они достойны своего положения.
Апологетика рынка в России приняла формы, далеко выводящие за
границы научной или практическо-управленческой концепции. Рыноч-
ная доктрина обрела формы языческого развенчания прежних, христи-
анских по своему происхождению, историософских и политических
ожиданий. Она провозглашает культ сильного (социальный дарвинизм)
успех любой ценой. Словом, она уже не столько антисоциалистическая,
сколько антихристианская. Именно на этой почве произошел разрыв
русской интеллигенции с народом, что может иметь прямо-таки катаст-
рофические последствия для самой интеллигенции и для дела Просве-
щения в России.
Интеллигенции предстоит покаяние - публичный и последователь-
ный отказ от "морали успеха" и гедонистических культов. Чтобы про-
должать свое великое дело Просвещения, она должна будет придат
378
самому Просвещению забытую византийскую, греко-православную
форму. На протяжении почти тысячи лет Просвещение в России сосре-
доточивалось вокруг монастырей. Оно формировало не столько инстру-
ментальное знание, обращенное к внешнему миру с целью заполучения
земных благ, сколько духовное зрение, обращенное к внутреннему миру
человека.
Сегодня в мире в целом наблюдается неслыханная "порча человека".
И эта проблема представляется гораздо более острой, чем та, что будо-
ражит современный экологический алармизм. Точнее, экологическое
загрязнение - всего лишь результат предельного духовного запущения.
Другим результатом порчи духа является порча политики и самого
государства. Политическая среда в России загрязнена никак не менее,
чем природная, человеческими шлаками всего мира. Марпшалы и аван-
тюристы всех мастей, выталкиваемые из более защищенных стран, уст-
ремились сегодня в Россию и, договорившись с местным номенклатур-
но-мафиозным альянсом, устраивают свои дела на беду нашего незащи-
щенного большинства. Урезонить это пляшущее на костях язычество
одной только силой, одной только "диктатурой порядка" — сомнитель-
ное дело. Сомнительное не в том, что это физически невозможно. Опыт
показывает, что как только размах организованного государственного
насилия достигает определенной величины, стихийное, разлитое в об-
ществе насилие стихает и прячется. Но выстраданный уже Россией
опыт государственного насилия многому учит. Та "тишина", которая
устанавливается в результате тотальной государственной чистки, это
поистине мертвая тишина, в ней нет жизни. Дилемма: "разлитое" в об-
ществе "диффузное" насилие бесчисленных мафиозных групп или кон-
центрированное государственное насилие - является тупиковой. И если
пафос государственного строительства и державного возрождения пита-
ется одним только стремлением к дисциплине и порядку, то неототали-
таризма нам не избежать.
Нам сегодня срочно требуется настоящая гражданская активность -
мобилизованное гражданское общество. Но мобилизованное не столько
в делах гешефта, как того требует традиция первого, романо-германс-
кого мира, а мобилизованное духовно, в соответствии с византийской
традицией. Чтобы урезонить власть, имеющую столь убедительные
предлоги для использования силы, для диктатуры, требуются великие и
независимые духовные авторитеты - наследники священного клира.
Здесь, собственно, одно из двух: либо обществу удастся мобилизо-
ваться духовно и подавить анархию языческой вседозволенности и по-
пирание норм изнутри, либо его мобилизуют по-генеральски, сверху и
тогда уже только язычество государства преподаст свои уроки
"разлитому" в обществе язычеству.
13* 379
Приходится признать, что российская интеллигенция неверно поняла
свое назначение. Она радикализировала процесс "секуляризации", дове-
дя его до развенчания всех норм, идущих от христианской традиции, до
голого культа силы и успеха. Это и был ее путь на Запад, в "первый
Рим". Сегодня, чтобы в инверсионном порыве, в ходе величайшего раз-
очарования вестернизацией не повернуть столь же круто назад, на Вос-
ток, требуется найти "альтернативный Запад" и найти его не столько
вовне, сколько в собственной духовно-религиозной традиции, в куль-
турной памяти России как наследницы Византии. Это не может быть ни
чем иным, как путем покаяния. Тоталитарной удушающей дисциплине
хотели противопоставить предельную раскованность и гедонистическую
"мораль успеха". Как оказалось, на этом пути можно только разрушать,
но построить ничего нельзя.
