Следует подчеркнуть еще одну черту классического предпринима-
тельства - его связь с мещанской социокультурной и этической тради-
цией, с тем, что М.Вебер называл протестантской этикой. М.Вебер и
В.Зомбарт заложили основы новой парадигмы, открывающей возмож-
ность становления экономической науки как науки гуманитарной,
включающей в рассмотрение скрытые социокультурные предпосылки
продуктивного хозяйствования.
Классический предприниматель — гетерогенный социокультурный
тип. Он включает в сублимированном виде черты завоевательного
типа - раскованное, "авантюрное" воображение, азарт и готовность к
риску. Вопреки тому, как представлял его Маркс, предприниматель -
не столько организатор производства (в этом качестве его действитель-
но вытесняет наемный профессионал-менеджер), сколько социальный
первооткрыватель и коммуникатор. Он открывает новые социальные
потребности и, следовательно, новые рынки и налаживает новые связи -
межгрупповые, межрегиональные, межкультурные. В таком качестве
его не может заменить никакой "организатор производства", поэтому
технократические, равно как и социалистические, ожидания ухода бур-
жуа с исторической сцены лишены оснований.
311
С другой стороны, предприниматель - носитель принципов граждан-
ской самодеятельности и партнерства, которые невозможны без высо-
чайшей самодисциплины. В отличие от внешней дисциплины казармен-
ного типа источники самодисциплины коренятся в религиозной этике.
Такие черты мещанской добродетели, сочетающей деловитость с домо-
строем, формируют особую инвариантную структуру западного буржу-
азного общества, которой оно обязано устойчивостью. Как свидетельст-
вует Зомбарт, эта структура в приземленном виде прослеживается на
протяжении сотен лет: психология флорентийского суконщика XIV в. и
психология одного из отцов-основателей США Б.Франклина содержат
один и тот же набор качеств, главными из которых являются стремле-
ние к размеренному порядку и категорическое неприятие каких-либо
привилегий для себя и для других. Принцип экономии не ограничивается
экономикой в собственном смысле; он распространяется "на хозяйст-
венное обращение с тремя вещами, которые нам принадлежат: на нашу
душу, наше тело, наше время"1.
Таким образом, М.Вебер и В.Зомбарт обратили внимание на социо-
культурный базис предпринимательства, который составляют устойчи-
вые мещанские добродетели. Настоящему буржуа свойствен в первую
очередь социокультурный консерватизм как категорическое неприятие
безответственного манипулирования теми нормами, которые организуют
и поддерживают социальный порядок в его повседневном межличност-
ном измерении. Антиподом буржуа является богема - среда, активно
экспериментирующая с сопиокультурными нормами общества и в своих
крайних формах порождающая современный контркультурный ниги-
лизм. Не случайно Д.Белл указывал в первую очередь на культурные
противоречия капитализма: между мещанской моралью, составляющей
устойчивую инфраструктуру западной цивилизации, и азартным духом
культурных нововведений, который распространяет интеллигенция.
Противоборство социокультурного радикализма, воплощаемого левым
"авангардом" (не только политическим, но и художественным), и ме-
щанской консервативной структуры образует специфическую драматур-
гию развития западной цивилизации. Неоконсервативное прозрение этой
цивилизации, наступившее около двух десятков лет назад, состояло в
понимании того, что сама ее устойчивость связана с соблюдением опре-
деленного баланса между духом авантюры и духом мещанского
"домостроя". Только общество, "молчаливое большинство" которого
сохраняет способность к высокой внутренней самодисциплине и аскезе,
не нуждается в дисциплине, навязываемой извне в виде той или иной
разновидности авторитаризма.
1 Зомбарт В. Буржуа. М., 1994. С. 88.
312
Если с этих позиций посмотреть на российское номенклатурно-ма-
фиозное предпринимательство, то бросается в глаза отсутствие базовой
социокультурной компоненты - мещанских добродетелей, восходящих к
религиозной аскезе (в российской варианте - к аскезе старообрядчест-
ва). Номенклатурно-мафиозный бизнес - это воплощение контркульту-
ры, которая тяготится любыми устойчивыми нормами и в первую
очередь моральными. Здесь коммунистическо-атеистические корни,
восходящие к левому авангарду начала века, служат надежной
"подпоркой" для воинствующего антиморализма "новых русских", гото-
вых прибрать к рукам незащищенное общественное богатство при по-
мощи любых средств.
