Необходимо собст-
венно уяснить два пункта: как возникли суеверия и чем они поддерживались.
Первый пункт представит особые затруднения, так как зарождение суеверий
большей частью скрыто во мраке времен, и мы не имеем положительных сведений
из той эпохи. На основании предыдущего можно, однако, с большой вероятностью
допустить, что одни и те же факты и порождают и поддерживают суеверия. Конеч-
но, в отдельньк случаях необходимо будет обсудить вопрос, в самом ли деле эти
явления были-достаточны, чтобы вызвать возникновение суеверия; в случае отри-
цательного ответа, для этого придется искать другие причины.
Всякий раз, когда нам удастся показать, что какая-либо группа представлений
возникла на почве неправильного восприятия и толкования обыденных физиче-
ских и психических феноменов, мы с полным правом назовем ее суеверием. Чтобы
ввести некоторую систему в разнородный материал, с которым нам предстоит
252

иметь дело, мы прежде всего сделаем несколько замечаний о наблюдательной
способности человека, так как это необходимо для правильной оценки достовер-
ности сообщаемых фактов; затем перейдем к рассмотрению Психических явлений,
сперва нормальных и обыденных, затем более редких, наконец ненормальных
и болезненных. В заключение сделаем очерк технических приемов магии, не вхо-
дящих в рамки психологического исследования.
Наблюдательная
способность человека,
НОРМАЛЬНЫЕ ОШИБКИ НАБЛЮДЕНИЯ
Мы уже неоднократно упоминали, что наблюдательная способность человека
весьма несовершенна, так что не всегда можно положиться на показания даже
таких людей, правдивость которых стоит вне всякого сомнения. Такое заключение
противоречит общераспространенному убеждению, что человек со здоровыми
органами чувств может правильно наблюдать. Даже более: наше утверждение,
по-видимому, способно подорвать всякое доверие к выводам современных естест-
венных наук, которые целиком основаны на наблюдениях. В самом деле, каким
образом естествознание могло бы достигнуть такой высокой степени развития,
если бы человек не мог делать правильных наблюдений?
На это можно возразить следующее: достоверностью своих выводов естест-
венные науки обязаны именно тому, что они ставят свои наблюдения в самые
благоприятные условия, при которых возможность ошибок делается минималь-
ной. В музеях, лабораториях и обсерваториях исследователь находится в полном
покое и ничто не мешает его работе; он может произвольное число раз повторять
свои наблюдения, чтобы, по возможности, исключить случайные ошибки. Чего
он не заметил сегодня, то он увидит завтра. Техника предоставляет в его распоря-
жение множество средств для увеличения восприимчивости органов чувств и т. д.
Но главное - это возможность немедленно записать результаты наблюдения и
отсутствие необходимости полагаться на свою память; каждый наблюдатель
отлично понимает, что уже через короткое время он упустит из виду много мело-
чей, если они не будут отмечены тотчас же. Только при таких условиях могут
быть произведены достоверные - конечно в пределах человеческой возможнос-
ти - наблюдения. Известная доля упражнения также необходима наблюдателю.
Каждый учитель естественной истории знает по опыту, что даже способные дети
старшего возраста, когда им показывают животное или растение и направляют их
внимание на определенную часть предмета, все-таки не могут рассказать о том,
что они должны были заметить: они как будто его не видят. Для наблюдения, как
и для всего прочего, нужна привычка. Поэтому только тогда можно положиться
на верность наблюдения, когда опытный наблюдатель работал при благоприятных
условиях.
Из сказанного понятно, что наблюдения мистических событий не могут иметь
значительной достоверности, потому что большей частью они произведены людь-
ми совершенно неопытными в деле наблюдения и притом в самых неблагоприят-
ных условиях. Хотя в самое последнее время наблюдения над мистическими яв-
лениями иногда ведутся в лабораториях по известному плану, но и здесь, несмотря
на значительно лучшие условия, ошибки очень возможны по самому свойству
наблюдаемых явлений. Все подобные явления, как уже замечено, совершенно
несходны с явлениями обыденной жизни: это явления редкие, которые не нахо-
дятся в нашей власти, а возникают и исчезают неожиданно и внезапно, большей
частью в темноте; поэтому наблюдения над ними, даже в лабораториях, очень
затруднительны.
