На этом сайте Водолей
сам ты знаешь: не
легко человеку, имеющему понятие о жизни, быть Прохором Васильевичем. На
такую роль нельзя согласиться без полного бенефиса. На бенефис мы дадим
«свадьбу», а потом подумаем, что предпринять дальше. «Женишься
Ц переменишься», пословица говорит; а я, любезный друг, душевно желал бы,
чтоб ты остепенился, получил оседлость, заслужил у добрых людей честное
имя, принес хоть какую-нибудь существенную пользу человечеству. Человеч
ество, мой милый, бедно, любит существенную пользу и всякого рода приноше
ния. Ты можешь и самого себя и всех ближних и дальних лишить чего угодно и
облаготворить человечество, и это будет и честно и справедливо. И в самом
деле, чего жалеть какого-нибудь гнусного, жирного, удобренного счастлив
ца для несчастного, страждущего человечества? Не правда ли?…» Ц Эй! Конон
! ты здесь?
Ц Да здесь же!
Из передней вошел слуга, вроде театрального черта, одетого в холопскую л
иврею.
Ц Ты мошенник?
Ц Никак нет!
Ц Ну, так плут?
Ц Никак нет!
Ц Так ты, следовательно, честный человек?
Ц Отчего ж не честный-то, сударь: я у вас, Прохор Васильич, ничего не украл.
Ц Да отчего ж это, Конон, воры не любят, чтоб их называли ворами?
Ц Вор по улике; а как не уличишь, так какой же он вор. Да тот еще вор, кто не с
просясь чужое берет; а я всегда спрашивался у своего хозяина. Как велит, та
к дело другое: я человек подвластный, кормлюсь жалованьем, что прикажет Т
рифон Исаич, то и делаю. Поди-ка у него не сделай, так он такую втулку подбоч
енит, что все сусло вытечет.
«Ого, Ц подумал Дмитрицкий, Ц с каким деловым народом черт свел меня!»
Ц Чу, Василий Игнатьич изволит спрашивать вас, Ц сказал Конон, Ц а Триф
он Исаич приказал доложить, нельзя ли еще хоть столько же завтра получит
ь.
Ц Скажи Трифону Исаичу, чтоб он до свадьбы не беспокоился.
И Дмитрицкий пошел к своему тятеньке.
Ц Пошел рыскать по Москве! Ох, Прохор, не люблю я этого! Ц сказал Василий
Игнатьич, Ц что у тебя за поведенция такая!
Ц Напрасно, тятенька, не любите: я все хлопотал по вашему делу, насчет, то е
сть, покупки имения.
Ц Да что именья, черта ли именья. Я не хочу, брат, кислого графского вина! п
оди-ко-сь! десять тысяч бутылок, по два с полтиной в продажу! Выкинь из них
за выделку, за провоз из-за границы, за бутылки да за закупорку, так того и с
мотри, что наживешь по гривне с бутылки! пьфу! На-ко, попробуй!
Ц Это уксус, что ли, тятенька?
Ц Нет, брат, не уксус, а твой вен-де-граф. Ц Это? это? помилуйте! Где это вы в
зяли?
Ц Купил в иностранном магазине.
Ц Гм! здесь вы хотите иметь настоящий вейн-де-граф! Да здесь и вкусу его н
е знают! По два с полтиной бутылка! Ха, ха, ха, ха! А на месте оно вдвое дороже.
Знаете ли, за какое вино его продают здесь?
Ц Ну, не знаю.
Ц За лакрима кристи, потому что этого вина и самому папе на целый год нед
остает.
Ц Скажи пожалуйста! мошенники! то-то бессовестный народ! Ц воскликнул
Василий Игнатьич с глубоким чувством негодования. Ц Так морочить добры
х людей! Одно вино продавать за другое, да еще за какое! за лакрима кристи! П
овесил бы, собачьих детей! ей-ей, повесил бы!… Так ты говоришь, что вен-де-гр
аф-то идет у них за лакрима кристи?
Ц Именно, тятенька; уж это я наверно знаю.
Ц Так достань, брат Прохор, попробовать. А почем продают они бутылку… как
бишь?
Ц Лакрима кристи? Не меньше пятнадцати рублей крошечная бутылочка, не б
утылочка, а пузырек.
