Почти о всех этих
людях, отчасти еще при их жизни, образовался целый цикл легенд, в которых они
представлялись могущественными чародеями. Несомненно, что духовенство
преследовало некоторых из них, как, напр., Роджера Бэкона, под тем предлогом,
будто бы он занимался запрещенными магическими искусствами; ниже мы,
однако, увидим, что действительная причина этого, во всяком случае, хотя отчасти
была иная.
Если мы зададимся вопросом, почему почти все выдающиеся ученые того
времени слыли за чародеев, то найдем для этого различные причины.
Прежде всего мы видим из их сочинений, что они разделяли веру своего
времени в искусство делания золота, во влияние звезд на людей и в возможность
различных магических искусств. Многие из них оставили после себя сочинения
по этим тайным наукам и, разумеется, при случае старались прилагать свои зна-
ния на практике. Но этого все же недостаточно для объяснения их славы как
волшебников в такое время, когда каждый верил во все это и когда доступ к их
магическим наукам отнюдь не был затруднителен для тех, кто посвятил себя
книжной учености. Не только Арнольд Вилланова, но и его современник Петр
Абано, один из выдающихся врачей XIII века, изучал астрологию как необходимое
звено врачевания, и известно, что их сочинения были широко распространены в
многочисленных списках среди врачей и других ученых. Также обычны были и
сочинения по алхимии и другим магическим наукам; поэтому совершенно неве-
роятно, чтобы только занятия этими науками могли создать человеку славу
чародея. В некоторых случаях это объясняется, между прочим, тем, что в своих
сочинениях эти ученые приписывали себе такую мудрость и могущество, которые
далеко выходили за ПреДСЛЫ ЗНВНИЙ ДРУГИХ ЛЮД6Й. Раймунд Луллус хвалился, что
он обладает таким совершенным философским камнем, что мог бы обратить в
золото весь океан, если б он состоял только из ртути. Бэкон говорит о средствах,
которыми он мог бы с поразительной скоростью передвигать в любое место эки-
пажи и корабли, а аббат Иоанн Тритгейм пишет в письме к одному из своих
друзей об открытом им методе, посредством которого он мог бы передавать каж-
дому свои мысли через неизмеримые расстояния и притом так, что никто из не-
посвященных не мог бы ничего из них перехватить по дороге. Если все это прини-
мали за чистую монету,- а это, конечно, так и было,- то можно ли удивляться,
122
что не только невежественная толпа, но и сами ученые, тщетно искавшие подоб-
ных методов, начинали толковать о волшебстве.
Странным кажется, что эти же самые ученые, домогавшиеся обладания
сверхъестественными знаниями, однако, твердо придерживались того взгляда,
что все на свете происходит в высшей степени естественно и ничто не делается
каким-либо волшебством. Бэкон написал трактат (<О ничто-
жестве магии>), из которого ясно видно, что он не верил в возможность произвес-
ти что-либо заклинанием духов, магическими печатями и т. д. С другой стороны,
и Тритгейм давно уже оправдан от обвинений в черной магии, повод к которым,
однако, дал он сам. Поэтому у нас нет ни малейших оснований допустить, вопреки
собственным словам этих ученых, чтобы они мечтали творить вышесказанные
чудесные вещи, прибегая к магическим средствам. Их смелые фантазии должны
были иметь совершенно иное происхождение, и не трудно найти настоящую при-
чину как этих фантастических проектов, так и славы их чародеев.
Все ученые, которых молва делала чародеями, были гениальными людьми,
стоявшими впереди своего времени в различных областях деятельности. Кроме
всякой другой мудрости они обладали теми небольшими сведениями по естество-
знанию, какие имелись в их время, и стремились развить их далее путем собствен-
ных наблюдений и опытов. Но такого рода исследования в то время были не-
понятны. Предполагалось, что физика Аристотеля и Альмагест Птоломея содер-
жали в себе все, что человек мог знать о природе; самостоятельное же исследо-
вание природы, причем можно было иногда прийти к результатам, несогласным
с этими великими авторитетами, признавалось делом крайне сомнительным и
опасным. И как бы ни были совершенны те опыты и измерения, которые произво-
дились самостоятельными исследователями с их ничтожными средствами, но и их
было вполне достаточно, чтобы сделать этих исследователей волшебниками в
глазах большинства, совершенно их не понимавшего. Даже применение наших
теперешних арабских цифр, дававших возможность выполнять самые разнообраз-
ные вычисления, счи-йшшиеся до этого неисполнимыми, должно было казаться
менее просвещенным людям чем-то необычайно чудесным. Знания самостоятель-
ных ученых и их разнообразные опыты уже сами по себе должны были создать
им имя великих магиков. Для них было роковым уже и то, что они вступали на
новый путь и устанавливали взгляд на законы природы, далеко опережавшие их
эпоху. Свойство гения таково, что он в своей фантазии предвосхищает ту логи-
ческую последовательность выводов, доказать и осуществить которую остается
задачей последующего времени. Фантастические выводы Луллуса, Бэкона и Трит-
гейма хотя отчасти были именно таковы; это были предчувствия гениального
ума, высказанные в минуту вдохновения; но их авторы были так же далеки от того,
чтобы изыскивать средства для их осуществления, как мы далеки от мысли пре-
вратить море в золото.