V
253
Еще хуже обстоит дело, когда эти неожиданные факты, как это обыкновенно
и бывает, появляются перед людьми совершенно неподготовленными к тому,
чтобы видеть нечто необыкновенное; источники ошибок возрастают тогда непо-
мерно, тем более что наблюдателю редко удается сохранить надлежащее хладно-
кровие, а никто не может ручаться за точность своих впечатлений при сильном
волнении. Но, допустивши даже, что исследователь совершенно спокоен, все же
правильность его наблюдения подвержена многим сомнениям: часто он не может
ближе исследовать известного явления, не имея для этого достаточно времени
или не будучи в состоянии занять необходимое удобное положение. Кроме того,
в его распоряжении могло не быть средств для точного определения времени и
пространства, так что в этом отношении ему приходится положиться только на
глазомер. Хуже всего, однако, то, что, несмотря на устранение всех неблагоприят-
ных условий, наблюдатель не может немедленно записать воспринятое и, таким
образом, оставляет большой простор для всевозможных неточностей. Записывая
известные оттенки явления, он забывает другие; не всегда правильно может вос-
произвести ход событий. Описание делается, конечно, еще менее точным, если
воспроизведение откладывается на недели, месяцы, а иногда и годы. Мы после
увидим, как велики могут быть в этих случаях ошибки памяти. Таким образом,
неточности очень легко закрадываются в описания, если последние ведутся без
определенного плана и без системы. Ошибки могут быть двух родов: ошибки
наблюдения и ошибки памяти, последние при письменном или устном изложении
воспринятого. На практике разделение это имеет мало значения, потому что
всякий отчет о виденном заключает в себе и те, и другие; но так как при после-
дующем изложении нам приде*гся обратить особое внимание на искание и оценку
подобного рода ошибок, то не мешает принять в расчет эту разницу. Для той же
цели мы считаем нужным рассмотреть ближе вопрос о том, на чем основываются
настоящие ошибки наблюдения.
Наблюдательная способность не есть простая функция душевной жизни чело-
века, но состоит из многих душевных элементов. При наблюдении какого-либо
предмета наши органы чувств получают от него известную сумму раздражении
и передают в сознание соответствующие различные впечатления. Если наше вни-
мание привлечено на известный пункт, то мы легко пропускаем многое, происходя-
щее в других местах; поэтому для восприятия впечатлений от какого-либо
предмета мы прежде всего должны направить на него наше внимание. Появляю-
щиеся в нашем сознании впечатления комбинируются со многими, раньше суще-
ствовавшими впечатлениями, и только путем такого сложного психического
процесса мы получаем представление о предмете и имеем право сказать, что на-
блюдение сделано. Для иллюстрации приведем пример. Я иду по улице. На окне
магазина лежат яблоки; мой взор скользит по ним, но я их не вижу, если я, напри-
мер, занят наблюдением за какой-нибудь уличной сценой. Наконец, я обращаю
на них внимание и только тогда воспринимаю ряд зрительных впечатлений;
я вижу нечто круглое, желтое и красное. Мне уже знакомы эти впечатления; они
обыкновенно связаны с определенными вкусовыми и обонятельными ощущения-
ми. Предмет, от которого я их воспринял, изучен уже мною под именем яблока.
Все эти впечатления, вследствие частого одновременного возникновения в моем
сознании, тесно связаны между собой: они ассоциированы, так, что при возник-
новении одного одновременно являются и другие. Я полагаю, что наблюдаю ябло-
ко; но, на самом деле, только часть соответствующих впечатлений воспринята
мною вновь, остальное пополнено моим сознанием без соответствующего внеш-
него раздражения. Таков обыкновенный ход психических процессов. Полное
наблюдение состоит из чувственного восприятия, связанного с функциониро-
ванием внимания и дополненного ассоциацией представлений, причем каждая из
этих составных частей всего акта вносит в него свои особые ошибки, характер
и результат которых мы должны анализировать отдельно. При этом мы еще
не принимаем в расчет мелких неправильностей, на которые обращено внимание
254
только в последнее время, зависящих от несовершенства наших органов чувств
или от особенностей процесса внимания и возникновения ассоциаций; напр., об
иррадиации, окрашенных краях образов, слиянии тонов, явлениях контраста,
передвижения времени при наблюдении сразу несколькими чувствами и т. п.
