Дело в том, что наряду с прагматической перспективой, сосредото-
ченной на проблемах благополучия, душой человека владеет и другая
перспектива, относящаяся к его "другому измерению". Эта перспектива
внерациональна, здесь Добро и Зло несоизмеримы с требованиями лич-
ной пользы. Человека тянет то "влево", к люциферовым искушениям,
то, в борьбе с ними, в просветлении, к покаянию и святости, которые в
полноте своей для него недостижимы. Словом, менее всего к человеку
применима линейная перспектива, в которой пытались увидеть и рас-
крыть его наследники века Просвещения. Аналогичным образом они
пытались изобразить и власть — как механику достижения рационально
сформулированных целей, как способ удовлетворения "разумного эго-
изма" (к которому относится и марксистский "материальный интерес").
Но кроме этой механики у власти существуют иные, глубинные под-
тексты. В ней сильно иррациональное начало, начало страсти. И в этом
смысле она для многих самоценна. В самоисповедании Печорина у
М.ЮЛермонтова есть поразительное откровение чувства власти:
"Возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли
первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь
причиною страданий и радостей, не имея на то никакого
положительного права, -не самая ли это сладкая пища
нашей гордости?"1 (разрядка авт. - А.П.).
Традиционная критика видела здесь исповедь русского "лишнего че-
ловека". Думается, что Лермонтов предвосхищает иной мотив в культу-
ре - мотив ницшеанского "сверхчеловека". Как оказалось, "лишний
человек" может перевернуть перспективу: вместо чувства вины и не-
полноценности из-за своей отъединенности от общества, его морали и
традиции, он может вооружиться идеологией превосходства над окру-
жающими, идеологией "нового человека", миссия которого - безжало-
стно переворошить и переделать этот мир "жалких людишек". Вот тогда
его ненасытное чувство власти ему пригодится и получит рациональное
оправдание: ведь для переделки мира, для принудительного осчастлив-
ливания людей, по глупости и ничтожеству ими отвергнутому, нужна
огромная, быть может, невиданная в истории власть.
Так может быть интерпретирована прерванная ранней гибелью Лер-
монтова линия в русской пророческой культуре - линия, ведущая к
образу великого инквизитора Достоевского.
1 Лермонтов М.Ю. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 540.
18
Разве большевики - эта вечная "партия меньшинства" - не выступи-
ли в роли великих инквизиторов в России? Разве не их словами говорит
тот персонаж у Достоевского? "Мы исправили подвиг твой (Христа,
подарившего человеку автономию духа - свободу. - А.П.) и основали
его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь
повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар,
принесший им столько муки... Ты бы мог еще и тогда взять меч кесаря.
Ты восполнил бы все, чего ищет человек на земле, то есть: перед кем
преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться на-
конец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потреб-
ность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей...
Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с
нашего позволения. (Сравните ленинское: "Морально все то, что слу-
жит делу коммунизма". - А.П.) ... Самые мучительные тайны их совести
- все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению
нашему с радостью, потому что оно избавит их от великой заботы и
страшных теперешних мук решения личного и свободного. И все будут
счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих
ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны"1.
Дихотомия подвластных и властвующих представляет величайшую
драму человека с тех пор, как он существует на Земле. И если мы при-
знали, что власть часто выступает не только как средство, но и как са-
моцель, что она есть одно из величайших вожделений духа, то станет
понятно, что существует процесс самовоспроизводства власти, имеющей
свою логику, свои замыслы.
В истории современных обществ наблюдается своеобразная циклич-
ность. В периоды стабильного развития политическое измерение обще-
ственных процессов нередко остается в тени. Но в переходные этапы
оно сразу же выступает на передний план, превращаясь в доминанту
общественной жизни. В эти эпохи люди лишаются привычной возмож-
ности жить старым наследием и вынуждены творить новые обществен-
ные формы и институты. Политика, собственно, и есть форма социаль-
ного творчества в области властных отношений. Власть — центральное
звено политики, она является и главным предметом изучения политиче-
ской науки. Власть имеет две стороны, одну - явную, другую более
скрытую. В явном виде власть выступает как возможность для одних
людей управлять действиями других людей, подчинять их своей воле.