Ц Да это вино, чай, как лекарство, пить можно по рюмочке от разных болесте
й?
Ц Разумеется, тятенька.
Ц А бутылка вен-де-графу-то что нам будет стоить на месте?
Ц На месте? не больше рубля серебром.
Ц Ну, да положим за провоз рубля хоть полтора с бутылки, всего-то пять руб
лей; а они катают пятнадцать! а? А сколько бутылок вина можно выделать в гр
афском-то именье?
Ц Тысяч двадцать в худой год.
Ц Скажи пожалуйста! ведь двести тысяч в год доходу! рубль на рубль! Послу
шай, Прохор, ты, брат, не говори никому, что мошенники-то продают настоящий
вен-де-граф за… как бишь?
Ц Лакрима кристи.
Ц Да; а за вен-де-граф продают простое ренское; не говори никому. Уж они, ка
нальи, так опозорили его, что не продашь Дороже двух с полтиной. Не нести ж
е убыток; мы его так уж и будем продавать за… как бишь?
Ц Лакрима кристи.
Ц Да; так уж и будем. Не на нашей душе грех, черт с ними! А именья нельзя усту
пить.
Ц Разумеется, тятенька. Мы свой откроем погреб.
Ц Свой, непременно свой; не погреб, а магазин.
Ц А какое венгерское я умею делать из монастырского вина, знаете, что про
дается здесь по рублю бутылка, Ц просто чудо! Сам венгерский король не уз
нает, что не настоящее.
Ц Ой ли?
Ц Ей-ей! Еще не простое, а столетнее, которое продается червонца три за бу
тылку на месте.
Ц Что ты говоришь?
Ц Ей-ей!
Ц Ну, откроем, брат Прохор, магазин вин; я чайную торговлю брошу, черт с ней
! От нее теперь нету никакой прибыли, а еще того и гляди, что беду наживешь: т
акая непомерная строгость, что боже упаси!… Ну, да добро, молчи. Не пора ли н
ам к Селифонту Михеичу? Чай, ждут нас?
Ц Я готов.
Ц Ну, так поедем, Ц сказал Василий Игнатьич. Ц За невестой, Прохор, милл
иона на полтора будет… Вот как женишься, так ты, брат, сам съезди опять за г
раницу да поищи там, нет ли еще каких статей поприбыльнее.
Ц Я тоже об этом думал, тятенька. С деньгами там, знаете, каких секретов мо
жно накупить!
Ц Хитрой там народ живет, подумаешь!
Ц У, что наш народ против тамошнего, Ц овца!
Ц Овца, ей-ей овца!
Ц Овца, тятенька; а пора уж, кажется, чтоб чужие волки не драли с нас шкуры!
Ц Ей-ей так! Ц воскликнул Василий Игнатьич, разгораясь более и более зл
обой на промышленных иностранцев.
Ц Пора, тятенька, своим завестись.
Ц Ей-ей так, брат Прохор!
Рассуждая таким образом, Василий Игнатьич подъехал с сыном к палатам Сел
ифонта Михеича.
VI
Прямая русская хозяйка сохранилась только в простом быту. Это не хозяйка
-барыня и уж далеко не хозяйка-дама. Известно, что когда иная хозяйка-бары
ня готовится принимать гостей, тогда дым идет коромыслом: тот беги туда, т
а сюда, то подай, того не подавай; то поставь, другое вынеси; тут вычисти, зде
сь вымой, там подотри! И во все углы мечется она сама, хлопая истоптанными
башмачками, которые служат вместо туфель. Иначе и нельзя: это шаг от так на
зываемого невежества к так называемому просвещению. Новый порядок всег
да смешной порядок. Бывало, в доме все вековое, каждой вещи своя честь и св
ое место, будни не мешайся с праздником; а теперь иной толк, иной вкус, как в
о времена татар. Как водится, недовольные своим первые бросаются встреча
ть и принимать чужое; собственно трусы торопятся подражать, а храбрецы б
ороться, по старой памяти: лучше пасть, чем идти в полон, даже к французам.
Хозяйка-дама, это уж что-то не свое, это уж, собственно, не хозяйка, а что-то
такое, чему теперь на Руси и имени еще нет, а в старину, во время немецкого н
ашествия называли просто фря, откинув от gn?dige Frau
[137] Милостивая государыня
(нем.).
