III. Внушенные воззрения и воспоминания
Когда нам сообщают какие-нибудь сведения, то мы обыкновенно считаем их
верными, если они не слишком неправдоподобны, или если мы не имеем особых
оснований сомневаться в правдивости рассказчика. При этих условиях, мы, по
большей части, верим всякому сообщению без критики и без ближайшей проверки.
Очевидно, верность такого сообщения ничем не гарантирована. Путем внушения
оно передается в сознание потому, что ему удалось завладеть вниманием и что у
получившего его не явилось никакого представления, возбуждающего его крити-
ческое отношение. Такие внушения можно наблюдать ежедневно и без них челове-
ческое сожитие и сношения с окружающими стали бы невыносимы и невозможны.
Даже большая часть нашего положительного знания состоит не из того, что мы
действительно <знаем>, а из того, что принято нами на веру; путем внушения все
это проникло в наше сознание и оказывает направляющее действие на наши мысли
и поступки. За исключением истин математических, верность которых выводится
нами из ряда логических доказательств и небольшого числа фактов из области
естественных наук, в достоверности которых мы на опыте убеждаемся, все осталь-
ное наше знание основано на внушенных представлениях. Как много, напр., есть
350
на свете животных и растений, в существовании которых мы не сомневаемся, хотя
и не знакомы с ними наглядно. Мы признаем их существование по доверию к
людям, которые нам о них сообщают. Это значит, что слова этих людей невольно
завладели нашим вниманием и проникли в наше сознание в силу восприимчивости
к внушению, повышенной у нас вследствие доверия к сообщающим. Если такого
доверия нет, то внимание остается свободным и мы ищем основания для того, что-
бы признать или отвергнуть сообщения. Еще в большей мере это относится
к сведениям географическим и историческим. Будучи детьми, мы всему верили, по-
тому что это напечатано в книге и потому что так сказал учитель. Впоследствии,
может быть, нам кое-что удалось проверить собственным опытом, а относительно
всего остального - не возникло и сомнения.
Но если элемент веры входит в таком количестве в состав нашего <положитель-
ного знания>, то таково же и содержание верования в тесном смысле, т. е. понятий
религиозных и суеверных. Подобно догматам положительной религии, путем вну-
шения от поколения к поколению, передаются и суеверия. А раз установилось
известное верование, то человек уже не свободен в своих суждениях, а склонен
находить в своих наблюдениях множество фактов, его подтверждающих.
Поразительный пример силы внушенных воззрений мы имеем в развитии веры
в ведьм. Несмотря на многочисленные, идущие с разных сторон сообщения о ша-
башах ведьм, со всеми их отвратительными подробностями все это, по-видимому,
чистейшие басни и выдумки. Конечно, тогда было гораздо больше колдунов и <ве-
щих жен>, чем теперь. И в деревне, и в городе, за исключением разве лишь наи-
лучше поставленных классов общества, все врачебное и ветеринарное дело было
поделено между ними и духовенством. Когда не помогали молитвы церкви, то об-
ращались в противоположный лагерь, где хранились рецепты предков, переданные
с незапамятных времен. Прибегали к ним также в делах, с которыми нельзя
было обращаться к монахам и священникам. Однако хотя можно считать точно
доказанным, что формы средневекового колдовства имели свою исходную точку в
язычестве, но совершенно не доказано, чтобы колдуны и ведьмы составляли замк-
нутую корпорацию. Еще менее имеем мы оснований для того, чтобы утверждать,
как делали некоторые, будто они собирались в определенных местах и в извест-
ное время с целью предаваться оргиям или для того, чтобы поклоняться язычес-
ким богам прежних времен.
В своей <Истории оккультизма> Кизеветтер (т. II, стр. 586) приводит несколько старых истории,
где говорится о таких собраниях, будто бы виденных разными лицами и даже накрытых властями. Но
все эти рассказы относятся к позднейшему времени, когда вера в ведовство находилась на высшей
точке развития; между тем на свидетельства этого времени совершенно невозможно полагаться, как
мы это сейчас увидим. Если даже в основании этих рассказов и есть некоторая доля истины, то все же
нет доказательств, что это не были просто шайки разбойников, деливших добычу. Так как чрезмерно
любопытные власти при этом неоднократно погибали, то уже это одно указывает скорее на раз-
бойников, чем на ведьм. Насколько недоказанными являются утверждения о существовании общин
колдунов и <вещих жен>, настолько же нет оснований предполагать, чтобы их конкуренция с като-
лической церковью усилилась именно в то время, когда преследование их достигло высшей степени.
