Эту драму человеческой свободы, включающей роковые дву-
смысленности и люциферовы искушения, впервые, пожалуй, раскрыл
Ф.М.Достоевский, который, несомненно, является первым (и по време-
ни появления и по рангу) политическим философом России.
Достоевский описывает человека как актора1, действующего не в
мире "непреложных закономерностей" и материальных необходимостей,
а в ареале идей. В этом мире роли не навязываются человеку непре-
ложным образом, а избираются - в соответствии с его системой ценно-
стей, представлениями о сущем и должном, достойном и недостойном.
Наш великий писатель доказал, что принудительная сила "идеи" мо-
жет стать куда выше принудительности материальных обстоятельств
или предписаний, связанных с выполнением обычных социальных ро-
лей.
Вот эта правда символического мира оказалась не по плечу ни мар-
ксистской, ни либеральной методологии, не сумевших разгадать приро-
ду человека как духовно ориентированного существа, для которого мир
ценностей отнюдь не менее значим, чем мир интересов.
В качестве "религиозного животного" человек изначально жил в ми-
ре идей и воодушевлялся ими. Однако в прежних обществах идеи обыч-
но выступали, во-первых, безальтернативным образом (давались челове-
ку с рождения вместе с его конфессиональной, этнической и сословной
принадлежностью), а во-вторых, они лишь в исключительных случаях
обретали политический статус.
Под понятием "актор" современная теория понимает субъекта - носителя
политического действия.
55
Тогда еще не было отлаженного духовного производства — той
"фабрики мнений", которая работает крупносерийно (в массовом мас-
штабе) и продукция которой подвержена "моральному старению".
Под влиянием этих "фабрик" происходит невероятное разрастание
символических систем - "второй реальности" автономных образов,
насаждающих тот или иной социокультурный и психологический кли-
мат в обществе, способных как вдохновить и сориентировать, так и
деморализовать и дезориентировать целые нации.
Значение этой "второй реальности" растет, с одной стороны, по мере
увеличения доли духовного производства по сравнению с материальным,
с другой - по мере возрастания в общем национальном потреблении
доли духовной продукций по сравнению с той, которая удовлетворяет
"первичные потребности".
Следует сказать, что вместе с возрастанием роли символического
мира образов растет и число возможных альтернатив социального пове-
дения. В традиционном обществе, в котором сильнее ощущалось давле-
ние социальной необходимости, число возможных вариантов поведения
было весьма ограничено. В современном обществе человек не столько
наследует определенный тип поведения, сколько избирает его в соответ-
ствии со своей системой ценностей.
Стоит при этом отметить, что возрастанию масштабов духовного
производства и разнообразия его продукции сопутствует релятивизация
многих ценностей. В традиционной ситуации ценностной безальтерна-
тивности - когда человек изначально погружен в единообразную и не-
зыблемую ценностную систему, его приверженность ей носила нерас-
суждающий характер. Сегодня ввиду многообразия ценностных систем
ценностный выбор начинает носит все более условный характер, менее
обязывающий личность.
Другой, духовный изъян, также связанный с ускоренным ростом
второй, символической реальности, - это возрастание социальной и
морально-психологической неудовлетворенности современного челове-
ка. В социальной психологии удовлетворенность (У) измеряют форму-
лой:
Реальные возможности
У= —————————————— .
Притязания
Начиная с Нового времени во всех обществах наблюдается драмати-
ческая тенденция: притязания людей растут быстрее их реальных воз-
можностей. Наблюдаемый социологами и политиками парадокс про-
гресса выражается в том, что росту реальных возможностей нередко
сопутствует не возрастание, а снижение удовлетворенности. Это касает-
56
I
ся и отдельных обществ целиком, и отдельных социальных групп:
"любимцы" прогресса, более всех взявшие от его достижений, часто
ведут себя подобно избалованным любимцам в семье - платят неблаго-
дарностью. Для объяснения этого парадокса надо обратиться к нашей
формуле: вероятно, дело в том, что росту реальных возможностей со-
путствует непропорционально высокий (завышенный) рост притязаний.
Именно поэтому статистика прогресса, выражаемая показателями рас-
тущего уровня жизни, досуга, образования, омрачена и статистикой
растущих социальных эксцессов и бунтов, как на коллективном уровне,
так и на уровне отдельной личности (рост девиантного поведения -
преступности, самоубийств, наркомании и т.п.).