прилагательное.
Марья Ивановна была хозяйка старого быта, но вчерне: у ней на все случаи бы
ли запасы; гостиные комнаты чистехоньки. Не только муха, но и пылинка не са
дись в них на почетную мебель, да и сама Марья Ивановна со всей семьей не п
рисядет, из уважения к своим гостям, на гостиные кресла; она заботливо все
х обходит, угощает чем бог послал, разве иногда присядет на кончике подле
какой-нибудь сударыни-матушки Анисьи Ивановны, сложит ручки, поахает о ч
ем-нибудь, да и снова пойдет обходить с радушным возгласом: «Да что ж это в
ы не изволите кушать, или уж нам счастья нет! да выкушайте на здоровье, да х
оть пригубьте!»
А гости и гостьи чинно сидят и, по обычаю, отнекиваются от избытка угощени
й, уверяют, что уж душа не принимает, и все-таки кушают в угождение хозяину
и хозяйке. Сроду в доме у Марьи Ивановны не было ни плясок, ни музыки; но ког
да выросла дочка да вышла ученой-преученой из пансиона, тогда и Селифонт
Михеич и Марья Ивановна вздохнули; но один вздохнул о старом порядке вещ
ей, а Марья Ивановна уже по новом; ей, по-старому влиянию просвещения на же
нщин, моченьки нет как хотелось сделать бал; но Селифонт Михеич решитель
но сказал, что он даст бал только на свадьбу дочери. Вследствие этого (что
делать!) Марье Ивановне ужасть как захотелось скорее просватать Дунечку
; но что она ни предпринимала, ничто не клеилось: Дунечка непременно требо
вала генерала. Когда Матвевна объяснила, что у ней есть графчик, тогда и у
Дунечки и у Марьи Ивановны сердце пришло на место. За согласием Селифонт
а Михеича дело не стало; он не знал, что Прохор Васильевич Ц графчик, был р
адехонек, что отдаст дочь за купецкого сына, да еще и за такого же миллионщ
ика, как сам. Вот и настал день ожидания жениха «на чашку чаю». Бог весть, чт
о сделалось с Марьей Ивановной! она заметалась во все углы, как барыня. И к
ондитера-то ей подавай, и без повара-то нельзя обойтись; и лакеев-то для пр
ислуги надо нанять, и жирандоли-то взять напрокат, Ц не подсвечники же п
оставить на стол; и сальные-то свечи Ц страм какой! и в комнатах-то курить
не смолкой же.
Ц Владыко ты мой, господи! Ц воскликнул Селифонт Михеич, посматривая на
жену; но он не привык с ней ссориться и только терпеливо читал молитвы от
наваждений бесовских. Однако же, когда Марья Ивановна вместо повязки гар
нитурового с золотой бахромой платка примеряла перед зеркалом купленн
ый при помощи кумушки на Кузнецком мосту чепчик, Селифонт Михеич плюнул
и хотел идти вон.
Ц Селифонт Михеич, посмотри-ко-сь! Ц крикнула к нему Марья Ивановна.
Ц Что тебе, матушка!… Ц произнес он, остановись, сердито.
Ц Посмотри-ко, душа, каково?
Ц Ну что ж тут есть хорошего-то: чепешница!
Ц Где ж тебе толк знать; а я тебе вот что скажу, Селифонт Михеич: куда как н
епригодно ходить тебе в долгополом-то чекмене; ты бы послушал меня, надел
немецкий сертук.
Ц Тьфу ты пропасть! Ну, уж я вижу, что ты пошла на старости лет в сук расти!
Ц сказал Селифонт Михеич, махнув рукою и уходя.
Ц Вот мужья! изволь на них угодить!… Ц проговорила Ирина Степановна, без
которой никогда бы не пришло в голову Марье Ивановне изменять обычный с
вой порядок и носить чепцы.
Ц Да бог его знает, что он окрысился так, Ц сказала Марья Ивановна, Ц эт
ого с ним сроду не случалось: бывало, и причуда какая-нибудь придет мне в г
олову Ц и то ничего; а теперь поди-ко-сь, как расходился!
