит непосредственно тре-
огу смерти: он открывает ее при исследовании снов, фантазий, пси-
отических высказываний или посредством кропотливого анализа на-
ала невротических симптомов. Например, Льюис Лоуссер и Тиа
рай сообщают, что тщательное исследование первых фобических атак
еизменно обнаруживает прорыв тревоги смерти. Последующие при-
гулы фобии несут на себе дополнительный смешанный отпечаток раз-
аботок, замен и смещений.
Производные, вторичные формы тревоги являются тем не менее
настоящей" тревогой. Социальная тревога или глубокое чувство не-
олноценности могут сломить человека; и, как мы убедимся в следу-
вцей главе, терапевтические усилия обычно напраадены на произ-
вдную, а не на первичную тревогу. Психотерапевт, независимо от
воих воззрений на исходный источник тревоги и происхождение пси-
опатологии, начинает терапию на уровне жалоб пациента. Он мо-
Цет оказывать ему поддержку, поощрять адаптивные защиты, помо-
ть в коррекции разрушительных стереотипов межличностного
[модействия. Во многих случаях терапии экзистенциальная пара-
да психопатологии отнюдь не влечет радикального отхода от тра-
ионных терапевтических стратегий и техник.
Тревога смерти: парадигма психопатологии
В предыдущей главе была схематически описана клиническая па-
Дигма, имеющая, по моему мнению, значительную практическую
Эвристическую ценность. Детские способы справляться с тревогой
Цперти основаны на отрицании, и два главных оплота этой системы
;?рицания составляют архаические верования в личную неуязвимость
неизменную защиту со стороны конечного спасителя. Эти два ве-
вания особенно сильны, если они получили подкрепление из двух
рточников: обстоятельств ранней жизни и широко распространенных
льтурально одобренных мифов, включающих представления о бес-
(ертии и существовании персонифицированного бдящего божества.
Клиническое выражение этих двух фундаментальных защит особен-
> прояснилось для меня в один прекрасный день, когда я принимал
того за другим двух пациентов, которых здесь назову Майк и Сэм.
ч случаи позволяют глубоко исследовать два типа отрицания смерти.
энтраст между ними поразителен и, служа каждый иллюстрацией
ютивоположного полюса, они проливают свет на динамику другого.
Двадцатипятилетний Майк пришел ко мне по рекомендации онко-
лога. У него обнаружили злокачественную лимфому и, хотя его един-
127
ственным шансом на жизнь была новая форма химиотерапии, он от-
казывался сотрудничать в этом лечении. Я встретился с Майком лишь
один раз (и он опоздал на нашу встречу на пятнадцать минут), но этого
было достаточно, чтобы увидеть: ведущий мотив его жизни - инди-
видуация. Он рано начал бороться против любой формы контроля и
выработал выдающиеся навыки самодостаточности. С двенадцати лет
он зарабатывал себе на жизнь, а в пятнадцать покинул родительский
дом. Окончив среднюю школу, он занялся подрядными работами и
вскоре освоил все специальности строительного ремесла - плотника,
электромонтажника, слесаря-водопроводчика, каменщика. Он пост-
роил несколько домов, продал их со значительной прибылью, купил
яхту, женился и вместе с женой совершил кругосветное плавание.
Майку понравилась самодостаточная культура одной развивающейся
страны, и он готовился туда эмигрировать, когда, за четыре месяца
до нашей встречи, у него был обнаружен рак.
Самой поразительной в интервью с Майком была его иррациональ-
ная позиция по отношению к химиотерапии. Действительно, это ле-
чение неприятно, вызывает сильную тошноту и рвоту. Но страх Майка
превосходил все разумные границы: ночью перед сеансом лечения он
не мог спать; у него развилась сильнейшая тревога, и он без конца
измысливал способы уклониться от лечения. Чего именно он боял-
ся? Точно сказать он не мог, но знал, что это имеет отношение к
неподвижности и беспомощности. Ожидание, пока онколог Приго-
товлял лекарство для инъекции, было для него нестерпимо. (Это
нельзя было делать заранее, потому что дозировка зависела от под-
счета форменных элементов крови, который должен был производить-
ся непосредственно перед инъекцией.) Но хуже всего было внутри-
венное вливание: ввод иглы, обматывание руки, вид капель, входящих
в его тело. Он ненавидел быть беспомощным и ограниченным в дви-
жениях, вынужденным тихо лежать на кушетке и держать руку непод-
вижно. У Майка не было сознательного страха смерти, но страх пе-
ред терапией, очевидно, являлся смещением тревоги смерти.
Зависимость и статичность - вот что было по-настоящему ужасно для
него. Эти условия пробуждали ужас, они были эквивалентами смер-
ти. В течение большей части жизни он отменял их полной самодос-
таточностью. Он глубоко верил в свою исключительность и неуязви-
мость, и до заболевания его образ жизни подкреплял это верование.
Я мало что мог сделать для Майка, кроме как посоветовать его
онкологу научить Майка самого готовить лекарство и позволить ему
контролировать процесс внутривенного вливания. Эти рекомендации
помогли, и Майк завершил курс лечения. Ко мне он больше не при-
шел, но позвонил с просьбой о кассете для самостоятельной мышеч-
ки релаксации. Он предпочел не оставаться в этой местности для
доследующего медицинского контроля, а осуществить свой план эмиг-
ации. Жена настолько не одобряла его решение, что отказалась с ним
кать, и Майк отправился в свое плавание один.
Сэм был примерно того же возраста, что Майк, но больше они
[ в чем не были похожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100