Спорность и проблематичность власти связана со спорностью и пробле-
матичностью этого неравенства. "Почему мы должны подчиняться
им?" - вот вопрос, выражающий драматургию и проблематичность вла-
сти, выступающие на поверхность в переходные, кризисные эпохи, ко-
1 Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. М., 1991. Т. 9. С. 289, 290.
19
гда стереотипы поведения людей резко ломаются и они начинают ак-
тивно переоценивать установившиеся отношения. Однако вскоре вслед
за этим обнаруживается и другая сторона власти - тот факт, что она не
только служит одним в ущерб другим, но и служит средством объеди-
нения, предотвращая центробежные тенденции и угрозу непрерывного
столкновения соседствующих обпшостей.
По-видимому, одна из первых задач, которую решала политическая
власть со времен своего зарождения, было объединение людей не по
родоплеменному, а по территориальному принципу. Вместо естествен-
ного стремления людей замкнуться в изолированные локусы, власть
насаждала центростремительные тенденции, подчиняя действия чуждых
по крови людей единым коллективным целям. Неслучайно первые госу-
дарства возникли там, где требовалась кооперация усилий великого
множества людей для создания ирригационных систем и выполнения
других коллективных работ колоссального по тем временам масштаба.
Для создания центростремительных тенденций власть намеренно ослаб-
ляла местные (в том числе родовые связи), заменяя естественную
(кровнородственную) связь искусственной - безличной. Эта стратегия
власти с тех пор прослеживается во все эпохи: все основатели новых
государств и империй занимались "национализацией" людей (в первую
очередь молодых мужчин) - присвоением их государством путем изы-
мания из привычной среды и прямого подчинения верховной власти.
Исконное дело государства - противопоставление естественным, не-
формальным тяготениям людей, связанным с родством, традицией или
взаимными симпатиями, обезличенной, формально-бюрократической
организации. Таков был самый ранний из способов превращения мест-
ных индивидов, живущих изолированными микрогруппами, в индивидов
исторических, помещенных в ритмику большого мира. С этим связана
вторая проблема власти: ее несовпадение с естественным, неформаль-
ным лидерством, которое люди признают добровольно, как признается
власть старших в семье или власть наиболее уважаемых лиц в роде и
общине.
Со времен появления отчужденно-принудительной связи людей в го-
сударстве их преследует ностальгический миф о золотом веке - буду-
щем возвращении к неотчужденным общественным связям, напоминаю-
щим естественные кровнородственные братства или неформальные то-
варищества. Вероятно, марксистская критика государства в своеобраз-
ной форме воплощала этот ностальгический мотив. Однако встречаю-
щиеся в истории реставрации догосударственных состояний, проявляю-
щихся либо в сознательных проектах революционеров либо в стихий-
ных смутах и кризисах власти, обнажали любопытную истину постоб-
щинного, постпатриархального человека. Во-первых, неизменно оказы-
20

валюсь, что наиболее мобильные элементы социума, в первую очередь
молодежь, уже никогда не смогут довольствоваться жизнью в изолиро-
ванных общинах - локусах: искушения большого мира и большой исто-
рии глубоко проникли в самую душу политического человека - ничем
меньшим он уже никогда не сможет довольствоваться. Цивилизованный
человек любит играть в возвращение в малый мир - обычно он делает
это на досуге. Но жить им всерьез он уже не в состоянии.
Во-вторых, обнаруживается, что вожделенное безвластие неизменно
оказывается худшим злом — оно неминуемо ведет к перманентным
стычкам между людьми, к войне "всех против всех". В период, предше-
ствующий революционной ломке, люди, страдающие от общественного
зла, приписывают его в основном порочности режима и своекорыстию
властей предержащих. Но когда режим рушится, обнажается более глу-
бинная, "метафизическая" природа общественного зла. Кризису власти
обычно сопутствует активизация социальных стихий, отражающих тем-
ную сторону человеческой натуры. Насилие, в обычные периоды моно-
полизированное властью, теперь становится "всеобщим достоянием" и
провоцируется по любому поводу.