Ц И! уж все таковы, кумушка; только до поры до времени. Ваш еще что, поворча
л, да и ушел; а посмотрели бы вы, мой, бывало, как браниться начнет; да я в глаз
а-то не смотрела, на первых порах осадила.
Ц Что ж ты, вцепилась в него, что ли, Ирина Степановна?
Ц Вот, дура я на медведя лезть! Нет, кумушка, есть на все манера благородна
я.
Ц Да какая же манера, Ирина Степановна? уж когда пошло на спорное дело, та
к слово за слово, да и за святые власы.
Ц И, господи, полноте, кумушка, известное дело Ц в ком сила, в том и воля: от
таскал, да и поставил на своем; и в другой раз так и в третий; небойсь ждать,
покуда умаится? покорно благодарю! Как высушит в лучину да переломает бо
ка, так уж тогда к ляду и воля! Нет, кумушка, я не допущу сказать себе одного
слова неприятного; не могу! со мной тотчас дурнота: так и покачусь без памя
ти.
Ц Дурнота? поди-ко-сь! Ц прервала Марья Ивановна с невольным сердцем,
Ц попала, верно, твоя дурнота на дурака, кумушка!…
Ц Извините, кумушка, мой муж не дурак!… Ц возразила с обидой Ирина Степа
новна.
Ц Ну, дурак не дурак, а родом так: поверил бы разумный человек дурноте тво
ей!
Ц Поневоле поверит, как ляжешь в постелю мертвым пластом!
Ц Экое горе! ляжешь в постелю! Ты ляг, а тебя еще и привяжут: лежи, сударыня
моя, сколько душе угодно! Посмотрела бы я, долго ли бы ты пролежала без пам
яти! Чай, тотчас бы: «Батюшка, помилуй! государь ты мой, помилуй! не буду фран
цузскую дурноту в голову забирать!…»
Ц Чтоб я стала просить прощенья за то, что меня же обидели? Чтоб я покорил
ась? Ни за что, ни за что, вот ни за что!
Ирина Степановна, в сердцах и обиде, расходилась по комнате, распетушила
сь. Дунечка также вспыхнула, как обиженная, и выразила нижней губой презр
ение к словам матери: понятия крестной матери были ей и по голове и по серд
цу и вполне согласовались с приобретенными в пансионе, где она не раз слы
хала глубокие рассуждения подруг о замужестве, о глупых мужьях, о злых му
жьях, о распрях, о бранях и побоищах. Только что упомянула Марья Ивановна о
святых власах, у Дунечки зазвучало в ушах затверженное наставление, как
поступать с глупыми и злыми мужьями.
Ц Скажи пожалуйста, какая ты храбрая!… Ц продолжала Марья Ивановна с на
смешливой улыбкой.
Ц Да, храбрая! Я не позволю, чтоб со мной неблагородно обходились!
Ц И, матушка, где ж всем набраться благородства-то; да и сама ты худо сдела
ла, что вышла не за благородного…
Ц Прощай, Дунечка!… Ц сказала затронутая Ирина Степановна.
Ц Рассердилась? не на век ли? Если не на век, так и не уходя можно было бы по
молчать, покуда уляжется сердце.
Ирина Степановна, не поклонясь куме, ушла; Дунечка надулась на мать, а Марь
я Ивановна, вздохнув и промолвив «о-хо-хо!», задумалась и, не зная, кого обв
инить в ссоре ее с мужем и с Ириной Степановной, напала на чепчик.
Ц Черт, верно, сидит в нем, прости господи! Ц крикнула она вдруг, сдернув
чепчик с головы и бросив на стол. Ц Ни за что не надену эту проклятую нахл
обучку! В самом деле, пришло же в голову на старости лет в чепцы рядиться! Б
лагодарить бы бога и за то, что дочь будет госпожой ходить! Возьми-ко, приб
ери себе, Дунечка, чепчик; выйдешь замуж, так наденешь его.
Ц Покорно благодарю! Очень нужен мне старушечий чепчик! Ц отвечала Дун
ечка, не двигаясь с места.
