в политологии торжествует американская пара-
дигма, что отражало, с одной стороны, идейную и политическую геге-
монию США в послевоенной Европе, а с другой - разочарование в
"харизматиках", явившихся в скандальном облике политических аван-
тюристов и тиранов. Господствующая после войны в политической нау-
ке традиция описывает политические процессы в мире в контексте гло-
бальной логики модернизации, отождествляемой для Европы с америка-
низацией, для прочего мира - с вестернизацией. Модернизация-вестер-
низация раскрывается как процесс последовательного "опреснения" ми-
ра - воцарение рационально мыслящего "экономического человека". Не
случайно она зачастую описывается как борьба между экономикой и
"антиэкономикой", воплощающей все традиционное, обращенное к ге-
роике, жертвенности и пиетету.
Следует признать, что применительно к "маргинальным" регионам
самой Европы (Испания, Португалия, Греция, частично даже Франция
накануне вступления в "Общий рынок") теория модернизации работала.
Цивилизационное пространство Запада значительно выровнялось и дос-
тигло внутренней консолидации, когда пали диктатуры Франко и Сала-
зара и "харизматиков" власти потеснили эксперты-управленцы из раз-
личных комиссий Европейского Сообщества.
На рубеже 80-90-х годов, когда стали рушиться тоталитарные режи-
мы "второго мира", казалось, наступило торжество вестернизации. От-
38
ныне весь мир готов уподобиться передовому Западу, а сопротивление
отдельных маргиналов (типа иракского режима) относится к маленьким
недоразумениям переходной эпохи. На волне этих ожиданий и родился
миф "конца истории" (Ф.Фукуяма) - устранения многообразия мира на
путях завершающейся вестернизации. Однако сегодня, в середине 90-х
годов, политическая аналитика уже не может отмолчаться перед лицом
банкротства модернизации в России, с одной стороны, и симптомами
нового передела мира, воскрешающего традиционный образ неукроти-
мых политических стихий, с другой. Можно сказать, на наших глазах
заканчивается тот период в развитии политического самосознания Запа-
да и всего человечества, который характеризовался столкновением анг-
ло-американской и континентально-европейской интеллектуальных и
культурных традиций. Наступает новый период, когда динамика поли-
тической мысли будет определяться столкновением западной классики с
бросающим ей вызов "восточным" опытом, в том числе опытом кон-
вульсирующего "второго мира".
Опыт политических процессов, развертывающихся в гигантском
постсоветском пространстве, не соответствует ожиданиям западной по-
литической классики сразу по нескольким основаниям. Во-первых, он
противоречит "теории обмена" и процедуре отнесения к интересам, как
того требует ключевая методологическая метафора "экономического
человека". В постсоветском пространстве эпицентры политических со-
бытий больше совпадают с линиями водораздела культур, этносов, рели-
гий, т.е. требуют процедуры "отнесения к ценностям". Во-вторых, не
действует базовая для западной классики номиналистическая презумп-
ция: в политике все более активно заявляет о себе не только "разумный
эгоизм" постградиционных личностей, преследующих свои индивиду-
альные интересы, но и ощущается реванш "коллективных сущностей",
таких, как национальный интерес, национальные цели и приоритеты,
цивилизационная, социокультурная, конфессиональная идентичность.
Именно неспособность учесть эти приоритеты и ценности, соединить
требования демократизации с защитой национальных интересов в значи-
тельной мере предопределила банкротство реформационного курса в
России и шаткость послеавгустовского режима. Применительно к раз-
витию политологии теоретически настораживающим является тот факт,
что в рамках американской парадигмы перечисленные политические
реальности, относящиеся к коллективному бытию людей, вообще не
могут быть "схвачены" и описаны. Приходится признать разительное не-
соответствие между либеральным теоретическим самосознанием Запада,
39
заявляющим миру только о правах человека, но избегающим признавать
реальность "старых" коллективных целей, и его практическо-полити-
ческим сознанием, весьма активным в защите этих целей (будь то на-
ционально-государственные интересы или даже интересы Запада в це-
лом). Теоретико-методологическая доверчивость наших "западников",
поверивших в единое мировое гражданское общество ("общий дом") и
просмотревших "вечные" реальности государственного коллективного
эгоизма и державного соперничества, стала источником крупнейших
международных просчетов российской дипломатии в последнее время.