Вера в колдовство возникла в такую эпоху, когда церковь признавала возмож-
ность волшебства. При обличениях еретиков обвинение в ведовстве прибавлялось
сначала как побочное, но затем этот элемент постепенно усиливался и после про-
должительной эволюции, которую можно проследить по судебным актам, пред-
ставление о ереси обратилось в представление о ведовстве, так что вместо действи-
тельно бывших сектантских сообществ, преследования обратились на мнимые ве-
довские корпорации. Исторический ход преследования ведьм можно понять толь-
ко тогда, если стать на эту точку зрения, т. е. признать сообщества их плодом чис-
тейшего вымысла. В самом деле, вначале процессы шли туго, что и вполне есте-
ственно, так как тогда еще ничего не знали о ведьмах и их общинах. Нужно было
некоторое время, чтобы соответствующие представления были внушены народу
посредством устных и письменных проповедей и получили значительное рас-
пространение. Когда же все это совершилось, то дело пошло полным ходом. Мы
351
ведь знаем, что при наличности предвзятого мнения человек всегда найдет в еже-
дневной жизни множество фактов, его подтверждающих. В мелочных и самых
естественных происшествиях стали видеть влияние ведьм; жалобы на них стали
чаще, и чем больше их сжигали, тем более усиливался страх, в свою очередь уве-
личивавший число жалоб.
Но этого мало: ужас, внушаемый процессами с их нечеловеческими пытками,
начинает вызывать явления, дающие жалобщикам как будто некоторую тень спра-
ведливости. Самым достоверным и неоспоримым знаком принадлежности к ве-
довству считалась stigma diabolfc <чертова печать>. Если удавалось найти на теле
колдуньи одно или несколько мест, нечувствительных к боли, то дальнейшие до-
казательства считались излишними. Если судить по старым сказаниям, то такие
явления встречались нередко, что, в сущности, вовсе не удивительно, так как мест-
ная анестезия есть один из частных признаков истерии. Если принять во внима-
ние, что этот невроз развивается на почве сильных волнений и ужаса, то станет
легко понятным, что боязнь ведьм с одной стороны, пыток с другой, вызывали
появление истерии в таких размерах, которых мы теперь не можем себе и пред-
ставить. Первоначальные, ни на чем не основанные, обвинения послужили с те-
чением времени исходной точкой таких болезненных феноменов, которые, в свою
очередь, признавались доказательством для дальнейших обвинений.
Различные волшебные мази тоже употреблялись, вероятно, вследствие страха
перед преследованиями. Из исследований Порта (стр. 157) мы знаем, что такие
мази действительно содержали наркотические вещества и вызывали глубокий сон
с эротическими сновидениями. <Вещие жены> прежних времен несомненно были
знакомы с целебными и ядовитыми свойствами трав. Почему же им было не поль-
зоваться своим знанием, чтобы получить хотя бы мимолетное забвение и утешение
в их безотрадном положении среди ужасов процесса, подобно тому, как и в на-
стоящее время с этой целью прибегают к алкоголю. Если несчастным колдуньям
во время такого забытья грезились далекие путешествия и любовные похождения
с колдунами и чертями, то это опять-таки зависело исключительно от внушающего
действия глубокой веры в действительность подобных приключений.
В протоколах процессов о ведьмах мы встречаемся с явлением, которое на пер-
вый взгляд совершенно противоречит высказанному предположению. Бывало не
раз, что женщины сами являлись в суд и возводили на себя обвинения. Казалось
бы можно думать, что в этих самообвинениях была доля истины, потому что иначе
что же побуждало их к такому безумному шагу? <Нельзя предположить, что это
было только озлобление,- говорит Столль,- потому что ведь они рисковали го-
ловой. Столь же мало, вероятно, и предположение, что, подобно истеричкам на-
ших дней, они желали во что бы то ни стало чем-нибудь отличиться, чтобы прив-
лечь на себя внимание. Для понимания этого явления нужно принять в расчет,
что есть многие люди, которые настолько проникаются верой в истинность всего,
что им внушается прямо или косвенно, намеренно или ненамеренно, что делаются
совершенно неспособными отличить действительно бывшее от воображаемого и
слышанного>.
В доказательство этого Столль приводит такой пример из клиники известного гипнотизера проф.
