Одна из таких идей, издавна вы-
нашиваемая в недрах консервативного политического спектра, - визан-
тийско-православной сверхдержавы. Это — не "вторая Европа", а "тре-
тий Рим" - наследник Византии. Когда сама память об идеологических
столкновениях "классового" типа отойдет в прошлое, уступая место
цивилизационно-конфессиональным способам идентичности, идея пра-
вославной цивилизации может ожить в Европе. Упреждая такую воз-
можность, активизировались миссионеры униатского типа на Украине и
в Белоруссии, протестанстско-евангелического - в самой России.
Путь России в Европу возможен, но совсем не в том качестве, кото-
рое предполагают наши благонамеренные "западники". Если иметь в
виду не нынешнюю капитулировавшую и деморализованную Россию, а
Россию в привычном качестве великой, обладающей вселенскими амби-
циями страны, то это будет неминуемо путь геополитического реванша
389
под знаком славяно-православного мессианизма. Здесь кроется настоя-
щий парадокс истории. Те, кто категорически настаивают на вхождении
России в Европу, проповедуют "путь на Запад", еще не знают, что Рос-
сия не может пойти туда в качестве второй, зависимой и подражающей
Европы. Для того чтобы стать общенациональным вдохновительным
проектом, этот путь должен обрести давно вынашиваемую "константи-
нопольскую" ориентацию России как "третьего", восточного Рима. Нет
сомнений, что это путь тотальной конфронтации: с Западом и с му-
сульманским миром одновременно. Не либерально-пацифистские ожи-
дания реализуются здесь, а скорее эсхатологические.
Исключить такой путь вовсе нельзя. Его можно очертить в жанре
предостерегающего знания: как одну из тех возможностей истории, ко-
торую желательно предотвратить...
В самом деле, какие события делают этот путь вероятным? В первую
очередь те, которые вписываются в парадигму СХантингтона - гряду-
щего "столкновения цивилизаций". Если в мире будет непрерывно уси-
ливаться политизация мировых религий и насаждаться соответствующий
тип идентичности, то пророчество Хантингтона о неизбежном распаде
государств, включающих разные цивилизанионные регионы, может
сбыться. И тогда сработает логика вызова и ответа: в ответ на крайнюю
политизацию ислама, ставшего, с подачи Запада, антирусской и анти-
славянской силой, может произойти политизация православия. Россия,
обрубившая свои мусульманские анклавы, приведенная в состояние
крайней возбужденности от мусульманского фундаментализма сепара-
тистского толка, может взять на вооружение православный фундамен-
тализм и модель православной теократии. Такого рода теократия не
может не ориентироваться на Балканы и на Константинополь, т.е. на
превращение "второй Европы" в альтернативный Западу православный
"третий Рим". Не будем забывать, что идеократические модели являют-
ся едва ли не единственным способом ускоренной социализации марги-
налов, которые успели стать массовым продуктом постсоветских ре-
форм на огромном пространстве мира. Превратить маргинален в благо-
намеренный средний класс - долгий и проблематичный путь. А вот
конвертировать их асоциальную энергетику в неистовый политический
фанатизм сторонников новейшего мессианского учения - путь не-
сравненно более быстрый. Не исключено, что данный путь может вдох-
новить не одних только маргиналов и люмпенов. Последние в со-
циологическом плане могут рассматривается как разновидность
"доэкономического человека". Нр наряду с ним заявляет о себе другой
390
всемирно-исторический тип — "постэкономический человек". Его моти-
вации уже не сосредоточены вокруг показателей уровня жизни, его все
больше мучает духовная жажда. Нельзя исключать такого поворота ис-
тории, когда эта жажда "постэкономического человека" на время совпа-
дет с иррациональными томлениями "доэкономического человека", что
способно вызвать резонанс катастрофической силы.
Надо сказать, что сегодня политика Запада, категорически противя-
щегося реинтеграции постсоветского пространства и одновременно ра-
зыгрывающего "мусульманскую карту" против России и южного сла-
вянства, прямо толкает новейшую политическую историю на этот гло-
бально конфронтапионный путь. Такая стратегия оправдана (и то лишь
в среднесрочной перспективе) при одном допущении: что русский народ
окончательно утратил свою пассионарность и ему нечем ответить на
геополитическую бесцеремонность Запада и фанатизм мусульманского
Востока.
