Дело в том, что прежняя эпоха организовывала жизнь лю-
дей по административной модели. "Административный восторг"
(Салтыков-Щедрин) захватывал и руководителей и исполнителей: пер-
вые верили в свое право командовать миром и вести его в "нужном
направлении", вторые готовы были исполнять команды со старанием,
часто переходящим в неистовство. Откуда пришла в наш мир эта адми-
нистративная восторженность? Отвечая на этот вопрос, философия по-
стмодернизма высвечивает нам природу прежней, модернистской эпохи.
Она показывает, что в основе власти, заполученной "народными вождя-
ми", - "любимыми руководителями" и "председателями" - власти, кото-
рая и не снилась традиционным монархам, лежала установка на проек-
тирование мира.
"Знание есть власть", - сказал Ф.Бэкон. Постмодернизм уточняет:
власть связана с мироспасательными утопиями построения нового мира,
создающими у некоторых людей неслыханную "волю к власти". Наука,
открывая в мире причины-рычаги, нажав на которые, можно менять
этот мир, создает только предпосылки, или возможность, власти.
Для превращения этой возможности в действительность культура в
свою очередь должна сформировать субъект, достаточно амбициозный,
самоуверенный и несомневающийся, который пожелал бы всеми этими
возможностями воспользоваться сполна.
Постмодернизм как раз и занялся этой субъективной стороной. Он 1
показал, что власть ничего общего не имеет с наличными институцио- |
нальным структурами, какими бы величественными и грозными они не |
казались. Институты власти насыщает демонической энергией субъект, ]
не сомневающийся в своем священном праве насиловать мир во имя |
"светлого будущего". Постмодернизм и есть не что иное, как критиче- |
екая теория самоуверенного субъекта, раскрывшая как природу этой 1
самоуверенности, так и причины, почему она стала внезапно иссякать |
на наших глазах. Настоящая тайна власти - это тайна самоуверенности. I
Если самоуверенность - не напускная, не стилизованная, то она спо- I
собна создавать ауру, погружаясь в которую одни браво командуют, I
другие самозабвенно исполняют. 1
Самоуверенные ведут себя как самозванцы "исторической необхо- I
димости", которую им по каким-то причинам удалось монополизиро- А
вать. "Авангард" - и в смысле авангардистской эстетики, и в смысле I
"авангардной партии" ленинского типа - целиком базируется на этом |
типе самоуверенности. Художественный авангард продемонстрировал в т
свое время не менее властный темперамент в культуре, чем левые ради- ]
калы в политике. 1
Тотальная нетерпимость прямо вытекает из тотальной самоуверенно- 1
сти: здесь нам и открываются истоки тоталитаризма. I
Когда высказывают удивление, почему вокруг власти так мало обра- 1
зеванных, так мало компетентных, великодушных и терпимых, недо- 1
оценивают тот факт, что перечисленные качества находятся скорее в 1
конфликте с "великой самоуверенностью", чем в гармонии с нею. Без I
самоуверенности же власть быстро теряет всю свою "пассионарность". 1
Итак, модернизационная эпоха смогла породить неслыханные экс- 1
цессы власти, потому что прежде породила неслыханную самоуверен- I
ность людей, вздумавших подходить к миру с позиций достоверно им 1
известной "исторической необходимости". В этом смысле микробами ,|
тоталитаризма была насыщена атмосфера модернизационной эпохи в I
целом - Россия здесь вовсе не является каким-то исключением. Ее осо- Я
бо болезненный опыт свидетельствует скорее об отсутствии иммуните- 1
та: она пострадала из-за своей традиционной доверчивости, приняв са- |
мозванцев "исторической необходимости" за новых апостолов. |
По степени воспламеняемости тоталитарную веру легко спутать с 1
религиозной. Тем не менее в самом существенном они противополож- I
ны: вера в Бога порождает смирение, вера в историческую необходи- |
мость - неистовство самомнения. 1
Удачное обобщение постмодернистского дискурса о власти, осно- I
ванной на самомнении, дает британский социолог (польского происхож- 1
дения) Зигмунд Бауман. Впрочем, можно поспорить по поводу ведомст- .1
венной принадлежности теоретиков постмодернизма. Большинство из I
94 1
них называют себя социологами, но изучают они при этом не социум в
его эмпирически наблюдаемых и статистически измеримых проявлени-
ях, как приличествовало бы социологии. Они изучают духовно-
метафизические источники и первоосновы возвышающейся над социу-
мом власти. Поэтому можно посоветовать политологам поскорее
"интернировать" постмодернистов в рамках своего научного сообщест-
ва, или, по меньшей мере, освоить язык постмодернистского дискурса,
лишив тем самым социологию монополии.