Какие же факторы закладывают дестабилизирующий механизм, свя-
занный с опережающим ростом знаменателя по сравнению с числителем
в формуле, приведенной выше?
В числе первых факторов можно назвать современную демографиче-
скую революцию, связанную с переходом от традиционной патриар-
хальной семьи к новой нуклеарной семье. Традиционная семья характе-
ризовалась высокой рождаемостью и выступала в роли института, обес-
печивающего быстрый экстенсивный рост населения (даже несмотря на
высокую детскую смертность).
Не меньшую важность имеет и то, что люди, воспитываемые в тра-
диционной многодетной семье, с молоком матери усваивали дух тради-
ционной аскезы: выносливость, неприхотливость, непритязательность.
Наконец, следует отметить и то, что традиционная патриархальная
семья виступала как институт жесткой власти: старших над младшими,
мужчин над женщинами. Юношество формировалось под сенью непре-
рекаемого отцовского авторитета и проникалось духом нерассуждающей
и жесткой дисциплины.
Итак, патриархальная семья длительное время (более 6000 лет)
работала как институт, обеспечивающий общество многочисленным,
выносливым и неприхотливым, аскетически-дисциплинированным кон-
тингентом, пригодным и для тягот повседневного труда, и для тягот
войны.
И вот в XX в. грянула демографическая революция, связанная с бун-
том "пролетаристов Фрейда" - женщин и молодежи против власти авто-
ритарного Отца.
Эмансипация женщин резко повлияла на сокращение рождаемости:
чем больше продвигается женщина на пути самоутверждения, тем ниже
ее готовность выдерживать тяготы, связанные с ролью многодетной
матери.
Эмансипация молодежи, в свою очередь, ускорила переход к совре-
менной нуклеарной семье: взрослеющие дети, тяготясь опекой родите-
57
лей, предпочитают жить от них отдельно. Демографическая революция
породила того анархического "единственного", которого другими сред-
ствами и в других измерениях описал М.Штирнер в своей знаменитой
книге1.
Современная нуклеарная семья преимущественно формирует "един-
ственного" - одного ребенка, социализация которого происходит в кли-
мате завышенных родительских отношений и "щадящего" воспитания.
"Единственный" претендует на уникальную социальную, профессио-
нальную и семейную судьбу и менее всего готов делить тяготы, свя-
занные с унаследованной ситуацией. Единственные дети поставляют
аудиторию для всех проповедников "немедленного счастья" и морали
успеха и отличаются особой нетерпимостью к прошлому. Их устами
говорит сегодня самовлюбленная и самонадеянная Современность, без-
жалостно третирующая национальную традицию и "старую" мораль. Эта
психология "единственных" в значительной мере объясняет метаморфо-
зы посттрадиционного индивидуализма. В нашей литературе их тща-
тельно описал Ю.А.Замошкин на обильнейшем американском материа-
ле2.
Он выделил два этапа развития буржуазного индивидуализма. Этап
героическо-аскетический, сформированный под влиянием протестант-
ской этики, и современный этап безответственно-гедонистического ин-
дивидуализма, уже не способного ни к усердному труду, ни к настоя-
щей бережливости накопления и ориентированного сугубо потребитель-
ски.
Сегодня, когда у нас столь усердно насаждается новый индивидуали-
стический культ, полезно отметить эту качественную разницу двух
исторических типов индивидуализма. Демографическая революция,
совершенная в специфическом духовном климате, сформированном
учителями раскованности и "безудержной эмансипации", подорвала
героическо-аскетический индивидуализм - питательную среду самодея-
тельного гражданского общества.
На родине этого индивидуализма - на Западе еще сохраняются его
следы и действует его благодатная инерция. Старый протестантский
индивидуализм и новый, гедонистический, причудливо переплетаются,
но в целом можно сказать: Западу суждено держаться до тех пор, пока
мотивация и специфическая энергетика старого индивидуализма еще не
погашены, не вытеснены окончательно "современным", связанным не
столько с протестантской этикой, сколько с авангардистско-модернист-
ской "эстетикой".
1 Штирнер М. Единственный и его собственность. М., 1995.
1965.
2 Замошкин Ю.А. Кризис буржуазного индивидуализма и личность. М.,
58
Что же касается незападного мира, в изобилии импортирующего
"передовые образцы", то его шансы заполучить продуктивный индиви-
дуализм классического героическо-аскетического типа близки к нулю.