Эти неточности имеют исключительно теоретическое значение и практический
интерес приобретают только при тонких исследованиях. При наблюдениях гру-
бых, производимых без всяких технических приспособлений, с которыми именно
нам придется иметь дело по самому свойству предмета, мы должны остановить
наше внимание лишь на ошибках, воз- ____ ____
никающих при обыкновенных услови- ^^---^^^--^^^--^^^^g
ях нашей обыденной практики. ________
Чувственные восприятия. В огром- ________
ном большинстве случаев мы пользу- --------
емся только тремя чувствами: зрени- ------
ем, слухом и осязанием; обоняние и I^I^ZZ^.
вкус применяются гораздо реже. Из ______
первых трех главную роль играет эре- ------
ние, так как при его помощи мы де- ------
а
лаем гораздо более точные заключе- рис- 96-
ния о наружном виде предметов, их
отдалении от нас и об их положении в
пространстве, чем при помощи других
чувств. Мы хорошо знаем, как часто
глаз нас обманывает. Если впечатле-
ния, получаемые от предметов, слабы
и неопределенны, то мы получаем
весьма неверное представление о них;
Рис. 97.
Рис. 98.
хотя главный источник ошибок в этом
случае лежит не в самом зрительном
процессе, а в сопутствующих и допол-
няющих его ассоциациях. Зрение не
только дает нам понятие об очертани-
ях предметов, но также о величине их
и о положении в пространстве. Говоря точнее, последние два отношения познают-
ся не глазом, а функцией связанного с ним мышечного аппарата. Однако, не-
смотря на сложность или даже скорее вследствие этой сложности зрительного
органа, наши суждения о величине и положении предметов подвержены большим
ошибкам.
Проанализируем самые частые из них. При обыкновенных обстоятельствах
мы довольно легко судим об относительной длине линий и о величине поверх-
ностей. Но при малейшем осложнении наше умение нам изменяет.
На прилагаемом чертеже (рис. 98) мы имеем две линии а и Ь совершенно одинаковой длины,
но этому трудно поверить, глядя на рисунок: впечатление совершенно изменяется вследствие приба-
вок на концах их. Точно также изображенные на рис. 96 и 97 четырехугольники суть точные квадра-
ты; но, вследствие расположения линий, один кажется длиннее, а другой - шире. Подобных фигур
можно начертить очень много. На основании этих простых примеров можно легко судить, насколько
увеличивается вероятность ошибки при определении величины предмета на глазомере под открытым
небом и при неблагоприятных для наблюдения обстоятельствах. Брэм в своей <Жизни животных>
делает такое замечание: <По собственному опыту я знаю, как необычайно трудно определить пра-
вильно длину змеи. Когда случалось с меркой в руках проверять показания людей, даже очень опыт-
, ных, то оказывалось, что они были весьма ошибочны. Даже имея дело с небольшими змеями, не
более метра длины, находящимися в полном покое и дающими возможность хорошо вглядеться в них,
ничего не стоит ошибиться на целую треть; при определении величины змей длиннее 3 метров труд-
ность определения и вероятность ошибки делается вдвое и даже втрое больше. Когда же змея движет-
ся, то угадать длину ее делается совершенно невозможным. Я не знаю, от чего это зависит, но убедился,
что все решительно ошибаются, и притом всегда в смысле преувеличения, сколько бы раз не повто-
рялся опыт. Ошибка узнается только в тех случаях, когда есть возможность пустить в ход мерку.
Ничего нет удивительного, если воображение туземцев со свойственной южным народам пылкостью
255

и не знающее никаких границ преувеличивает длину змеи в 3 или 4 раза. Тот самый индеец, или
южноамериканец, который с видом полной правдивости уверяет, что видел и убивал змеи в 50 футов
длины, заявляет хладнокровному исследователю, убившему змею в б метров, что это чудовище по
длине превышает все, что он <когда-либо видел>. Эти замечания подтверждаются и с других сторон.
Если, таким образом, даже достоверные натуралисты, несмотря на опытность, принуждены сознаться
в своем бессилии точно определять величину, то становится очевидным, как мало можно доверять
показаниям разных древних авторов о зверях необыкновенной величины и т. д. Нужно заметить,
что эти ошибки вовсе не зависят от страха наблюдателя при виде чудовища. Я проверял показания
Брэма посредством канатов различной длины, положенных изгибами на траве. Четыре опытных
наблюдателя на глазомер определяли их длину, а затем была прикинута мерка. Деланные при этом
ошибки были меньше приводимых Брэмом, но зато были постоянны. Длина моих искусственных змей,
короче 2-х метров, всегда определялась меньше настоящей; у более длинных - ошибка была обрат-
ная. Величина ошибок была очень различна у разных наблюдателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110