Вот как описывает Бауман жесткую вселенную модерна, из которой
постмодернизм пообещал вывести человечество.
"С огромным упрощением (но таким, что позволяет обнажить суть
дела) можно сказать, что современная гуманистика моделировала мир в
первую очередь как объект администрирования. Это был мир, обозре-
ваемый с высоты стола генерального директора... и в котором главным
условием достижения целей (и уже поставленных, и еще не придуман-
ных) была сплоченность рядов исполнителей. Она достигалась благодаря
всеобщей лояльности по отношению к задачам, выдвигаемым начальст-
вом, и вере в право начальства ставить их..."1 Культура модерна - это
культура единоначалия, которая предполагает наличие соответствую-
щих предпосылок в самом устройстве мира. Единоначалие, во-первых,
предполагает, что в мире как объекте управления нет прорех и не-
управляемых звеньев: моделируемый мир целостен и прозрачен для ад-
министративного знания. Во-вторых, оно предполагает, что и субъект
управления обладает свойствами полноты и согласованности своих ад-
министративных предписаний. "Иначе говоря, если не действительным
состоянием, то хотя бы идеалом этого мира является отсутствие внут-
ренних противоречий либо умение их устранять - отсутствие много-
значности либо наличие ясных предписаний, как добиваться однознач-
ных ситуаций и воззрений..."2.
Известная большевистская резолюция о "единстве партии" — это не
частное явление российской политической истории, но универсальный
принцип эпохи Модерна.
Наконец, мир понимается как "проект - в - процессе - реализации,
т.е. проект, который существует во времени кумулятивном и целена-
правленном, - ведь только в таком времени и мыслимы проектирование
и проекты"3. Модерн означает такую машину времени, которая после-
довательно классифицирует исторические события, как бы имея заранее
выработанную целевую программу и в соответствии с этой программой
одни явления и тенденции бракует, другие отбирает для передачи буду-
Бауман 3. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. № 4.
Там же. С. 71.
3 Там же. С. 72.
щей эпохе, и все это - с неукоснительной строгостью и последователь-
ностью. Проектное историческое время, в отличие от традиционного,
начисто лишено того попустительства в отношении местного, приватно-
го и случайного, которое делало прежнюю жизнь народов такой безы-
скусной и ненапряженной. Модернизм выступает под знаком "админи-
стративной" истории, не попустительствующей событиям, а организую-
щей их в строгий логический ряд и предъявляющей каждому конкрет-
ному "сегодня" требования, вытекающие из "высшего смысла".
Как видим, постмодернисты полагают, что универсальный в своих
проявлениях "властньщ стиль" прежней, модернистской, эпохи целиком
основывался на модели проективного мышления, воодушевленного ам-
бициями и иллюзиями европейской "фаустовской культуры".
Тайна новейшей, постмодернистской эпохи раскрывается как тайна
крушения этого типа власти. Из мира словно бы вынули властный
стержень и он стал рассыпаться на глазах, превращаясь в неупорядо-
ченную и неуправляемую мозаику течений, тенденций, событий.
Словом, уходящий модернистский порядок понимается как продукт
догматического рационалистического Логоса, который, опасаясь под-
спудных иррациональных стихий, уполномочивал власть (в самых раз-
ных ее ипостасях) упорядочить мир, т.е. привести его в соответствие с
рационалистическим идеалом. Эту упорядоченность культура ценила
так высоко, что готова была уплатить за нее самую высокую цену. В
определенном смысле жертвы тоталитаризма - это жертвы догматически
самоуверенного упорядочивания мира.
Каким же образом случилось такое, что власть утратила свою преж-
нюю социокультурную базу - людей, готовых и впредь следовать едино-
му Проекту и приносить ему жертвы?
Как пишет Бауман: "Самая глубокая и богатая последствиями отли-
чительная черта времени, в которую нам выпало жить, в том и состоит,
что оно не только не думает, но и не способно думать о себе как о
"проекте"... Проектирование и усилия для их исполнения подверглись
приватизации, дерегуляции и фрагментации... Самое же важное, что
среди них нет "проблемы проблем", метапроблемы, "проблемы, как
покончить с проблемами", как устроить дела человеческие раз и навсе-
гда"1.
Понятное дело: если вы запрашиваете для себя необъятную власть
под вексель "великого учения", гарантирующего решение всех проблем
человечества, вы ее заполучите - если убедите людей, что вы и в самом
деле способны ввести их в земной рай. Но если вы запрашиваете такую
же власть под устройство мелких дел и уже никто не верит в то, что и
1 Бауман 3. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. № 4.
