Ц А вот тут деревня недалеко… Там мы переночуем у Ивановны, у которой я б
рала тальки… Да ты уж говори мне всю правду: за сколько уговор-то был? Что о
н, мошенник, хочет содрать с тебя?
Ц Что? Нет, Лукерьюшка, напрасно! Триша не такой человек; он говорит, что я
служил, говорит, вашему тятеньке верою и правдой и вам, говорит, буду служи
ть верой и правдой.
Ц Ах, ты! всему-то ты веришь! Такому мошеннику! Прохор Васильевич, послуша
й ты меня, Ц пойдем к отцу твоему да упадем в ноги!… О господи! Что это? наро
д? Побежим в лес!…
Из-за кустарников показалось несколько верховых, отряд солдат и толпа н
ароду, вооруженного дубинами. Все приближались тихо к постоялому двору.

Заметив бегущих к лесу двух человек, несколько верховых догнали их.
Ц Стой!… держи их! Кто вы такие?
Ц Батюшки мои, мы прохожие, идем на богомолье, Ц отвечала с испугом женщ
ина, Ц я веду слепенького…
Ц Врешь! Ц крикнул какой-то усатый чиновник в военной шинели, при сабле,
соскочив с лошади и всматриваясь на спутника женщины, которого она держа
ла за руку и который от ужасу в самом деле моргал глазами, как слепой, Ц го
вори, откуда?
Ц Из Переславля, Ц продолжала женщина, Ц зашли было на постоялый двор,
да там такая тьма народу… мы из опаски, чтоб нас не обидели, и ушли оттуда.

Ц А много там? Кто такие?
Ц А бог их знает; приехали на тройках… всё такие удалые…
Ц А сколько их?
Ц Да человек с десяток будет…
Ц Ну, ступайте себе с богом, Ц сказал усатый чиновник, отпустив Лукерью
шку, которая вела слепенького Прохора Васильевича. Ц Tс! тише!… продолжал
он, Ц часть команды обходи справа! Я пойду слева… Понятые к задним ворот
ам!… тихо!
Распорядясь таким образом, военная команда с понятыми окружила постоял
ый двор и вдруг нагрянула в избу. Усатый чиновник с саблей в руках, с неско
лькими человеками солдат вбежал в избу и крикнул: «Бери их!»
Солдаты бросились на сидящих вокруг стола молодцов.
Пораженные страхом, они не успели рта разинуть, не только что взяться за н
ожи, которые торчали у некоторых на ремне под кафтаном. Их всех перевязал
и без сопротивления.
Ц Атаман! Ц крикнул чиновник в шинели, быстро окинув всех одним взглядо
м.
Все молчали.
Ц А! здесь еще нет главного молодца, заводчика! Где атаман? Ц крикнул он с
нова, обратясь к одному из разбойников, более всех побледневшему, с брито
й бородой.
Ц Тебя я спрашиваю! слышал?
Ц Атаман еще не приезжал, Ц проговорил, дрожа всем телом, бритый.
Ц Да какой у нас атаман, Ц отвечал рыжий мужичина, Ц он со страху несет
вашему благородию, какой же у нас атаман? Что мы, разбойники, что ли?
Ц Молчать! знаю я, кто вы!…
Ц Коли знаете, так нечего и допрашивать!
Ц Зажми ему горло! Ц сказал главный сыщик, выходя из избы.
И он расположил команду в засаду подле ворот.
Ц Надо обождать: тут еще не все! главного нет! Вскоре послышались на доро
ге бубенчики.
Ц Чу! смотри, ребята!
Тройка неслась по дороге большой рысью.
Это ехал Трифон Исаев с своим спутником Дмитрицким.
Тройка поворотила с дороги влево.
Ц Это куда? Ц спросил Дмитрицкий.
Ц А вот, Ц начал было Трифон, всматриваясь зоркими глазами в окна посто
ялого двора; но, не докончив слов, он вдруг перекинулся назад с телеги, хло
пнулся на землю и покатился с дороги в траву.
Кони примчались к воротам постоялого двора.
Только что Дмитрицкий соскочил с телеги и оглянулся, где Трифон, Ц вдруг
со всех сторон накинулась на него толпа солдат и мужиков, свалили в грязь
на землю и смяли под себя.