Последнее из сопоставлений классического предпринимательского
образца с постсоветской девиантной моделью касается связи предпри-
нимательства с национально-государственным строительством. Буржуа
классической эпохи умел творчески сочетать демократическую идею
гражданской свободы и самодеятельности с идеалом сильного независи-
мого национального государства. В значительной мере именно ввиду
этого обстоятельства капитализм был воспринят массовым сознанием
модернизирующихся обществ Запада первой половины XIX в. Чем тес-
нее движение за свободное предпринимательство сливалось с нацио-
нально-освободительным движением, тем проще и беспрепятственнее
шел процесс интеграции буржуазных ценностей в национальную куль-
туру. Тот факт, что американская революция не только повлекла вы-
свобождение гражданского общества из-под опеки государства, но и
знаменовала собой освобождение от гнета британского владычества,
сыграл решающую роль в формировании общенационального консенсу-
са по поводу ценностей свободного предпринимательства в этой стране.
И по данному показателю наш новообразовавшийся капитализм не со-
ответствует западной классике. Он все более явственно выступает в
массовом сознании как компрадорский, беззастенчиво торгующий на-
циональными интересами.
Здесь обнаруживается действие нескольких факторов. В первую
очередь сказывается традиционное для России противопоставление
"прогресса" и "почвы". Прогресс у нас выступает как нечто заемное,
идущее с Запада, "почва" - как косная "стихия", ему сопротивляющая-
ся. Отсюда - специфический внутренний расизм российских прогресси-
стов: те, кто идентифицируют себя с силами Прогресса, презирают поч-
венность и готовы к ее безжалостной "расчистке". "Новые русские" в
значительной степени унаследовали это прогрессистское высокомерие в
отношении "туземного населения". Но различия с левым радикализмом,
с большевиками все же существенны. Большевики чувствовали себя
миссионерами, прививающими новую веру отсталому, но не безнадеж-
313
ному народу. Они готовы были идентифицировать себя с народом по
мере того как произойдет его преображение в "передовой класс"н||
"Новые русские" не верят в эту "алхимию прогресса". Поэтому их
зрение к "почве" выражается не столько в революционном наев
сколько в формировании комплекса внутренних эмигрантов, свобод
от давления "туземных" норм и традиций. К этому добавляется воздев]
ствие гедонистическо-потребительской психологии, чуждой не
аскезе индивидуального накопления, но и служилой аскезе российок
поданных, привыкших нести на своих плечах тяжкий груз государ
венности.
Таковы социок'ультурные предпосылки компрадорского комплекса
помогающие снять соответствующие барьеры. Былой пролетарск
интернационализм революционной диаспоры, облегчавший ей сделки
зарубежными "братьями по классу" за спиной "классово чуждых"
отечественников, сменился мафиозно-компрадорским интернапионализ-1
мом "новой русской" диаспоры. В обоих случаях проявилась опреде-|
ленная слабость российской цивилизации, не способной по-настояще\
интегрировать в себя своих прогрессистов.
Таким образом, по ряду существенных признаков приходится кон-|
статировать неканонический характер современного российского пред-|
принимательства. Однако наша задача имеет мало общего с заб
педантично классифицирующей рассудочности, выискивающей несоот-|
ветствия тому или иному образцу в сугубо теоретических целях. Наша!
цель - показать, что нарушение канонов "западной классики" влечет за!
собой несбыточность тех ожиданий, которыми еще вдохновляются наши!
"западники", связывающие с развитием предпринимательства экономи-1
ческий подъем, утверждение демократии, правового государства и дру-|
гих "общечеловеческих ценностей".
Прежде чем высказаться конкретнее по поводу нашей ближайшей!
исторической перспективы, приведем одно общеметодологическое сооб-1
ражение по поводу соотношения историзма и классики. Классика аль-1
тернативна историзму, ибо "совершенные образцы", по определению,!
лишены эволюции, являясь самодостаточными. И если вслед за нашими!
"западниками" сводить современные исторические процессы в мире к|
процессу тотальной вестернизации - приспособлению всех незападных!
обществ к западному образцу, всемирная история сведется к чисто тех-1
нологическому процессу серийного воспроизводства уже полученного!