Бернгейма в Нанси. Проф. Бернгейм позвал однажды юношу 14 лет к кровати другого больного № 1
и спросил: <Скажи мне: этот человек не отнял ли у тебя вчера портмоне?> Юноша тотчас отвечал
утвердительно. <В таком случае расскажи, как было дело, только смотри, говори чистую правду, пото-
му что вот господин следователь (указывает на проф. Фореля) и из-за твоих россказней этого чело-
века могут посадить на полгода в тюрьму>. Юноша клянется, что будет говорить только правду и
приступает к рассказу: <Вчера в 10 1/2 часов вечера больной № 1 подошел к его койке и вытащил
из-под одеяла его портмоне, а затем возвратился и лег в постель>. Юношу настойчиво спрашивают,
действительно ли все так было и может ли он в том принять присягу: он немедленно поднимает пальцы
вверх и клянется в истине своих слов. Во время рассказа больной № 1 качает головой, и, смеясь, от-
рицает все происшествие. Мальчик однако, стоит на своем. Тогда проф. Бернгейм зовет больного № 2,
гистеро-эпилептика, соседа по койке с № 1, слышавшего весь рассказ. № 2 дословно повторяет по-
казание юноши и утверждает, что он видел всю сцену воровства. Бернгейм обращается к третьему
больному, пожилому человеку, спокойно сидевшему на лавке, и спрашивает его. Тот хладнокровно и
352
решительно отвечает, что ничего подобного он не видел. При настойчивых увещеваниях припомнить
хорошенько, он долго остается при своем показании, но наконец мало-помалу начинает колебаться и
допускает, что нечто подобное могло и произойти в больничной палате, только он не припоминает, чтоб
он это видел. История воровства конечно была вымышлена, но мы видели, как два человека момен-
тально подхватили ее и излагали с полным убеждением в ее справедливости. Так как оба свидетеля
слышат друг друга, то последующий дословно повторяет показание предыдущего. Даже третий, сна-
чала очень ясно отрицавший происшествие, после некоторого воздействия начинает колебаться и при-
знавать, что может быть что-нибудь и было.
<Если мы,- продолжает Столль,- перенесем такие настроения в те времена,
когда большинство народов, охваченное постоянным страхом при мысли о ведь-
мах, было склонно видеть проявления волшебства в самых простых предметах и
происшествиях, то легко поймем, как под ужасной тяжестью душевных мук,
обусловленных, с одной стороны, страхом ведовства, а с другой - ожиданием
вечного осуждения, могла прийти в голову какой-нибудь несчастной, вследствие ли
случайного внушения со стороны, или галлюцинаторного явления демонов, мысль,
что она ведьма и что совесть и долг требуют, чтобы она пошла в суд и добро-
вольно обвинила себя. Не озлобление, а муки совести и чрезвычайная восприимчи-
вость к внушениям принуждали многих невинных людей к роковому шагу, стоив-
шему им жизни.
Излишне доказывать, что и судьи, охваченные также верой в ведовство, теряли
всякую способность руководиться здравым смыслом. На стр. 84 мы привели при-
мер, до какой степени безумия доводила впечатлительность к внушениям, далее
наиболее интеллигентных людей того времени.
Внушенные движения и поступки
Мы уже не раз говорили, что представление об известном движении рождает
стремление на самом деле выполнить его. На этом основана возможность исполне-
ния двигательных внушений. Когда внимание сосредоточено на таком двигатель-
ном представлении, то движение сделается само собой, при условии, что индиви-
дуум не противится нарочно стремлению к движению. Но даже и в последнем
случае движение все-таки будет выполнено, если только направленное на него вни-
мание достигает высокой степени интенсивности.
Если кто-либо, держа в вытянутой руке маятник, будет стараться держать руку спокойно, то
все-таки маятник начнет колебаться, как только внимание будет сосредоточено на мысли о таком дви-
жении. Мы уже видели (.стр. 2S3), что этот опыт удается даже с лицами, не знающими его сущности,
особенно если его облечь в мистическую форму. Последнее обстоятельство доводит напряжение вни-
мания данного лица до высшей степени, т. е. ему внушается движение.
В обыденной жизни внушенные движения и поступки встречаются очень часто,
но большей частью они суть лишь подражания действиям других людей. Именно
поэтому часто бывает очень трудно решить, есть ли данный поступок последствием
внушения, или он должен быть объяснен иначе, потому что подобные же действия
могут вызываться кроме внушения, еще и другими психическими факторами, на-
пример, так наз, инстинктом подражания. Дама видит на своей приятельнице но-
вое платье, сшитое по самой последней моде; она спешит заказать себе такое же,
потому что <нужно же быть как все>.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110