Итак, мы приходим, вообще, к тому, что великие магики средних веков не
виновны в том, что отчасти верили, как и все их современники, в магические науки
и даже занимались ими. Но свою славу волшебников они приобрели, главшлм
образом, такой заслугой, которая навек обеспечит им место в истории: они от-
крыли путь экспериментального исследования и, таким образом, стали предвест-
никами современного естествознания. Справедливость этой характеристики мы
докажем кратким обзором жизни и деятельности некоторых из этих замечатель-
ных ученых, причем передадим и легендарные рассказы, связанные с их именами.
ЕСТЕСТВОИСПЫТАТЕЛИ
Альберт фон Больштат, или Альберт Тевтонский, родился, по наиболее достоверным сведениям,
в 1193 г. в баварском городке Лавинген. По окончании учения на своей родине он отправился в неза-
долго перед тем открытый университет в Падуе. Вначале он занимался здесь, по всей вероятности,
обычными для того времени науками: грамматикой, диалектикой и логикой; но в то же время он при-
обрел знания по математике и естествознанию, которые впоследствии создали ему имя <учителя
123
черной магии>. В Падуе Альберт вступил в недавно учрежденный тогда доминиканский орден и с
этого момента его жизнь, за исключением немногих кратких перерывов, была сплошным путешестви-
ем с одного места на другое, куда призывали его обязанности относительно ордена. Сначала он в
течение некоторого времени изучал богословие в Болонье, а затем кочевал по разным немецким
городам в качестве учителя во вновь открываемых доминиканских школах; в 1230 г. мы встречаем
его в Париже профессором тамошнего университета, где доминиканцы имели право на два места.
Здесь он уже пользовался такой славой, что ни одна зала в городе не могла вместить его многочислен-
ных слушателей, так что он вынужден был читать свои лекции под открытым небом.
В 1243 г. Альберт был назначен в Кельн директором доминиканской школы; здесь его учеником
был знаменитый теолог Фома Аквинский; однако он, по-видимому, не оставался долго в Кельне,
так как уже в 1248 г. он снова возвращается в Кельн, после пребывания в Париже. Следующие годы
он жил в Кельне, Париже и Вормсе до тех пор, пока в 1260 г. был назначен епископом в Регенсбурге.
Два года спустя он добровольно сложил с себя свою должность и снова странствовал в качестве
учителя по Германии и Франции, пока в глубокой старости, за несколько лет до своей смерти, потерял
память и вследствие этого должен был прекратить свою учительскую деятельность. Он умер в 87 лет
в Кельне в Доминиканском монастыре.
Несмотря на свою беспокойную жизнь, он все-таки находил время для писательской деятель-
ности, в которой он занимал совершенно особое место. Собрание его сочинений было издано в 1651 г.
в Лионе и составило 21 том in folio. Правда, что в этом числе довольно много сочинений, несомненно,
ему не принадлежащих и относящихся к более позднему времени, но все же остается еще целый
ряд томов, вышедших из-под пера самого Альберта. Его деятельность как писателя простиралась на
все знания того времени, почему его и называли doctor universalis, или Albertus Magnus (А. Великий).
Из многочисленных работ Альберта по естествознанию мы коснемся лишь отдельных пунктов,
имеющих для нас особенный интерес. Сам Альберт говорит, что собственно целью его сочинений по
естествознанию было лишь дать братьям ордена общее изложение этих наук, чтобы облегчить им
понимание сочинений Аристотеля. Но хотя после этого казалось, что его сочинения должны быть
только учебниками, однако такой универсальный ум, как Альберт, разумеется, не мог ограничиться
только одной передачей чужих наблюдений. Он ставит очень опасное для авторитета Аристотеля по-
ложение, что при исследовании природы постоянно надо обращаться к наблюдению и опыту, и хотя он
и не пользовался широко этими источниками, но они не были для него пустыми словами. В особен-
ности в его географических сочинениях находится много превосходных замечаний, обнаруживающих
в нем тонкого наблюдателя, который не напрасно провел в путешествиях большую часть своей жизни.