"опытного образца". На самом же деле об историческом процессе мож-1
но сказать то же самое, что Хайек говорил о рыночной конкуренции: I
она выступает процедурой открытия таких факторов, которые носят)
непредопределенный характер.
314
Современное экономическое мышление феноменологично: оно отка-
зывается выискивать скрытые сущности (типа стоимости, прибавочной
стоимости и т.д.) и ориентируется на эмпирически наблюдаемые фено-
мены, в частности на цену. Но цена товара неопределима до того, как
произойдет встреча производителя с независимым от него потребителем.
Так образуются неустранимые релятивистские эффекты, делающие
старые фундаменталистские установки классической науки (выведение
явлений из определяющей их сущности) некорректными в принципе.
Это вполне применимо и к историческому процессу. Да, западная циви-
лизация стала источником многих ценностей, являющихся сегодня эта-
лонными (общецивилизационными). Но до встречи заемного образца с
местной культурной "почвой", т.е. до столкновения различных циввли-
зационных типов, невозможно определить, какова "цена" этого
"признанного эталона": какими издержками чревато заимствование
"передовых образцов" и как меняется само их содержание по мере про-
хождения через те или иные социокультурные фильтры.
Главная методологическая ошибка "западничества" - неосознанная
презумпция социокультурной нейтральности тех или иных "прогрес-
сивных образцов", обеспечивающей их автоматическую приживаемость
на любой "почве". Или, другими словами, - презумпция единого миро-
вого социокультурного рынка, не знающего таможенных барьеров. На
самом же деле реальный исторический процесс (формационная эволю-
ция, связанная со сменой фаз развития) протекает в гетерогенной сре-
де, характеризующейся плюрализмом культур и цивилизаций. Он вовсе
не становится тиражированием известных "передовых образцов". В этом
смысле не оправдался гегеле-марксистский тезис о том, что более
развитые общества открывают менее развитым их завтрашний день.
История менее развитых обществ всегда выступает как "неправильная"
история, искажающая "передовой образец". Она порождает великое
множество "профанированных" - смешанных, неканонических форм,
вызванных наложением универсалий прогресса на местную специфику.
Этим "неправильным" формам предстоит не только решать традицион-
ные проблемы человеческого существования, но и выдерживать конку-
ренцию с "правильными", ставшими доминирующими в силу высокой
адаптированности к новой исторической среде.
Сегодня осмысление сути цивилизационной социокультурной специ-
фики России становится центральной темой реформационного дискурса.
До тех пор, пока в цивилизационной специфике России видели одну
только субъективную сторону, сводимую к ментальности, модерниза-
торский радикализм не встречал настоящего отпора в обществе. Боль-
315
пшнство соглашались "обменять" специфику на такие "зримые" ценно-
сти, как экономическое процветание и гарантии прав личности. Но
сегодня, по истечении нескольких лет после смены режима, за
"субъективностью" культурного своеобразия открылось "объективное"
своеобразие исторического, географического, геополитического поло-
жения нашей страны.
Переходный исторический период можно охарактеризовать как про-
цедуру открытия (общественным осознанием) новых назревших общест-
венных потребностей. Это период появления гетерогенных, смешанных
форм как во временном (сочетание нового и старого), так и в простран-
ственном (социальные гибриды, вызванные взаимовлиянием различных
общественных групп, культур, цивилизаций) отношении. Подобные
эпохи обычно отличаются предельной расшатанностью всех стереотипов
поведения и завышенными (утопическими) ожиданиями. Длительность
переходных периодов в различных социально-исторических условиях
может варьироваться, но, по-видимому, существуют некие предельные
величины. Дело в том, что в периоды завышенных ожиданий и притяза-
ний, перераспределений богатства и статусов происходит "проедание"
того общественного капитала (в широком смысле), который был накоп-
лен в предшествующий прозаический период будничной, "рутинной"
работы. Размеры этого капитала, "проедаемого" разными обществами с
разной скоростью, имеют свой предел, что указывает и на объективные
временные границы переходной эпохи.
Постпереходный, постреформенный период характеризуется проце-
дурой открытия неких объективных границ (ограничений, инвариантов),
на которые наталкиваются устремления реформаторов. Тогда наступает
"реванш реальности". Этот реванш может проявляться в различных
общественно-политических формах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75