По-видимому, современная "пострелигиозная" культура уже не способ-
на продуцировать индивидуализм этого типа. Построить эффективное
рыночно-капиталистическое общество на основе современного дека-
дентского индивидуализма вообще невозможно. Не случайно динамич-
ные страны тихоокеанского региона пошли по другому пути: сочетания
старой авторитарно-патриархальной морали с современной образован-
ностью. Первая дает усердие, вторая — знание. Знания без усердия не
эффективны и быстро вырождаются в сугубо декоративную субкульту-
ру, впечатлительную, но неразборчивую и, главное, не способную пере-
водить идеи на язык практики.
На основании сказанного можно сделать следующее заключение:
драматическая дисгармония современности связана с расхождением
результатов демографической и технологической революций.
Первая предопределила скачкообразный рост наших притязаний,
вторая - эволюцию наших возможностей. Проблема в том, что
"революция притязаний" в очень малой степени обеспечена революцией
в сфере реальных возможностей, несмотря на впечатляющие технологи-
ческие сдвиги во всех областях.
Сегодня человечество находится на перепутье. Одни полагают, что
еще одна технологическая революция наконец-таки удовлетворит притя-
зания современного человека и таким образом сбалансирует показатели
знаменателя и числителя в формуле, приведенной выше. Другие убеж-
дены, что перспективный путь не в том, чтобы еще раз попытаться
удовлетворить посредством очередного витка научно-технического про-
гресса безудержные и безответственные притязания гедонистического
индивидуализма, а в том, чтобы преобразовать сам знаменатель
(притязания) на пути духовной реформации - возвращения к аскезе в
новых формах.
В обоих случаях мы получим существенно разные требования и со-
циальные заказы, обращенные к современной политической системе. В
первом случае предполагаются институциональные преобразования,
призванные в первую очередь обеспечить разблокирование обществен-
ной инициативы и энергии1. Главной проблемой при этом выступает
синдром "авторитарной личности", накладывающей свою печать на все
институты и интерпретирующей современные нормы в старом запрети-
тельном духе.
Bo-втором случае главной мишенью выступает уже не авторитарная,
а декадентская личность, утратившая волевые качества, веру и мужест-
1 См. Crozier M. La societe bloque. M., 1971.
59
во, подверженная предельной гедонистической расслабленности и все-
дозволенности. В таком случае очередной "проект освобождения" заме-
няется "проектом социальной мобилизации". Во многом это соответст-
вует тем политическим сдвигам и преобразованиям, которые были осу-
ществлены на Западе в рамках "неоконсервативной волны".
Другим фактором, повлиявшим на "революцию притязаний", стало
развитие массового досуга, давшее теоретикам повод говорить о "циви-
лизации досуга".
На рубеже 50-60-х годов на Западе формируется социология досуга.
До сих пор нет, к сожалению, политологии досуга. Между тем этот
феномен достоин внимания политической теории. Он бросил вызов всем
формам организации - в том числе и политической, подрывая их авто-
ритарно-догматический этос специфическим духом карнавальности и
ироничности. Досуг - это не просто время, свободное от работы. Из-
вестный специалист в этой области Ж.Дюмазедье определяет его как
время, свободное от выполнения всех непреложных обязанностей -
профессионального, семейно-бытового и социокультурного характера.
Важно понять, что досуг есть результат не только научно-технической
революции, позволившей сократить формы необходимого социального
времени посредством механизации труда, быта и коммуникаций. Он в
неменьшей степени является результатом социокультурной революции
XX в., ослабившей давление авторитарных институтов на личность и
проявившей особый тип неангажированного человека. "Досуг, - замеча-
ет в этой связи Дюмазедье, - есть время, которое индивид отвоевал у
общества и не собирается возвращать ему в какой-бы то ни было фор-
К современному досугу, таким образом, неприменимы принципы со-
циального утилитаризма, даже самого благонамеренного. Этика совре-
менного досуга категорически запрещает превращение его в средство
(досуг для восстановления сил и способности к труду, досуг для воспи-
тания, досуг для всестороннего развития личности и т.п.). Эта этика
провозглашает самоценность досуга, т.е. право личности "на время
уйти" из общества со всеми его заботами и обязанностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75