Часть нашей интеллигенции с упоением отдалась рынку не только
под влиянием банального экономического соблазна, но и соблазна ме-
тодологического, со стороны марксистского базисно-надстроечного де-
терминизма. Дух бывшего "великого учения" по-прежнему витает над
интеллигенцией, хотя и в неузнаваемо-превращенных формах. Ей не-
вдомек, что рыночное общество не тогда получает настоящую истори-
ческую перспективу, когда дополняется соответствующей рыночно-
гешефтной "надстройкой", а, напротив, тогда, когда эта надстройка,
духовная и политическая, ориентирована в духе высокого христианско-
го парадокса, утверждающего моральное превосходство нищих духом.
Чем дальше зашел процесс секуляризации, забвения христианских
основ культуры, тем труднее дается интеллигентскому сознанию этот
парадокс. Но сегодня другого выхода нет. Его предстоит заново освоить
и пережить как откровение. Его достоверность подтверждается и траги-
комическим парадоксом российского реформационного процесса, когда
"хотели как лучше, а получилось как всегда..."
Пройдя две языческие стадии: большевистскую, связанную с культом
Машины ("общество как единая фабрика"), и либеральную, связанную с
культом Рынка, предстоит вернуться к делу, начатому представителями
русского религиозно-философского ренессанса. Они чувствовали волну
поднимающегося язычества - торжествующего хама, назвавшего себя то
"новым человеком", то "новым русским". Они уже прозревали дилемму
новейшей русской истории: либо тоталитарное укрощение стихий со
стороны государственной деспотии, либо укрощение их средствами ду-
ховного просветления и покаяния. Некогда вся Россия ходила на бого-
молье в Киев, в Киево-Печорскую лавру. Там еще витал дух византий-
ской святости. Может быть, и сегодня путь в незримую Византию, в
380
другую, глубоко родственную России, материнскую Европу, лежит че-
рез Киев. Это не великодержавный путь нового присоединения Украины
к России, а покаянный путь присоединения России к Киеву как центру
возрожденческого византийского движения. На Украине активно дейст-
вуют силы, пытающиеся присоединить Киев к Галиции, а оттуда увести
на романо-германский Запад. В униатском движении, сегодня ставшем
политической силой на Украине, такая программа заложена. У Киева
другая историческая судьба - стать духовной столицей восточного сла-
вянства, ищущего "второй Рим" (или "вторую Европу"), завещанная
Византией.
При таком движении будет воссоздан великий принцип мировых ре-
лигий: разделение духовной и политической власти. Политический
центр воссозданной восточно-славянской федерации сохранится, по
всей вероятности, в Москве. Но полностью независимый от нее общий
духовный центр будет в Киеве. Украинскому народу будет предложена
великая вдохновляющая перспектива: стать новой Византией - храни-
тельницей священного Письма и священного авторитета всего право-
славного мира - при полной политической автономии от Москвы. Тем
самым будет исправлена трагическая "ошибка" или деформация нашей
истории, когда после падения Византии центр православия переместил-
ся в Москву, а там попал в зависимость от политической власти. Вели-
кий принцип разделения духовной и политической власти был нарушен,
что привело к государственной сервилизации официального правосла-
вия, а тем самым - к угрозе потери им статуса мировой (а не нацио-
нально-государственной) религии. У Киева сегодня есть шанс возродить
православие как мировую религию, не кланяющуюся земным авторите-
там.
Таким образом, очень возможно, что в абсурде политического разде-
ления, неожиданного раздела земного имущества между нашими наро-
дами, таится высшая хитрость мирового разума. Сегодня катастрофиче-
скую порчу человека, угрожающую тотальной гибелью, может предот-
вратить только новый грандиозный религиозный подъем. В наибольшей
мере эта порча ощущается сегодня в постсоветском пространстве. Но
там, где ближе всего к своему торжеству силы зла, там, как правило, и
возникает спасительная духовная реакция. Не исключено, что в нашем
пространстве преодоление порчи человека произойдет путем возвраще-
ния православию статуса действительно мировой религии - независимо-
го от государственных властей центра духовного притяжения и води-
тельства. Стать таким в Москве наше православие не может - об этом
свидетельствует весь период "постсоветского либерализма" в отношении
церкви. Едва освободившись, церковь вновь становится "официальной".
381
Но "официальной" настоящая церковь по определению стать не может.
