То же бывает при изложении слож-
ных событий, состоящих из ряда явлений, причинная зависимость которых между
собою неочевидна, здесь также очень легко исказить временную последователь-
ность отдельных происшествий. Все мы хорошо помним некоторые эпизоды из
нашей жизни, но часто не можем ясно себе представить, с какими, именно другими
событиями они связаны. Мы помним ясно отдельные случаи, но вся цепь событий
от нас ускользнула. Итак, при воспоминаниях о целом ряде происшествий мы
легко утрачиваем представление о их взаимной последовательности, если не было
особых обстоятельств, не допускающих этого.- Кроме того, опыт учит нас, что
мы очень легко смешиваем факты, почему либо между собою сходные. Если имели
место два события, сходные между собой в существенных чертах, то второстепен-
ные подробности их мысленно легко переносятся из одного в другое. Даже более,
случается, что оба события в нашей памяти смешиваются в одно, если нет к тому
существенных препятствий. Такие случаи редко бывают в жизни, но зато очень
259
часты при чтении. Прочитав два сходных рассказа, мы легко начинаем смешивать
их подробности, и, наконец, они сливаются в нашей памяти в одно общее пред-
ставление. То же мы наблюдаем при воспоминаниях о действительных происшест-
виях незначительной важности, даже когда нам не только пришлось слышать
или читать о них, но и переживать их. Поэтому при перечислении ошибок памяти
мы должны присовокупить следующее: если в целом ряде событий было два или
более сходных между собой, то мы легко смешиваем их друг с другом, хотя бы,
на самом деле, между ними лежал большой период времени; если же нет каких-
либо особых обстоятельств, разделяющих их, то они, наконец, сливаются в наших
воспоминаниях в одно целое.
ВЛИЯНИЕ ДУШЕВНОГО ВОЛНЕНИЯ
И ПРИСТРАСТИЯ
До сих пор, анализируя ошибки наблюдения, мы предполагали, что сам наблю-
датель беспристрастен и хладнокровен, между тем волнение и пристрастие к
предмету должны быть непременно приняты в расчет, так как их влияние на ход
и результат наблюдения весьма значительно.
Настроение духа. При каждом душевном волнении, радостном или печальном,
сознание наше всегда переполнено представлениями, тесно связанными с причи-
ной настроения. Пока держится аффект, наши мысли не могут уйти далеко от
того, что вызвало нашу заботу или радость, гнев или страх; представления же
иного характера не проникают в наше сознание. Вследствие этого, как нам о том
известно из ежедневного опыта, человек в состоянии аффекта - очень-плохой
наблюдатель. Хотя на практике бывает довольно редко, чтобы нам приходилось
делать наблюдения при сильном волнении, но зато весьма нередко случается, что
наблюдение само является причиной аффекта, и нам приходится продолжать его
именно в таком душевном состоянии, когда мы менее всего к тому способны.
Аффекты, овладевающие нами в таких случаях, не разнообразны; это суть:
напряжение, ожидание, страх и ужас. Эти душевные состояния мы рассмотрим
ближе.
Напряженное внимание и ожидание близко родственны между собою. Чувство,
называемое напряжением, вызывается сознанием, что имеет произойти нечто нам
мало известное. Мы. с напряженным вниманием ждем чего-то, чего не знаем.
Если же наше внимание направлено на известное и определенное, то мы говорим
об ожидании. Поэтому можно сказать, что напряжение есть ожидание неизвест-
ного, а внимание, обращенное на предмет известный, есть ожидание. Оба состоя-
ния психологически характеризуются усиленной работой внимания. Но так как
внимание требует определенного объекта, а <чувство напряжения> как раз не
имеет такого объекта, то оно вызывает характерное беспокойство, скачки внима-
ния с одного предмета на другой. При ожидании, напротив, внимание обращено
на предмет известный - предмет ожидания; мы мысленно совершенно ясно пред-
ставляем себе грядущее и только сравниваем образ нашей фантазии с действи-
тельностью. Поэтому мы заранее можем сказать, что во всех подобных состояниях
неправильности наблюдения зависят от ненормальной функции внимания; веро-
ятность ошибок увеличивается вследствие легкой утомляемости его. После долго-
го ожидания мы теряем способность сосредоточиться именно тогда, когда явления
начинаются.
Поэтому, если в спиритических сеансах слишком долго не появляются мани-
фестации, то можно, наверное, сказать, что присутствующие не заметят самых
грубых обманов вследствие утраты способности внимательного наблюдения.