Вероятно, что такой диагноз преждевремен и слухи о смерти России
"сильно преувеличены". Утрата пассионарности — не природный фено-
мен, а факт определенного периода истории, точнее - определенной
фазы исторического цикла. Ценностная неангажированность и аллего-
рия на "большие идеи" - естественная реакция на идеологическую
одержимость тоталитарных режимов. Однако прозябание вне ценно-
стного смысла, декаданс со всеми его приметами - имморализмом, кор-
рупцией, гнетущей скукой бытия — этой агрессией пустоты, способны
вызвать не менее острую массовую реакцию в следующей, инверсион-
ной фазе цикла. Добавьте к этому оскорбленное патриотическое чувст-
во, питаемое бесцеремонностью победителей в "холодной" войне, эконо-
мическое обнищание, повсеместное нарушение принципов социальной
справедливости. Новая фаза идеократического подъема в значительной
мере уже подготовлена. И наша задача в данном случае избежать ее
наиболее экстремистских и разрушительных проявлений! Альтернатива
есть. Она связана с евразийской идеей. Парадокс этой идеи состоит в
том, что, выступая как более жесткая в отношении Запада, связанная с
консервативной традицией российских "государственников", она в то
же время предотвращает столкновение России с Западом, ориентируя ее
на Восток, в привычную цивилизационную нишу. Европейско-просвети-
тельская традиция России при этом не отбрасывается, а, напротив, уси-
ливается, так как не требует "византийской" ревизии.
391
"ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЦИВИЛИЗАЦИЮ"
КАК ПУТЬ НА ВОСТОК
Выше был отмечен парадокс пути на Запад: для России он чреват не
вхождением в "первую", благополучную Европу, не укреплением свет-
ского, либерального и деидеологизированного режима, а формировани-
ем православной теократии и альтернативной Западу "восточно-
римской", или "византийской", Европы.
Путь на Восток, в Евразию не менее парадоксален, но в данном слу-
чае имеется продуктивная парадоксальность мощного созидательного
плана. Для России подтвердить свое ответственное присутствие в Евра-
зии как стягивающего, интегрирующего и консолидирующего центра -
значит посрамить варварский прогноз Хантингтона и доказать, что
конфессионально разнородные регионы (в данном случае - славяно-
православный и тюрко-мусульманский) могут образовать устойчивые
цивилизапионно-федеративные образования в качестве основы прочной,
созидательной государственности.
В силу привычки во всем поддакивать авторам модных западных
теорий, российские интеллектуалы не заметили, какое отступление
культуры, какое забвение великих заветов Просвещения знаменует со-
бой концепция "столкновения цивилизаций". То отождествление этни-
ческого и конфессионального начал, которое заложено в концепции
С.Хантинггона, означает не что иное, как возврат к трайбализму, к
"доосевому" времени племенных религий и племенных конфликтов.
Мы, жители великой Евразии, не протяжении тысячи лет осваивали
систему общежития, основанную на суперэтнических и межконфессио-
нальных универсалиях, имеющих повседневную экзистенционалъную
значимость - верифицируемых в совместном освоении трудных про-
странств, в различных видах хозяйственной кооперации, в обороне еди-
ного Отечества. Мы явочным порядком освоили межэтническую модель,
затем концептуально оформленную и осмысленную европейским Про-
свещением. Это - религиозная и этническая терпимость, преобладание
"культуры-проекта" (совместного) над разъединяющей "культурой-
памятью", умение актуализировать в сознании смыслы, относящиеся к
совместной созидательной деятельности, и вынести за скобки, в тень
приватно-сокровенного (неприкасаемого) конфессиональную и этниче- j
скую специфичность.
392
По Хантингтону, получается, что цивилизации основываются рели-
гиозными фанатиками, не способными к межкультурному диалогу и
ставящими религиозно-идеологическую ортодоксальность выше любых
видов практики. Думается все же, что цивилизационный тип самосозна-
ния отличается прямо противоположными чертами. Цивилизационное
строительство базируется на особо рафинированном искусстве, тре-
бующем не одержимости, а великодушия и широты взгляда: на способ-
ности синтезировать гетерогенные начала, организовывать кооперацию
взаимодополнительных хозяйственных и социокультурных субъектов,
так выстраивать систему приоритетов, чтобы объединяющие, прими-
ряющие, "коэволюционные" эффекты несомненно доминировали над
противоположными.
Каждая из мировых цивилизаций - это целый континент, собираю-
щий несметное количество образов жизни, социокультурных форм.