Наконец, особенностью взбаламученного, взвихренного "второго ми-
ра" является тенденция сползания к состоянию, относительно которого
так настойчиво предостерегал Гоббс, - "войны всех против всех". Если
западная классика озабочена в первую очередь качеством политической
власти - ее демократической аутентичностью и легитимностью, то ре-
альность попавших в новый круговорот обществ повышает ценность
государственного порядка как такового, а следовательно, и готовность
людей платить за него значительно более высокую цену, чем это приня-
то на Западе. Вместо либеральной парадигмы Т.Беккера, ориентирую-
щей на неуклонное свертывание пространства власти, начинает довлеть
парадигма "учителя заподазривания" М.Фуко, всюду отыскивающего
следы ненасытной власти, порою тщательно маскирующейся, но тем не
менее неотступной и жестокой.
Вызовом либеральной классике являются также новые социальные
движения и новые субъекты политики (см. раздел IV). Речь идет об
экологическом движении, о женском и молодежном движении, о разно-
образных гражданских инициативах, а также о деятельности различных
теневых групп и криминально-мафиозных структур, кое-где прямо рву-
щихся к власти. Все это - поистине "постклассические" объекты поли-
тического знания, требующие новых подходов, существенного обновле-
ния понятийно-категориального аппарата науки. Их отличительная осо-
бенность - уход из макропространства в микромир, из формальных
структур в неформальные, где классические процедуры идентификации,
рациональности и легитимности не действуют. Возможно, потребности
их изучения (в теоретических и практических целях) потребуют от по-
литической науки не менее радикального поворота, чем тот, что в свое
время потребовался естествознанию, впервые столкнувшемуся с миром
квантовых объектов.
В заключение отметим еще один, не менее значительный повод для
преобразования исследовательских парадигм политической науки. Речь
идет о переходе от индустриального общества к постиндустриальному.
Классическая политология исходила из дихотомии: традиционное обще-
ство - современное. Но современность, называющая себя новым именем
40
"постмодерн", может быть чревата и продолжением основных тенденций
предшествующей модернистской эпохи и их ревизией в каком-то, пока
еще не ясном, смысле. Обострение глобальных проблем, в частности
вступление человечества в зону предельного экологического риска
(наряду с другими видами глобального риска), свидетельствует скорее в
пользу того, что постиндустриальное общество вряд ли ознаменуется
продолжением и радикализацией тенденций индустриальной эпохи. На
этом пути его может ждать скорый конец.
Что же собою представляет грядущий постиндустриальный сдвиг ци-
вилизации и как его оценить в политическом измерении - вот задача
современной политической науки. Чем менее вероятно, что грядущее
общество будет простым экстенсивным развитием сложившихся тенден-
ций индустриальной эпохи, тем меньше у нас шансов уповать на спон-
танную логику технико-экономических процессов, на либеральные ожи-
дания свертывания политики как смелого исторического творчества.
Решающим фактором развития политологии является преодоление евро-
поцентризма и западнического эпигонства, препятствующих осознанию
специфики политического процесса в незападных обществах. Активизи-
рующийся сегодня диалог мировых культур и цивилизаций создаст
предпосылки становления политической науки в качестве действительно
всеобщей, учитывающей многомерность и социокультурное разнообра-
зие мира. Соотношения универсалий мира политического и региональ-
ной специфики, нового и "инвариантного" в политической истории яв-
ляются сегодня болевыми точками современного политического само-
сознания человечества, мучительно изживающего крайности, связанные
и с неумеренным самомнением Прогресса, и с пессимизмом теорий
"вечного возвращения".
Раздел II.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ СОВРЕМЕННОСТИ
Храни порядок и порядок сохранит тебя.
Латинская формула
Под "системой" обычно понимается упорядоченная совокупность
элементов, отличающихся функциональной взаимозависимостью. При-
менительно к политике это означает, что все ее составляющие внутрен-
не связаны между собой и взаимодействуют в рамках определенного
общего "кода". В древневосточных обществах, где стабильность высту-
пала в качестве высшей ценности, от политической системы требова-
лись в первую очередь высокая упорядоченность и сглаженность.