Qfi
вы, и любой другой на вашем месте способен на большее, то великую
власть вам уже не получить.
Абсолютистские претензии прежней власти с достаточной готовно-
стью легитимировала культура, полная веры в центральный историче-
ский проект. Постсовременная культура, в которой уже нет подобной
веры, не в состоянии крепить психологические опоры абсолютной вла-
сти.
"...Хотя наша жизнь и дальше будет состоять из устроения дел и
разрешения проблем, сегодня нет начальственных кабинетов, где могли
бы родиться планы, обязательные для всех исполнителей и разрешите-
лей, - планы, во имя которых можно требовать от каждого послушания
и согласованности действий. Да и начальников (реальных или сущест-
вующих лишь в собственном воображении), настолько нахальных и са-
моуверенных, чтобы выдержать тяжесть таких замыслов, теперь не хва-
тает"1 .
Словом, некому сбрызнуть "живою водой" былые авторитарные
структуры - и они усыхают на корню. Заслуга постмодернистов
(имеющих предшественников в лице французских "новых философов")
состоит в том, что они разгадали секрет этой "живой воды": ее компо-
нентами выступают не столько традиционные невежество, суеверие и
страх, сколько прометеева гордыня и сциентистская самоуверенность.
В отличие от делегированного характера представительской системы
власти, модернистская власть априорна: она предшествует волеизъявле-
нию различных групп общества и стоит над ними. Но эта априорность
власти имеет своим основанием априорность рационалистического зна-
ния, глобальные обобщения которого не скованы нормами эмпиризма.
Здесь напрашивается ряд вопросов, на которые постмодернистская
теория пока что не дает ответа. Во-первых, не является ли это столь
явное ослабление готовности культуры обобщать, упорядочивать и под-
чинять единой цели и норме всего лишь временным, связанным с осо-
бенностью переходного периода, когда прежние синтезы уже устарели,
а новые еще не сформировались? Можно заподозрить, что и сам по-
стмодернизм есть специфическое выражение инверсионной фазы куль-
туры - ее реакция на немыслимые крайности тоталитарно-догматичных
"синтезов". Не являются ли крайности постмодернистского релятивизма
всего лишь психологически объяснимым ответом на противоположные
крайности прежнего авторитарного монизма?
И если это в самом деле так и в культуре не иссякла энергетика
"пассионарного" ответа на крайности, то не готовят ли постмодернисты
своим неумеренным усердием по развенчанию всех норм будущего ре-
Бауман 3. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. № 4.
С. 71.
4 .п.
олитология»
97
ванша нормативности? Не качнется ли далеко заведенный ими маятник
культуры в противоположную сторону?
Во-вторых, можно ли интерпретировать постмодернизм так одно-
значно, как это, например, делает Бауман, — как гарантию человеческой
свободы, совсем недавно счастливо сбежавшей из тоталитарного плена?
Ведь сама методология постмодернизма категорически предостерегает
против одновариантности интерпретаций, доказывая, что "мантия реаль-
ности" имеет достаточное количество складок, чтобы спрятать самые
неожиданные возможности и варианты.
Постмодернизм видит свою задачу в том, чтобы "не позволять ду-
шить в зародыше ни одной возможности, которые таит в себе неистре-
бимая человеческая свобода, дабы жизненные шансы для людей не по-
являлись на свет мертворожденными и не произносили речей на похо-
ронах этих шансов циничные насмешники и пассивные свидетели их
уничтожения - вооруженные до зубов умственной диалектикой надзира-
тели и златоустые жрецы исторической, социальной, культурной и ка-
кой там еще необходимости"1.
Зададимся вопросом: достаточной ли гарантией от тирании монисти-
ческого и монологического порядка является проповедуемый постмо-
дернистами предельный релятивизм, не только оспаривающий монопо-
лию тех или иных инстанций на интерпретацию норм, но отрицающий
норму как таковую?
Постмодернисты, наученные горькими последствиями революцион-
ного мессианства, решили, что лучшим средством против опасно само-
уверенной власти является не тираноборческая энергия, воодушевленная
великим безошибочным проектом, а тотальный скепсис, отвергающий
любые глобальные проекты. Постмодернисты надеются с помощью
"остужающих" процедур тотального скепсиса избежать дьявольского
круга, когда фанатичная самоуверенность освободителей и устроителей
человечества зазывает его в будущее, оказывающееся более мрачным,
чем самое мрачное прошлое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75