Ц Вот он, злодей! здесь! валяй его! вяжи его! Ага! попал, собака, Ц кричала в
ся толпа в один голос.
Ц Стой! не душить! давай его сюда! Ц крикнул главный сыщик.
Ц Вот он, самой-то знатный!… Вот он, убийца-то!… Душегубец! Вяжи его!
Ц Скрутим, не бойтесь!
Ц Давай его сюда!
Дмитрицкий не шелохнулся; его измяли, избили; он не понимал, что с ним дела
ется.
Один сильный мужик, скрутив ему назад руки, в дополнение дал ему подзатыл
ьник.
Ц На-ка, вот тебе милостинка!
Ц Давай его сюда! Ц повторил сыщик. Ц Что, брат, попал?
Ц Попал, Ц отвечал Дмитрицкий, Ц да не знаю куда.
Ц А вот увидишь, мошенник, разбойник!… Взвалите его на ту же тройку, на кот
орой приехал! Двое со мной, я сам его отвезу!… Шайку его ведите сейчас же!…

Ц Попал в Тришкин кафтан! Ц проговорил Дмитрицкий про себя.
Приказание немедленно было исполнено: связанного Дмитрицкого взвалили
на телегу; с начальствовавшим экспедицией сели двое солдат, и усталая тр
ойка поскакала обратно в Москву.
Ц Фу, задушил, черт! Ц проговорил Дмитрицкий, ворочаясь под солдатом, ко
торый засел на него верхом.
Ц Молчи, собака!
Ц Кончен бал, Вася! Ц продолжал он про себя, Ц попал в мошенники, в Тришк
и, в разбойники, в воры, в душегубцы!… Этого я не надеялся, не думал! Не хорош
о, любезный друг! Не виноват? А кто ж тебя будет оправдывать? Сам? Пустяки, мо
й милый: и тебе не поверят! Ну! Бог с тобой! Погибай! Кому ты еще нужен? на что?…
Разве только на пугало людям посреди площади?… Что ж делать, служи! служи
и спиной своей человечеству… оно еще молодо, слов еще не боится… И что, есл
и правду сказать, делал ты в своей жизни? Резал штос, бил
карты, душил вино! Просто разбойничал!… Фу! Солдат, в тебе п
уд пять с амуницией! право!
Ц Что, собака, верно не легок показался тебе?
Ц Нет, ничего; я только так говорю; если ловко, так сиди; ты, брат, славный гн
ет!
Ц Молчать! Ц крикнул сыщик.
Ц В самом деле, молчать во всяком случае лучше, Ц продолжал Дмитрицкий.

Ц Ну! неугомонный пес! Ц прибавил сыщик, толкнув его ногой.
Ц Нет, уж угомонился, все надоело: и лежать свиной тушей в телеге надоело,
и считать людей людьми надоело, и вы все мне надоели, и проклятая эта ночь
надоела… и что еще надоело?
Ц Молчи! Ц крикнул солдат.
Ц О, да ты, брат, продувная голова! Ц сказал, усмехнувшись, сыщик.
Ц Знакомый что-то голос!… Где-то я слыхал? Ц сказал Дмитрицкий, оборачив
ая голову и всматриваясь в сыщика,
Ц Что такое? Ц спросил сыщик.
Ц Ничего, голос-то ваш как будто знаком мне.
Ц Мошенник! верно, уж был у меня в руках.
Ц Нет, не бывал, Ц отвечал Дмитрицкий, отворотясь, Ц а припомнил я одног
о Петруху Фадеева, по прозванью «забубённая голова», который взял меня в
науку и учил резать; вот один раз напал он на одного. Мне стало жалко: «Посл
ушай, Петруха, Ц сказал я, Ц грех! Его загубим, а жену и детей по миру пусти
м». Ц «Вот, смотреть на них, Ц отвечал Петруха, того пи тронь, да другого н
е тронь, все будет жалко! Черт с ними!» Ц «Ну, брат Петруха, ты просто злодей
, душегубец, знать тебя не хочу!» Ц сказал я, да с тех пор и не знался с ним.
Ц Экие страшные вещи рассказывает! Ц пришпорил солдат.