Но современные высокодинамичные общества, характеризующиеся
постоянными изменениями баланса сил и интересов и ориентацией на
прогресс, предъявляют иные требования к политике. Противоречивость
этих требований состоит в том, что, с одной стороны, политика понима-
ется как разновидность социальной технологии, посредством которой
люди надеются перерешить свою судьбу и улучшить общественный
статус; с другой - она же понимается как способ упорядочения общест-
венных отношений и укрощения опасных стихий силами законной вла-
сти. Словом, политическая система решает проблему обеспечения об-
щественной динамики в цивилизованных рамках стабильности и закон-
ности.
Проблема состоит в том, чтобы понять специфику этрй динамики и
этой стабильности. Сегодня справедливо считается, что гражданское
общество представляет собой саморазвивающуюся и самоорганизующую
систему, имеющую источники роста внутри себя. Означает ли это, что
его обращения к политике носят спорадический характер, а государству
по-прежнему отводится роль "ночного сторожа"?
Подобная установка классического либерализма периодически дает о
себе знать (совсем недавно она была импортирована и в Россию), но
существа дела она все же не отражает. В целом эта установка связана с
просвещенческими иллюзиями относительно "естественного состояния"
общества и "естественного человека".
Ритуал и аскеза, сословные перегородки и иерархии - все это про-
светителями XVIII в. рассматривалось как "искусственные" рамки,
стесняющие энергию и инициативу "прирожденных предпринимателей".
Предполагалось, что новое буржуазное общество социализирует чело-
42
века таким, каков он есть - с его "разумным эгоизмом", стремлением к
счастью, желанием быть самому себе хозяином. От него не требуется
ничего сверх того, что укладывается в рамки разумного эгоизма: ника-
ких "подвигов святости" - героики, жертвенности, самоотверженности.
В этом состоит, наверное, самая устойчивая иллюзия буржуазной
эпохи. Эта эпоха не проблематширует общественное бытие человека:
во-первых, все социальные связи она сводит к минимуму (концепция
"робинзонады"), а во-вторых, считает обеспечение этого минимума само
собой разумеющимся. Однако весь опыт перехода от традиционного к
современному обществу свидетельствует, что самой трудной проблемой
является социализация посттрадиционного человека.
Традиционный человек был социален: соблюдал нормы общежи-
тия - в силу своего почти полного подчинения традиции и авторитету
старших. Его лояльность и долготерпение в значительной мере базиро-
вались на представлениях о незыблемости мироздания. "Аллах предо-
пределил меры творения за пятьдесят тысяч лет до того, как Он сотво-
рил небо и землю..." Это отрывок из мусульманского источника (Хадис
Муслима), отражает общую для всех традиционных социумов презумп-
цию незыблемости земного порядка как причастного к высшему - бо-
жественному и космическому.
В посттрадиционном обществе человек открывает свою свободу в
истории. И как всегда бывает в таких случаях, эйфория первооткрытия
сопровождается завышенными ожиданиями и иллюзиями всевозможного.
Кроме того, крушение традиций и норм сопровождалось (и сопровожда-
ется сегодня в обществах, переживающих посттрадиционную фазу) вы-
свобождением таких асоциальных стихий и энергий, которые далеко
выходят за рамки "разумного эгоизма" и грозят разрывом самой ткани
человеческих отношений. Таким образом, оказалось, что люди обязаны
своей общественной стабильностью либо традиции - пока она жива и
регулирует их отношения, либо государству как центральному звену
политической системы, упорядочивающей и укрощающей вырвавшиеся
наружу общественные стихии.
В некотором смысле можно сказать, что в обществе тем больше
места занимает политика, чем меньше места осталось в нем для церкви,
традиции и семейного авторитета.
В посттрадиционном обществе не меньше политики, как предпола-
гала либерально-просвещенческая концепция "естественного человека",
а больше политики, ибо высвобождающиеся из-под традиционной опеки
личностные энергии подлежат регулированию посредством особых по-
литико-правовых технологий. Это не означает, что все виды социальной
энергетики, высвобожденной в результате крушения традиционализма,
43
попадают в сферу собственно политического регулирования. Между
политической системой и системой гражданского общества развертыва-
ется своего рода стратегическая игра, в которой роли и позиции парт-
неров постоянно меняются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75