Долгое время мы разделяли прекраснодушную иллюзию французских
просветителей (Руссо, Дидро, Д^Аламбера) по поводу того, что человек
по природе добр, но его портит несправедливое общественное устройст-
во. Однако те, кто пережил опыт смутных эпох, вправе в этом усом-
ниться. Обнаруживается правота учителей и пророков мировых религий:
зло имеет не только внешние, но и внутренние источники, его демоны
гнездятся в нас и ждут случая вырваться наружу. Подтверждается пра-
вота основателя кибернетики Н.Винера: хаос - наиболее вероятное
состояние и чтобы сделать его менее вероятным, требуются целенаправ-
ленные усилия. В этом контексте мы должны оценить и феномен вла-
сти: она не только олицетворяет порядок, угодный правящим верхам;
наряду с этим она олицетворяет и порядок вообще, обуздывая опасные
стихии социального хаоса. В переходные, революционные эпохи, харак-
теризующиеся более или менее длительными кризисами власти, эту ис-
тину постигают все, в том числе и инициаторы смены власти, выра-
жающие справедливое недовольство ее своекорыстием.
Итак, политическая власть есть способ установления регулируемых
общественных отношений путем централизации функций принуждения.
Весьма вероятно предположить, что энергия насилия в обществе есть
величина постоянная: в период ослабления власти она приобретает
диффузный характер, распространяясь неконтролируемым образом, в
период ее укрепления она концентрируется в руках государства, стано-
вясь его монополией. Поскольку насилие выступает в двух основных
формах: диффузионном и централизованном, то и обретение гарантий
21
против насилия, как важнейшая политическая задача, также выступает
в двух формах. Гарантией от стихийного (диффузионного) насилия вы-
ступает государство; гарантией от государственного насилия - злоупот-
ребления властью служит правовой конституционный порядок, вклю-
чающий неотчуждаемые права человека.
В переходные исторические эпохи обнажается еще одна сторона по-
литики - ее силовая доминанта. В политике по-настоящему все решает-
ся соотношением сил. Здесь кроется источник многих недоразумений.
Рационалистически ориентированное сознание ищет в политике смысл
и целесообразность, но то и дело сталкивается с ситуациями, когда об-
щественно необходимое не осуществляется; реализуют себя лишь те
субъекты (социальные роли, интересы), за которыми стоит реальная
сила. Вопреки гегелевскому тезису ("все действительное разумно, все
разумное действительно") в политике сила часто противостоит целесо-
образности и самоосуществляется, невзирая ни на что. Причем это на-
блюдается не только в катастрофические эпохи, когда слабеет и рушит-
ся конституционно-правовой порядок, и не только в деспотиях, этого,
порядка вообще не знающих, но и в демократических государствах.
Действует одно и то же правило: в политике принимаются во внимание
лишь те интересы и позиции, которые достаточно организованы и влия-
тельны, чтобы успешно лоббировать в свою пользу.
Ясно поэтому, что между социальной логикой, имеющей в виду сло-
жившееся общественное разделение труда и социально необходимые
роли, и политической логикой, имеющей в виду преимущественно сило-
вые соотношения, имеет место противоречие. Необходимые социальные
роли могут оказаться недостаточно политически защищенными, и де-
градировать в ущерб интересам всего общества, а всякого рода парази-
тические интересы осуществятся, если за ними стоит реальная сила.
Сегодня мы видим множество примеров этого. Недостаточно политиче-
ски защищенные интересы сельскохозяйственных производителей сис-
тематически ущемляются; мафия организовала настоящий "государст-
венный бойкот" отечественной сельхозпродукции, так как ей выгоден
массовый импорт, на котором она наживается. Это в конечном счете
угрожает развалом всего аграрного сектора страны и ведет к опасной
зависимости от Запада в важнейшем вопросе жизнеобеспечения. Тем не
менее, пока что именно эта абсурдная политика осуществляется, потому
что за ней стоит сила. Иной оптимист скажет, что в конечном счете все
станет на свое место и социальная целесообразность (или справедли-
вость) восторжествует. Может быть, это и так, но науке пока что не
совсем ясны механизмы, с помощью которых политическая логика силы
"в конечном счете" подчиняется логике социальной целесообразности, и
22
временные масштабы, в рамках которых происходит взаимная адаптация
этих двух логик.
Политическая наука формулирует свое правило: для того чтобы те
или иные социальные интересы принимались во внимание системой
принятия политических решений, они должны быть представлены как
организованная сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75