Так он говорит о важном влиянии гор, морей и лесов на страну и ее произведения; особенности
отдельных человеческих рас он выводит из свойств той страны, где они обитают. В своих сочинениях
по физике он неоднократно указывает на то, что им производились самостоятельные опыты. Так,
напр., он сообщает, что стеклянный шар, наполненный водою, собирает солнечные лучи в одну точку
и что в этой точке сосредоточивается большое количество теплоты. Точно так же он указывает способ
исследования чистоты воды и пригодность ее для питья; для этого надо взять два куска полотна
одинакового веса, намочить каждый в одной из испытуемых вод и хорошо просушить; тот кусок,
который после этого окажется легче, был в более чистой воде.
Эти примеры показывают, что мы уже находим у Альберта зародыши естествознания более
поздней эпохи. Однако его взгляд на законы природы был еще далеко недостаточен для того, чтобы
доказать невозможность влияния звезд и искусства делания золота. В числе сил, определяющих форму
вещей и ход событий, он ясно называет влияние звезд и твердо держится теории Гебера о соединениях
и превращениях металлов при помощи <великого элексира>. И именно то, что Альберт твердо верил
в возможность найти камень мудрых, имело немалое влияние на алхимические попытки позднейшего
времени. Но сам он, вероятно, никогда не делал таких попыток; сочинения, где говорится о результа-
тах его алхимических опытов, несомненно, подложны.
Из всех рассказываемых о нем легенд ясно видно, что его слава в народе была обусловлена,
главным образом, его занятиями различными задачами естествознания. Вышеописанный случай с
Фомой Аквинским (стр. 75) имеет, несомненно, фактическое основание, так как сам Альберт описы-
вает в своих сочинениях различные автоматы и другие подобные снаряды. Другое сказание говорит,
что Альберт 6 января 1249 г. принимал короля Вильгельма голландского в саду доминиканского мо-
настыря. Несмотря на сильный зимний холод, весь сад цвел, как весною, но едва была произнесена
послеобеденная молитва, как все цветы и листья исчезли. Вероятно, и в основе этого рассказа лежит
какая-нибудь доля правды. Еще до сих пор мы находим в Швеции у развалин древних монастырей
деревья, напр. буки и грецкие орехи, растущие много севернее их естественной границы. Монахи
с успехом делали попытки акклиматизировать южные растения, а потому весьма вероятно, что у
Альберта был в Кельне зимний сад или нечто подобное с вечнозелеными растениями. Здесь он
угощал короля, в то время как на дворе стояла зима.
Роджер Бэкон родился в 1214 г. в Ильчестере, в Англии. Он происходил из почтенной семьи и рано
начал заниматься наукой - сначала в Оксфорде, а затем в Париже. Чтоб иметь возможность посвя-
тить себя науке, он после своего возвращения на родину вступил во францисканский орден; он
занимался отчасти греческим, еврейским и арабским языками, чтоб иметь возможность читать древ-
них авторов в оригинале, а отчасти математикой и естествознанием. Но его францисканские братья
сочли себя обиженными его большой ученостью и превосходством, а его занятия физикой дали им
повод к обвинению его в том, что он будто бы занимается магическими искусствами. Поэтому занятие
подобными вещами ему было запрещено, а затем он, наконец, и сам был заключен в монастырскую
тюрьму. Его положение несколько улучшилось, когда на папский престол вступил Климент IV
124
(в 1264 г.). Бэкон еще раньше был в дружеской переписке с Климентом, и теперь он послал папе три
главных своих сочинения и, как передает сказание, несколько приготовленных им самим физических
инструментов; этим ему удалось получить свободу, но четыре года спустя, когда умер папа, его поло-
жение еще более ухудшилось, и в 1278 г. он был в Париже приговорен к десятилетнему тюремному
заключению. Перенеся это наказание, он дряхлым стариком вернулся на свою родину, где и умер
в 1294 г., 80 лет от роду. Писательская деятельность его была очень значительна, но общий обзор ее
невозможен, так как многие из его сочинений до сих пор не напечатаны. Кроме трех, главных из них,
посланных им папе: , , , в разное время появились еще семь
других крупных и мелких произведений. В разных библиотеках Англии и Франции, особенно в ан-
глийских частных библиотеках, должно находиться еще много принадлежащих ему рукописей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110