Ц Ах ты паскудная! брезгает матерью! Да ты знаешь ли, что я по сю пору берег
у матушкину одежу? по праздникам только и надеваю. А?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
легко человеку, имеющему понятие о жизни, быть Прохором Васильевичем. На
такую роль нельзя согласиться без полного бенефиса. На бенефис мы дадим
«свадьбу», а потом подумаем, что предпринять дальше. «Женишься
Ц переменишься», пословица говорит; а я, любезный друг, душевно желал бы,
чтоб ты остепенился, получил оседлость, заслужил у добрых людей честное
имя, принес хоть какую-нибудь существенную пользу человечеству. Человеч
ество, мой милый, бедно, любит существенную пользу и всякого рода приноше
ния. Ты можешь и самого себя и всех ближних и дальних лишить чего угодно и
облаготворить человечество, и это будет и честно и справедливо. И в самом
деле, чего жалеть какого-нибудь гнусного, жирного, удобренного счастлив
ца для несчастного, страждущего человечества? Не правда ли?…» Ц Эй! Конон
! ты здесь?
Ц Да здесь же!
Из передней вошел слуга, вроде театрального черта, одетого в холопскую л
иврею.
Ц Ты мошенник?
Ц Никак нет!
Ц Ну, так плут?
Ц Никак нет!
Ц Так ты, следовательно, честный человек?
Ц Отчего ж не честный-то, сударь: я у вас, Прохор Васильич, ничего не украл.
Ц Да отчего ж это, Конон, воры не любят, чтоб их называли ворами?
Ц Вор по улике; а как не уличишь, так какой же он вор. Да тот еще вор, кто не с
просясь чужое берет; а я всегда спрашивался у своего хозяина. Как велит, та
к дело другое: я человек подвластный, кормлюсь жалованьем, что прикажет Т
рифон Исаич, то и делаю. Поди-ка у него не сделай, так он такую втулку подбоч
енит, что все сусло вытечет.
«Ого, Ц подумал Дмитрицкий, Ц с каким деловым народом черт свел меня!»
Ц Чу, Василий Игнатьич изволит спрашивать вас, Ц сказал Конон, Ц а Триф
он Исаич приказал доложить, нельзя ли еще хоть столько же завтра получит
ь.
Ц Скажи Трифону Исаичу, чтоб он до свадьбы не беспокоился.
И Дмитрицкий пошел к своему тятеньке.
Ц Пошел рыскать по Москве! Ох, Прохор, не люблю я этого! Ц сказал Василий
Игнатьич, Ц что у тебя за поведенция такая!
Ц Напрасно, тятенька, не любите: я все хлопотал по вашему делу, насчет, то е
сть, покупки имения.
Ц Да что именья, черта ли именья. Я не хочу, брат, кислого графского вина! п
оди-ко-сь! десять тысяч бутылок, по два с полтиной в продажу! Выкинь из них
за выделку, за провоз из-за границы, за бутылки да за закупорку, так того и с
мотри, что наживешь по гривне с бутылки! пьфу! На-ко, попробуй!
Ц Это уксус, что ли, тятенька?
Ц Нет, брат, не уксус, а твой вен-де-граф. Ц Это? это? помилуйте! Где это вы в
зяли?
Ц Купил в иностранном магазине.
Ц Гм! здесь вы хотите иметь настоящий вейн-де-граф! Да здесь и вкусу его н
е знают! По два с полтиной бутылка! Ха, ха, ха, ха! А на месте оно вдвое дороже.
Знаете ли, за какое вино его продают здесь?
Ц Ну, не знаю.
Ц За лакрима кристи, потому что этого вина и самому папе на целый год нед
остает.
Ц Скажи пожалуйста! мошенники! то-то бессовестный народ! Ц воскликнул
Василий Игнатьич с глубоким чувством негодования. Ц Так морочить добры
х людей! Одно вино продавать за другое, да еще за какое! за лакрима кристи! П
овесил бы, собачьих детей! ей-ей, повесил бы!… Так ты говоришь, что вен-де-гр
аф-то идет у них за лакрима кристи?
Ц Именно, тятенька; уж это я наверно знаю.
Ц Так достань, брат Прохор, попробовать. А почем продают они бутылку… как
бишь?
Ц Лакрима кристи? Не меньше пятнадцати рублей крошечная бутылочка, не б
утылочка, а пузырек.