Можно ли предположить, что этот богатейший плюрализм удерживается
системой узколобого догматизма, ставящего "букву учения" выше су-
щества дела, т.е. жизненно необходимых способов кооперации? Циви-
лизация есть надгосударственный и "сверхгосударственный", не уклады-
вающийся в чисто политические рамки суперэтнический синтез.
В России - Евразии этот синтез в своих внешних границах, как пра-
вило, совпадал с государственным, но никогда к нему не сводился.
Ключевский отмечал, что история Российского Государства - это исто-
рия колониального освоения пространств, а вехи ее - это стоянки, вре-
менные рубежи процесса освоения территорий. Если продвижение Рос-
сии на Запад носило собственно государственно-политический характер
и было связано с внешними войнами, то продвижение на Восток обрело
цивилизационный характер. Колонисты-первопроходцы не были "охот-
никами за скальпами", не насаждали заранее заданный ("доктринально
чистый") уклад, а ассимилировали и ассимилировались одновременно —
как истинные "плюралисты" и мастера межкультурного диалога. В
этом - великий парадокс российской цивилизации: она не знала пар-
тийно-политического плюрализма западного толка, но плюрализм со-
циокультурный, связанный с терпимостью и сохранением этнического и
конфессионального многообразия, образов жизни и укладов, ей был
свойствен изначально. Большевизм в значительной мере извратил эту
великую традицию, что и породило современные центробежные тенден-
ции. Племенной сепаратизм, выдаваемый ныне за "столкновение циви-
лизаций", - это плата за насильственную большевистскую унификацию,
393
за нарушение принципов социокультурного плюрализма. С одной сто-
роны, большевики осуществили "ренационализацию" окраин, придав им
обременительную, обставленную ложными атрибутами фикцию полити-
ческой суверенности ("право на самоопределение вплоть до отделе-
ния")- С другой — подавили этническое своеобразие там, где оно было
законным и вписывалось в цивилизапионную парадигму в форме куль-
турной автономии.
Сегодня Запад взял на вооружение двойной стандарт: политическая
философия этноцентризма и этяосуверенитетов категорически запреще-
ны в Европе, но всячески поощряются в постсоветском пространстве.
Там - принцип единых политических наций, объединяющих людей раз-
личной этнической и конфессиональной (католики, протестанты, иудаи-
сты, мусульмане и т.д.) принадлежности. Здесь - "допросвещенческий"
принцип этноконфессиональных размежевании и этнократически орга-
низованных государств.
Вот еще один парадокс новейшей российской политической исто-
рии. Россия не может выжить и возродиться как великое государство,
не подтвердив, не снабдив новыми, убедительными для современного
поколения аргументами, великий принцип европейского Просвещения:
принцип суперэтнических универсалий. Ее призвание — отвергнуть
двойные стандарты, разоблачить и преодолеть новейшую ересь пропо-
ведников "конфликта цивилизаций", подтвердить свою способность к
суперэтническим и межконфессиональным синтезам — к цивилизапион-
ной, внесиловой сборке (интеграции) распадающегося и варваризирую-
щегося евразийского пространства.
Здесь завязывается большая политическая драма. Дело в том, что на
Западе фактически сложился внешнеполитический консенсус, связан-
ный с категорическим неприятием реинтеграционного процесса в пост-
советском пространстве.
За любыми проявлениями этого процесса видят "русский империа-
лизм". Здесь опять-таки проявляется двойной стандарт: интеграционные
процессы в западной пространстве признаются неизбежными, соответст-
вующими экономическим и политическим императивам нашей эпохи; в
восточном, постсоветском и постсопиалистическом пространстве они
категорически осуждаются и блокируются. Между тем в этом простран-
стве, где этносуверенитеты, как правило, оказались чреватыми провала-
ми в варварство, на наших глазах складывается общенациональный (или
межнациональный) консенсус относительно необходимости реинтегра-
394
ции. То, что этот консенсус не переводится еще на язык государствен-
ных и межгосударственных решений, — вина соответствующих полити-
ческих элит, которым уготовлено неизбежное банкротство.
Если народная воля к реинтеграции действительно созрела, она рано
или поздно найдет политическую форму своей реализации. Ставки здесь
нешуточные. Сегодня всем уже ясно, что без реинтеграции, без образо-
вания единого постсоветского рынка вся обрабатывающая промышлен-
ность - поле приложения наиболее квалифицированной рабочей силы -
обречена на вымирание по причине своей неконкурентоспособности на
рынках дальнего зарубежья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75