Если даже/ исключить это предположение, то и тогда вышесказанные эффекты
очень мешают наблюдению. Беспокойное состояние во время напряженного ожи-
дания ведет к тому, что наблюдаемый феномен появляется именно тогда, когда его
260

менее всего ждут, и драгоценные минуты могут быть упущены, пока зрителю уда-
ется сосредоточить внимание. При ожидании, наоборот, когда внимание направ-
лено на заранее определенный пункт, можно легко просмотреть явления, совер-
шающиеся вне его, хотя бы они были очень существенны. В последнем состоянии
духа утомление внимания наступает гораздо скорее, чем в тех случаях, когда оно
быстро переходит с одного пункта на другой. Наконец, при усиленном ожидании
чего-нибудь определенного, мы очень легко даем волю фантазии и склонны сме-
шать ее образы с тем, что произошло действительно. Бывает, и весьма нередко,
что верующие спириты видят на заседаниях много такого, что не подтверждается
более хладнокровными и критически настроенными наблюдателями. И в этом,
несомненно, сказывается результат интенсивного ожидания. Многие психологи
заметили, что фантастическая картина, на которой долго сосредоточено внимание,
приобретает, наконец, такую яркость и осязательность, что при слабом освещении
очень легко может быть принята за подлинную действительность.
Так как суждение о времени тесно связано с работой внимания, то легко
понять, насколько страдает правильность его при состояниях ожидания и напря-
жения. Влияние ожидания известно каждому из обыденной жизни: если мы уси-
ленно ждем чего-нибудь определенного, то время тянется бесконечно, потому
что внимание не может быть очень долго сосредоточено на одном представлении
об ожидаемом. Но и повторяющееся ослабление внимания ведет к тому, что
продолжительность времени преувеличивается. При неопределенном напряжении
время, напротив, летит быстро, потому что внимание, перебегая с предмета на
предмет, остается в бодрствующем состоянии.
Чувство страха близко родственно обоим вышеописанным состояниям. Боязнь
чего-нибудь есть постоянное напряженное ожидание чего-нибудь определенного
и неприятного. Ввиду того, что страх есть, таким образом, частный случай ожида-
ния, с ним связаны те же ошибки наблюдения, какими характеризуется и ожида-
ние; однако, вероятность ошибок еще увеличивается тем, что ожидание грядущих
неприятных и вредных последствий переполняет и обременяет сознание сообра-
жениями о способах избежать опасности. Можно себе представить, насколько
достоверны будут результаты наблюдений, сделанных при таких обстоятельствах.
Когда выясняется, что не было никаких причин опасения, то дальнейшее наблю-
дение может идти правильно, но первая его часть уже утрачивает всякую ценность.
Если же боязливое настроение продолжается, то отчет о событиях всегда преуве-
личен, потому что заранее созданный образ чего-то <страшного> занимает в воспо-
минаниях место действительности, которая наблюдается лишь поверхностно.
Что касается внезапного испуга, то это состояние духа не столько ведет к
ошибкам наблюдения, сколько совершенно лишает человека способности произ-
водить какое бы то ни было фактическое наблюдение, подавляя все функции
организма, а следовательно, и сознание. При неожиданном внешнем впечатлении
или слишком сильном, или связанном с представлением о неизвестной опасности,
человек впадает в состояние <шока>, оцепенения. Сердце почти останавливается,
все мышцы расслабляются. Хотя очень скоро наступает реакция и оцепенение
сменяется просто страхом, однако душевные и телесные функции .долго не могут
прийти в равновесие. Мышцы ослабели и не повинуются волевым импульсам, серд-
це бьется усиленно, разум <молчит>. Конечно, о точных наблюдениях при таких
состояниях не может быть и речи; можно получить только беглые впечатления от
окружающего; в особенности все размеры оказываются преувеличенными, веро-
ятно, вследствие расслабления глазных мышц. Так как почти невозможно проти-
востоять испугу, когда мы внезапно встречаемся с необыкновенным явлением,
то к описаниям всех подобных событий нужно относиться более чем осторожно,
как к наблюдениям весьма малоценным.
Пристрастие. Этим термином мы называем такое отношение данного лица к
предмету, которое основано не на фактах, но скорее на посторонних соображе-
ниях и обстоятельствах. Предвзятое мнение есть самая частая, хотя не единст-
261
венная причина и форма пристрастия. Если мы расположены к известному лицу,
или чем-либо ему обязаны, то мы склонны довольно мягко относиться к его даже
мало корректным поступкам; если же он нам неприятен, то происходит обратное.