Ц Да это вино, чай, как лекарство, пить можно по рюмочке от разных болесте
й?
Ц Разумеется, тятенька.
Ц А бутылка вен-де-графу-то что нам будет стоить на месте?
Ц На месте? не больше рубля серебром.
Ц Ну, да положим за провоз рубля хоть полтора с бутылки, всего-то пять руб
лей; а они катают пятнадцать! а? А сколько бутылок вина можно выделать в гр
афском-то именье?
Ц Тысяч двадцать в худой год.
Ц Скажи пожалуйста! ведь двести тысяч в год доходу! рубль на рубль! Послу
шай, Прохор, ты, брат, не говори никому, что мошенники-то продают настоящий
вен-де-граф за… как бишь?
Ц Лакрима кристи.
Ц Да; а за вен-де-граф продают простое ренское; не говори никому. Уж они, ка
нальи, так опозорили его, что не продашь Дороже двух с полтиной. Не нести ж
е убыток; мы его так уж и будем продавать за… как бишь?
Ц Лакрима кристи.
Ц Да; так уж и будем. Не на нашей душе грех, черт с ними! А именья нельзя усту
пить.
Ц Разумеется, тятенька. Мы свой откроем погреб.
Ц Свой, непременно свой; не погреб, а магазин.
Ц А какое венгерское я умею делать из монастырского вина, знаете, что про
дается здесь по рублю бутылка, Ц просто чудо! Сам венгерский король не уз
нает, что не настоящее.
Ц Ой ли?
Ц Ей-ей! Еще не простое, а столетнее, которое продается червонца три за бу
тылку на месте.
Ц Что ты говоришь?
Ц Ей-ей!
Ц Ну, откроем, брат Прохор, магазин вин; я чайную торговлю брошу, черт с ней
! От нее теперь нету никакой прибыли, а еще того и гляди, что беду наживешь: т
акая непомерная строгость, что боже упаси!… Ну, да добро, молчи. Не пора ли н
ам к Селифонту Михеичу? Чай, ждут нас?
Ц Я готов.
Ц Ну, так поедем, Ц сказал Василий Игнатьич. Ц За невестой, Прохор, милл
иона на полтора будет… Вот как женишься, так ты, брат, сам съезди опять за г
раницу да поищи там, нет ли еще каких статей поприбыльнее.
Ц Я тоже об этом думал, тятенька. С деньгами там, знаете, каких секретов мо
жно накупить!
Ц Хитрой там народ живет, подумаешь!
Ц У, что наш народ против тамошнего, Ц овца!
Ц Овца, ей-ей овца!
Ц Овца, тятенька; а пора уж, кажется, чтоб чужие волки не драли с нас шкуры!
Ц Ей-ей так! Ц воскликнул Василий Игнатьич, разгораясь более и более зл
обой на промышленных иностранцев.
Ц Пора, тятенька, своим завестись.
Ц Ей-ей так, брат Прохор!
Рассуждая таким образом, Василий Игнатьич подъехал с сыном к палатам Сел
ифонта Михеича.
VI
Прямая русская хозяйка сохранилась только в простом быту. Это не хозяйка
-барыня и уж далеко не хозяйка-дама. Известно, что когда иная хозяйка-бары
ня готовится принимать гостей, тогда дым идет коромыслом: тот беги туда, т
а сюда, то подай, того не подавай; то поставь, другое вынеси; тут вычисти, зде
сь вымой, там подотри! И во все углы мечется она сама, хлопая истоптанными
башмачками, которые служат вместо туфель. Иначе и нельзя: это шаг от так на
зываемого невежества к так называемому просвещению. Новый порядок всег
да смешной порядок. Бывало, в доме все вековое, каждой вещи своя честь и св
ое место, будни не мешайся с праздником; а теперь иной толк, иной вкус, как в
о времена татар. Как водится, недовольные своим первые бросаются встреча
ть и принимать чужое; собственно трусы торопятся подражать, а храбрецы б
ороться, по старой памяти: лучше пасть, чем идти в полон, даже к французам.
Хозяйка-дама, это уж что-то не свое, это уж, собственно, не хозяйка, а что-то
такое, чему теперь на Руси и имени еще нет, а в старину, во время немецкого н
ашествия называли просто фря, откинув от gn?dige Frau
[137] Милостивая государыня
(нем.).