Ц Разговорился, мошенник! молчать, бестия! Ц проговорил и чиновник, кот
орого задели как будто за живое слова Дмитрицкого. Ц Убийца, подлец!…
Ц Петруха-то, чай, получше меня душегуб, а я бы вам указал на него: так бы уж
нас вместе с ним в одну палату, на одну цепь.
Сыщик откашлянулся, как будто поперхнувшись, но не отвечал ни слова.
Ц Пошел! Ц крикнул он. Тройка поскакала куда следует.
Сыщик в шинели представил Дмитрицкого по принадлежности.
Ц Честь имею представить самого атамана шайки, своими руками взял, Ц ск
азал он.
Ц Ух! какая рожа! Ц крикнул пристав, осматривая Дмитрицкого, Ц так и вид
но, что убийца!… Что, скольких ты убил на своем веку?…
Ц Да изрядно-таки; считать не считал, Ц отвечал Дмитрицкий, смотря прис
тально в глаза поймавшему его сыщику, Ц вот, я думаю, они знают.
Ц Откуда ж мне знать, Ц проговорил сыщик смутясь. Взор Дмитрицкого напо
мнил ему что-то, и он содрогнулся
невольно.
Ц Злодейская рожа! Ц продолжал пристав. Ц Весело небось резать?
Ц Што-с? да как же, весело! Зарежешь, например, такого, как ваша м
илость, Ц бесподобное дело!
Ц Фу, бесчеловечное животное! в кандалы его! Да, покуда здесь, на цепь, в си
бирку!
Ц Ну, кажется, уж теперь вырваться нельзя, Вася? Да и к чему?… Сам себе прию
та не нашел, добрые люди дадут приют. Прощенья просим, Ц продолжал Дмитри
цкий вслух, обращаясь к усачу-сыщику. Ц Хм! счастье! Петруха, забубённая г
олова, попал в люди!

VI

Ц Что, матушка, у тебя чайку-то нет и денег нет? Ц говорила одна старушон
ка в чепчике, сидя подле постели больной, расслабленной женщины, которая
только что очнулась от беспамятства и смотрела на высокую, чистую, но пус
тынную комнату, где стояла только железная кровать, на которой она лежал
а, зеленый столик подле и стул.
Ц Где я? Ц проговорила слабым голосом больная, в которой невозможно был
о уже узнать Саломеи, так переменились черты ее лица, огонь глаз потух, жиз
нь погасла.
Ц В больнице, матушка, в больнице, Ц отвечала старуха, Ц здесь ведь порц
ия-то, знаешь… хоть бы чаек-то свой…
Саломея как будто вдруг почувствовала резкую внутреннюю боль, болезнен
ное лицо ее сжалось; она закрыла глаза, и глухой стон раздался в груди.
Ц Вот и родных-то, верно, нет никого, Ц продолжала старуха разговариват
ь сама с собой, Ц в две недели никто не навестил… Послушай-ко, матушка, род
ные-то есть у тебя здесь?
Саломея покачала головою и глубоко вздохнула.
Ц Послушай-ко меня; если б ты смогла написать просительное письмецо к гр
афским и княжеским сиятельствам… ей-богу! а я бы походила с ним по домам…
Так-таки просто написала бы «что я вот такая-то капитанша или майорша… вы
ставишь чин-то, так лучше, знаешь… капитанша или майорша; ну, а потом: ваше г
рафское сиятельство, помогите от милости вашего благоутробного сердца,
я, дескать, больная, в беспамятстве лежу, руками и ногами не владею… семейс
тво на руках имею, а нахожусь в больнице, по бедности состояния… ваше, мол,
превосходительство…»
Ц Перестань! Ц слабо проговорила Саломея, махнув рукой на старуху.
Ц Ничего, ей-богу, ничего; это уж так водится: хоть господин какой, хоть ку
пец, все равно, Ц все ваше графское сиятельство и превосходительство; эт
о ничего; никто не отказывается, что я, дескать, не граф… и подают, Ц иной г
ривенничек даст, и больше случается…
Ц О боже мой! перестань говорить!