Таким об разом, наше отношение к нему будет определяться не столько поступка-
ми, сколько сложившимся о нем раньше мнением. То же мы видим и при наблю-
дениях. Здесь пристрастие влияет с удвоенной силой. Иногда, на основании
нашего предварительного воззрения на предмет, мы заранее склонны ожидать
определенных результатов, и тогда являются на сцену все ошибки наблюдения,
__________________________ свойственные состоянию ожидания,

--^^^^^--^^^''^^^^^^^^^^^ т. е. ожидаемое смешивается с дейст-
вительностью. С другой стороны, мы
получаем наклонность невольно упус-
кать из виду и отстранять все, что не
совпадает с предвзятым мнением, чем
и объясняется весьма известный жи-
тейский факт, что человек видит лишь
то, что ему желательно видеть. Поэто-
му на сеансе убеждений спирит видит
духов там, где другие ничего не видят,
и отбрасывает все, что ведет к просто-
му и естественному объяснению про-
исшедшего. Но и <неверующий> со
своей стороны, заранее убежденный,
что <все это один обман>, также легко
пропустит много интересного и может
быть необыкновенного. И <за>, и <про-
тив> одинаково служат источником
ошибок: нужно быть вполне беспри-
страстным, чтобы наблюдать пра-
вильно.
Рис. 101. Ш. Рише.
Даже в практике чисто научного исследо-
вания можно найти достаточно примеров, как
наблюдатели, под влиянием предвзятого мне-
ния, видят только то, что соответствует их воз-
зрениям, и совершенно пропускают все про-
тивоположное. Приведем пример, взятый из
области нашего исследования - истории суе-
верий. Французский физиолог Рише, на осно-
вании некоторых опытов, о которых мы по-
говорим впоследствии, пришел к убеждению,
что передача мыслей одного лица другому
возможна и на большом расстоянии; в доказательство того, что подобное явление бывает не только
при искусственной обстановке, но и случайно, без ведома участников, он приводит следующий факт.
<Утром 9-го февраля 1885 года я отправился в контору редакции моего журнала для обычных
занятий. На углу двух улиц я увидал на противоположной стороне профессора Лакассань из Лиона,
приезжающего в Париж не чаще одного-двух раз в год. Две недели тому назад он прислал статью
в мою . Увидев его, я было собрался перейти улицу, чтобы поздороваться с ним,
но затем оставил это намерение, полагая, что он непременно зайдет в контору редакции; при этом
мне бросилось в глаза, насколько проф. Л. походит на г-на Л., моего знакомого глазного врача.
Придя в редакцию, я виделся с разными лицами и почти забыл о встрече, когда вдруг в 10'/д час. мне
подали визитную карточку профессора Лакассань, что меня после всего сказанного, конечно, не
удивило. Лишь только он вошел в комнату, я немедленно увидал, что встреченное мною утром
лицо было не профессор Лакассань. Я спросил его, находился ли он в 9 час. утра в указанном месте,
но он отрицал это, так как был в это время в другом конце города. Каким образом я мог видеть там
проф. Лакассань? Прохожий, обративший мое внимание, был блондин высокого роста, тогда как проф.
Л. роста среднего и имеет темные волосы?> Рише верит в передачу мыслей и потому в самом обыден-
ном происшествии усматривает нечто мистическое, что подтверждает правильность его взгляда, и
упускает из виду при этом все побочные обстоятельства, объясняющие факт самым простым способом.
Бывали и со мной подобные случаи, но так как я в передачу мыслей не верю, то всегда искал и находил
ближайшую причину явления. Рассуждая по собственному опыту, я могу объяснить случай Рише
262

следующим образом: Рише идет в редакцию и размышляет о предстоящих занятиях и между прочим
о статье проф. Л. По собственному признанию Рише, существует большое сходство между проф. Л.
и д-ром Л. Встретив последнего, Рише легко заменяет его мысленно фигурой проф. Л., о котором он
только что думал. Так могло быть дело, но мы ничего достоверного утверждать не можем, так как Рише
опускает подробности, необходимые для объяснения данного случая; делает он это не с намерением
ввести в заблуждение, а потому, что глубоко убежден в возможности передачи мыслей, и эта вера
ослепляет его: он относится к делу пристрастно.
Так как вообще нет резкой границы между нормальным и болезненным состоя-
нием, особенно в области психической жизни, то случай с Рише доказывает толь-
ко, как легко человек, имея предвзятое мнение, просматривает естественный ход
вещей; но дело становится гораздо серьезнее, когда случайные и единичные ошиб-
ки делаются более частыми и принимают широкие размеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110