прилагательное.
Марья Ивановна была хозяйка старого быта, но вчерне: у ней на все случаи бы
ли запасы; гостиные комнаты чистехоньки. Не только муха, но и пылинка не са
дись в них на почетную мебель, да и сама Марья Ивановна со всей семьей не п
рисядет, из уважения к своим гостям, на гостиные кресла; она заботливо все
х обходит, угощает чем бог послал, разве иногда присядет на кончике подле
какой-нибудь сударыни-матушки Анисьи Ивановны, сложит ручки, поахает о ч
ем-нибудь, да и снова пойдет обходить с радушным возгласом: «Да что ж это в
ы не изволите кушать, или уж нам счастья нет! да выкушайте на здоровье, да х
оть пригубьте!»
А гости и гостьи чинно сидят и, по обычаю, отнекиваются от избытка угощени
й, уверяют, что уж душа не принимает, и все-таки кушают в угождение хозяину
и хозяйке. Сроду в доме у Марьи Ивановны не было ни плясок, ни музыки; но ког
да выросла дочка да вышла ученой-преученой из пансиона, тогда и Селифонт
Михеич и Марья Ивановна вздохнули; но один вздохнул о старом порядке вещ
ей, а Марья Ивановна уже по новом; ей, по-старому влиянию просвещения на же
нщин, моченьки нет как хотелось сделать бал; но Селифонт Михеич решитель
но сказал, что он даст бал только на свадьбу дочери. Вследствие этого (что
делать!) Марье Ивановне ужасть как захотелось скорее просватать Дунечку
; но что она ни предпринимала, ничто не клеилось: Дунечка непременно требо
вала генерала. Когда Матвевна объяснила, что у ней есть графчик, тогда и у
Дунечки и у Марьи Ивановны сердце пришло на место. За согласием Селифонт
а Михеича дело не стало; он не знал, что Прохор Васильевич Ц графчик, был р
адехонек, что отдаст дочь за купецкого сына, да еще и за такого же миллионщ
ика, как сам. Вот и настал день ожидания жениха «на чашку чаю». Бог весть, чт
о сделалось с Марьей Ивановной! она заметалась во все углы, как барыня. И к
ондитера-то ей подавай, и без повара-то нельзя обойтись; и лакеев-то для пр
ислуги надо нанять, и жирандоли-то взять напрокат, Ц не подсвечники же п
оставить на стол; и сальные-то свечи Ц страм какой! и в комнатах-то курить
не смолкой же.
Ц Владыко ты мой, господи! Ц воскликнул Селифонт Михеич, посматривая на
жену; но он не привык с ней ссориться и только терпеливо читал молитвы от
наваждений бесовских. Однако же, когда Марья Ивановна вместо повязки гар
нитурового с золотой бахромой платка примеряла перед зеркалом купленн
ый при помощи кумушки на Кузнецком мосту чепчик, Селифонт Михеич плюнул
и хотел идти вон.
Ц Селифонт Михеич, посмотри-ко-сь! Ц крикнула к нему Марья Ивановна.
Ц Что тебе, матушка!… Ц произнес он, остановись, сердито.
Ц Посмотри-ко, душа, каково?
Ц Ну что ж тут есть хорошего-то: чепешница!
Ц Где ж тебе толк знать; а я тебе вот что скажу, Селифонт Михеич: куда как н
епригодно ходить тебе в долгополом-то чекмене; ты бы послушал меня, надел
немецкий сертук.
Ц Тьфу ты пропасть! Ну, уж я вижу, что ты пошла на старости лет в сук расти!
Ц сказал Селифонт Михеич, махнув рукою и уходя.
Ц Вот мужья! изволь на них угодить!… Ц проговорила Ирина Степановна, без
которой никогда бы не пришло в голову Марье Ивановне изменять обычный с
вой порядок и носить чепцы.
Ц Да бог его знает, что он окрысился так, Ц сказала Марья Ивановна, Ц эт
ого с ним сроду не случалось: бывало, и причуда какая-нибудь придет мне в г
олову Ц и то ничего; а теперь поди-ко-сь, как расходился!