Она должна сохранять способность интимно-исповедальческого притя-
жения и быть опорой "нищих духом", а не ищущего новых идейных
подпорок государства. Вот почему ей предстоит "миграция" в Киев,
выступающего в качестве не политического, а духовного центра, не
ищущего политических успехов. Для этого Киеву необходимо отстоять
свою независимость как от Москвы, так и от собственных национали-
стов, готовящих ему удел столицы незадачливого государства - марги-
нала центральной Европы. У Киева, может быть, другая судьба: не ма-
лой политической столицы, а великой духовной столицы - подлинной
хранительницы греко-византийского наследия.
Глава Ш.
МОЖНО ЛИ ВОЗРОДИТЬ ИДЕЮ «ТРЕТЬЕГО РИМА"?
КОНЕЦ КОНЦЕПЦИИ "ОБЩЕГО ДОМА"
Вопрос о цивилизациошюм и политическом самоопределении России
сегодня стоит очень остро: никому не ясно, как поведет себя
"загадочный гигант" после завершения нынешнего смутного периода. На
своих развилках история бывает максимально открытой, отзывающейся
на такие субъективные факторы, как воля элит, настроения народа,
модные учения времени. Однако логика, диктуемая долгосрочными
факторами существования - цивилизационными, геополитическими,
экономическими, все же присутствует в истории. Она не так принуди-
тельна, как это представлялось сторонникам "непреложных историче-
ских закономерностей", - ее можно нарушать в угоду сиюминутным
интересам или провокациям извне, но, как показывает опыт, довольно
мстительна. Между логикой истории и исторической утопией склады-
ваются непростые отношения. Логика соответствует суровому
"принципу реальности", утопия - заманчивому "принципу удовольст-
вия". В массовом обществе, где ослаблено влияние норм и традиций,
"принцип удовольствия" получает непропорционально большое значе-
ние, что и объясняет нам злосчастную популярность утопий. Прежде,
когда социальная среда была еще достаточно здоровой - поддержива-
лась нерастраченным духовным капиталом множества предшествующих
поколений, - между обещаниями утопии и реваншем реальности проле-
гала историческая дистанция. Одно-два поколения могли жить в про-
странстве утопии, не ведая того, что живут на проценты от капитала
"Отцов". Но сегодня опустошения духовно-исторической среды так ве-
лики, что она реагирует почти незамедлительно: реванш реальности
настигает утопистов в апогее их общественно-политической карьеры.
382
Именно это имеет место сегодня в постлиберальной России. Хотя
радикал-либералы все еще находятся у власти, Россия успела стать пост-
либеральной, распростившись с иллюзиями очередного прогрессистско-
го утопизма. Правящему режиму история бросает вызов, хотя ответить
на этот вызов он, по-видимому, не в состоянии: это придется делать
народу России. Новейшая история развивается по законам драмы: каж-
дая новая ее фаза представляет собой ответ на крайности и недочеты
предыдущей. И чем выраженнее были эти крайности и односторонно-
сти, тем более резким - крайним в своей инверсионной логике - будет
ответ... Традиционные общества жили в более преемственной политиче-
ской истории, потому что не знали современного нетерпения масс и
меньше соблазнялись иллюзиями. Посттрадиционный человек лишен
подобного здравомыслия и потому обречен жить между двумя крайно-
стями: "светлого будущего" и "обескураживающего будущего".
Технократически воспитанное мышление строит свои прогнозы в
основном методом экстраполяции. В какой-то мере это оправданно по
отношению к технико-экономическим процессам. Но дискурс об исто-
рии требует возврата к гуманитарному мышлению, умеющему постигать
ее по законам драмы, "вызова и ответа".
Циклы истории - это драматическое чередование крайностей, кото-
рые в объективном плане выступают как инверсионные фазы "большого
цикла", а в субъективном - как этапы политической биографии народа,
зреющего в борьбе с искушениями утопии. Применительно к современ-
ной России это можно представить как противостояние утопии европе-
изма и реальности евразийства.
Все революции в России происходили под знаком "большой утопии".
Пора, кажется, задуматься над тем, как формируется поколение, кото-
рому не жаль крушить собственное общество, культуру и традицию.
Под знаком ожидаемых "частичных улучшений" делать это невозможно.
Требуется утопия, обещающая эпохальный, миропотрясательный ска-
чок. Таким скачком на рубеже 80-90-х гг. представлялось возвращение
России в "мировую цивилизацию", а точнее - в "Большую Европу".
РОССИЯ И "ПЕРВАЯ ЕВРОПА"
Когда Россия "выходила" из состава СССР и поставила себя в поло-
жение "демократического авангарда" в постсоветском пространстве,
США обещали ей "стратегическое партнерство".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75