Ц Хм! какая ты! Не верит! Добро бы я с бухты-барахты говорила!… Ты уж верь мн
е. Я и чернилицу и бумаги достану, и скажу тебе, как писать… Не можешь? э-эх! Т
ак вот что: я писаря попрошу написать… да надо будет дать ему, мошеннику, д
вугривенничек по крайней мере… а он уж так и напишет, чти ты без ног, без ру
к лежишь… подписать только самой не мешает… да на это-то достанет, матушк
а, силы, Ц штука помакнуть перо, да и черкнуть Ц такая-то асессорша или чи
новница, или как, бог тебя знает… говорят ведь, вишь, что ты французинка… Т
ак это еще лучше для господ-то…
Саломея не в состоянии уже была переносить говора старухи; каждое слово
ее как будто какое-нибудь отвратительное насекомое ползло по ней; сердц
е содрогалось от ужаса, чувства раздражались; но нет сил подать голоса, чт
о она страдает, чтоб спасли ее от мучений…
Ц Что ты сморщилась, матушка, да машешь все рукой?… Ц продолжала старуха
, Ц болит, что ли, что у тебя? Что ж делать-то?… Терпи!… Колотья, верно? Такие л
и у меня бывали колотья: криком кричишь, бывало; а это еще что, как только по
морщишься… это еще слава богу…
Глухой, продолжительный стон вырвался из груди больной.
Ц А! вот, верно, теперь посильнее? Ничего! пройдет!… Так ли еще бывает… Вот
если б чайку ты напилась, так как рукой сняло бы… Право! Вот кто-нибудь да п
оложил же тебя в больницу, а никто не подумает проведать, не нуждаешься ли
в чем… Или бы уж денег оставили тебе… Больничная-то порция, известное дел
о: с голоду не умрешь, а сыт не будешь Ц кашица да суп, вот и всё. Ну, а как поо
тляжет, так оно и того и сего… а чайку-то особенно… Я уж что за человек, а бе
з чаю не могу обойтиться. Не могу, матушка, ей-богу не могу!… Бывало, ничего,
и горя мало, покуда не вышла замуж за станционного смотрителя; а уж извест
ное дело, как побываешь в офицерском звании да поводишься с благородными
, так и нельзя Ц и к себе на чашку чаю надо просить. Ведь, бог знает, не што та
кое, Ц трава, а приятно. Признательно, однако же, сказать, как поднесли в пе
рвый-то раз, пью я да морщусь; так бы и выплюнула в лахань, да совестно. На пе
рвый-то раз тошнило, а после-то как слюбилось Ц хлебом не корми!… Бывало, д
есять раз в день поставишь для проезжих самовар Ц пью не напьюсь. Надо ск
азать, что и доход-то хороший был от чаю, особливо зимой: иной проезжий про
зябнет Ц сам просит; а другого и призадержишь: «Лошадям-то, сударь, еще на
до поотдохнуть, сейчас приехали, а покуда бы вы, сударь, чайку испили». Пок
обянится, да и нечего делать; а мне «лафа».
Да и то надо сказать, смотрителю в офицерском звании не приходится брать
на водку, а как дадут на чай, так отчего не взять? Тут ничего нет неуважител
ьного такого…
Саломея протянула руку к столу, чтоб подали ей кружку с водой, утолить жар
, который пожирал ее; но старуха, надев очки, продолжала вязать чулок и муч
ить больную рассказами.
Ц Вот как вспомнила об чае, так и захотелось, Ц продолжала она, положив ч
улок на стол, Ц уж ты полежи, матушка, одна, а я пойду к фельдшерше, чай уж он
а пьет.
Старуха вышла. Саломея снова протянула руку к столу, но некому понять ее ж
елания.
Медик посещал ежедневно больную, как официальный человек, заботясь един
ственно о существенной болезни. Он вывел Саломею из опасного положения,
но не его дело было заботиться о ее душевной болезни; а тем менее об ее пол
ожении. Он приходил, щупал пульс, молча прописывал рецепт, или, кивнув голо
вой, уходил. Слабость ее еще была велика; но слабость может долго продолжа
ться, слабость пройдет сама собой. Курс лечения кончился, термин для попр
авления сил прошел Ц на выписку!… решил медик.
Ц Куда ж ее отправить? Ц спросил дежурный лекарь.
Ц Как куда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90