Ц И! уж все таковы, кумушка; только до поры до времени. Ваш еще что, поворча
л, да и ушел; а посмотрели бы вы, мой, бывало, как браниться начнет; да я в глаз
а-то не смотрела, на первых порах осадила.
Ц Что ж ты, вцепилась в него, что ли, Ирина Степановна?
Ц Вот, дура я на медведя лезть! Нет, кумушка, есть на все манера благородна
я.
Ц Да какая же манера, Ирина Степановна? уж когда пошло на спорное дело, та
к слово за слово, да и за святые власы.
Ц И, господи, полноте, кумушка, известное дело Ц в ком сила, в том и воля: от
таскал, да и поставил на своем; и в другой раз так и в третий; небойсь ждать,
покуда умаится? покорно благодарю! Как высушит в лучину да переломает бо
ка, так уж тогда к ляду и воля! Нет, кумушка, я не допущу сказать себе одного
слова неприятного; не могу! со мной тотчас дурнота: так и покачусь без памя
ти.
Ц Дурнота? поди-ко-сь! Ц прервала Марья Ивановна с невольным сердцем,
Ц попала, верно, твоя дурнота на дурака, кумушка!…
Ц Извините, кумушка, мой муж не дурак!… Ц возразила с обидой Ирина Степа
новна.
Ц Ну, дурак не дурак, а родом так: поверил бы разумный человек дурноте тво
ей!
Ц Поневоле поверит, как ляжешь в постелю мертвым пластом!
Ц Экое горе! ляжешь в постелю! Ты ляг, а тебя еще и привяжут: лежи, сударыня
моя, сколько душе угодно! Посмотрела бы я, долго ли бы ты пролежала без пам
яти! Чай, тотчас бы: «Батюшка, помилуй! государь ты мой, помилуй! не буду фран
цузскую дурноту в голову забирать!…»
Ц Чтоб я стала просить прощенья за то, что меня же обидели? Чтоб я покорил
ась? Ни за что, ни за что, вот ни за что!
Ирина Степановна, в сердцах и обиде, расходилась по комнате, распетушила
сь. Дунечка также вспыхнула, как обиженная, и выразила нижней губой презр
ение к словам матери: понятия крестной матери были ей и по голове и по серд
цу и вполне согласовались с приобретенными в пансионе, где она не раз слы
хала глубокие рассуждения подруг о замужестве, о глупых мужьях, о злых му
жьях, о распрях, о бранях и побоищах. Только что упомянула Марья Ивановна о
святых власах, у Дунечки зазвучало в ушах затверженное наставление, как
поступать с глупыми и злыми мужьями.
Ц Скажи пожалуйста, какая ты храбрая!… Ц продолжала Марья Ивановна с на
смешливой улыбкой.
Ц Да, храбрая! Я не позволю, чтоб со мной неблагородно обходились!
Ц И, матушка, где ж всем набраться благородства-то; да и сама ты худо сдела
ла, что вышла не за благородного…
Ц Прощай, Дунечка!… Ц сказала затронутая Ирина Степановна.
Ц Рассердилась? не на век ли? Если не на век, так и не уходя можно было бы по
молчать, покуда уляжется сердце.
Ирина Степановна, не поклонясь куме, ушла; Дунечка надулась на мать, а Марь
я Ивановна, вздохнув и промолвив «о-хо-хо!», задумалась и, не зная, кого обв
инить в ссоре ее с мужем и с Ириной Степановной, напала на чепчик.
Ц Черт, верно, сидит в нем, прости господи! Ц крикнула она вдруг, сдернув
чепчик с головы и бросив на стол. Ц Ни за что не надену эту проклятую нахл
обучку! В самом деле, пришло же в голову на старости лет в чепцы рядиться! Б
лагодарить бы бога и за то, что дочь будет госпожой ходить! Возьми-ко, приб
ери себе, Дунечка, чепчик; выйдешь замуж, так наденешь его.
Ц Покорно благодарю! Очень нужен мне старушечий чепчик! Ц отвечала Дун
ечка, не двигаясь с места.
Ц Ах ты паскудная! брезгает матерью! Да ты знаешь ли, что я по сю пору берег
у матушкину одежу? по праздникам только и надеваю. А?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90