Но будущей генеральше надо было знать непременно французский язык
, танцевать и играть на фортепьяно. Эта мысль стала беспокоить и Марью Ива
новну; а Селифонту Михеичу стало казаться, что Дунечка родилась под особ
енною какой-то счастливою звездой. По совету Ирины Степановны, на одинна
дцатом году отдали ее в пансион под особенный личный присмотр и попечени
е содержательницы пансиона.
Хотя содержатели и содержательницы пансионов и обязываются условиями
пансиона брать всех воспитанников до единого под личный присмотр и попе
чение; но у них существует еще какой-то особенный личный присмотр и особе
нное попечение. Эта особенность приобретается особенной суммой. Дунечк
а была особеннее всех прочих воспитанниц благородного пансиона. Для нее
все особенное: комната, прислуга, чай, завтрак, и всякий день лакомства, ос
обенное снисхождение к причудам, к лени, к привычке ныть, и даже к я н
е хочу! Добрым ее родителям не трудно было дать особенное понятие о е
е необыкновенных способностях и успехах. Крестная маменька была надежн
ый судья в ее познаниях французского языка: она всегда разговаривала с н
ей по-французски.
Ц Коман-ву портеву , Дунечка?
Ц Фор-бьян, а-ссе-бьян, Ц отвечала всегда Дунечка фразой зау
ченных разговоров.
Ц Иль фо-дир: фор-бьян, мадам, Дунечка; компрене-ву?

Ц Же-н-се-па.
Ц А, иль-фо-дир: мадам. Аве-ву-промене ожурдюи?
Ц Нон.
Ц Пуркуа-нон?
Ц Же-н-се-па.
Ц Иль-фо-дир: же-н-се-па, мадам
[131] Ц Как вы поживаете?
Ц Очень хорошо, вполне хорошо.
Ц Нужно говорить: очень хорошо, мадам, Дунечка; понимаете?
Ц Я не умею.
Ц Нужно говорить: мадам. Вы сегодня гуляли?
Ц Нет.
Ц Почему?
Ц Я не знаю.
Ц Нужно говорить: не знаю, мадам. (франц.)
.
Ц Какой чудный язык! Ц повторяла Марья Ивановна, смотря с восторгом на
дочь.
Ц Очень, очень порядочно говорит уж, Ц замечала Ирина Степановна. Ц
Жуэ кельк-шоз сюр фортепьяно, Дунечка.
Ц Но, же-н-се-па!
Ц Ну, ну, жуэ! вальц жуэ.
Дунечка, покобенясь немножко, садилась за фортепьяно Ц трын, трын, трын,
Ц нон, же-н-се-па вальц, же-ублиэ.
Ц Ну, кадриль.
Ц Кель кадриль
[132] Ц Сыграй что-нибудь на фортепьяно.
Ц Не хочется.
Ц Ну, сыграй! сыграй вальс.
Ц Нет, я не хочу играть вальс, я забыла.
Ц Какую кадриль? (франц.)
? Ц спросит Дунечка, как будто и бог знает сколько кадрилей иг
рает; и застукает клавишами единственную, на изучение которой иссякла вс
я ее способность к музыке.
Во время игры вся семья стоит за ее стулом и слушает с удивлением. Иногда и
сам Селифонт Михеич посмотрит-посмотрит, да и скажет:
Ц Хитрый струмент придуман!
Ц Да ты слушай! Ц скажет ему Марья Ивановна, толкнув легонько рукою, что
б молчал.
При чужих Дунечка ни за что не играла. Сама мать попросит-попросит ее, да и
заключит просьбу словами: «Что с ней будешь делать, такая стыдливая!»
Матери очень хотелось, чтоб она выучилась играть русские песни; но мадам,
которая учила Дунечку на фортепьяно, один раз навсегда сказала: «Фи! кто у
чит русские песни! мужик учит!» Ц а потому и Дунечка отвечала всегда на же
лание матери: «Кто ж, маменька, играет на фортепьяно мужицкие песни».
Для танцев природа Дунечки была не слишком гибка; но все-таки это искусст
во как-то больше всего дается девушкам, особенно же при современном паде
нии танцевальной шагистики, когда полька вертит всем головы,
когда вместо ног выделываются па головой, когда и без танцев у
прекрасного пола голова кружится, а сердце не ходит в груди ка
к бывало, а пляшет, по простонародному выражению, трепака.
Теперь ни девушки между собою, ни в разговоре о девушках не говорят уже о в
нутреннем приданом: о богатстве ума и чистоте души, о достоинстве свойст
в и о чистоте сердца; даже не говорят и не спрашивают вообще о здоровье сущ
ества, помышляющего о замужестве; но спрашивают только, как велико прида
ное, и по количеству денег выводят расчет о выгодах замужества. О чем не го
ворят, значит, что об этом нечего и говорить. О чем не спрашивают, значит, чт
о то не нужно. Люди перестали верить в очарования, и женщина, чародейка по
естеству, потеряла власть свою над мужчиной. Волшебный взор, пленительны
й голос, могучие слезы Ц стали бессильны. Мужчина подходит к ней смело, гл
ядит ей прямо в глаза, говорит ей не запинаясь, как будто приглашая на мазу
рку: угодно вам?, Ей одно остается: или радостно подать руку, или отвечать: engag
йe, monsieur [133] Я уже
приглашена, мосье (франц.).
! Тем бал и кончен.
Нигде нет такой постоянной беседы о хорошеньких прохожих, о женихах с ус
ами и без усов, о замужестве по любви, по сватовству, о приданом и о бесприд
анницах, как в женских пансионах. Здесь-то по части чувств, любви и замуже
ства составляется винегрет понятий из наслышек, из сказок и романов. Зде
сь-то все промежутки времени между необходимостью выучить урок и с
дать его, наполнены самыми очаровательными мечтами о суженых и ряж
еных.
Известно, что арифметика, до первых четырех правил, совершенно необходим
ая вещь при современном образовании девушки. Без арифметики девушка не м
огла бы ценить себя. Не зная еще этой хитрой науки, Дунечка сначала робела
перед рослыми и перед толстыми подругами; но когда выучилась считать до
миллиона и когда узнала, что во всем пансионе только она одна миллионная
невеста, а все прочие, кто десятитысячная, кто тысячная, а большая часть пр
осто «бесценных» существ, Ц тогда Дунечка поняла, что она такое, поняла п
ричину особенного попечения о себе содержательницы пансиона и всей ее п
рислуги. Какою способностью своей круглой, с двумя вставленными серыми г
ляделками, головы она понимала Ц трудно решить; но верно поняла, что не то
лько красота Ц прах, но и весь человек с своими внешними и внутренними до
стоинствами прах, и даже официальными оценщиками становится в числе тле
нных пещей, за которые никто не отвечает, потому что отвечать можно тольк
о за нетленное золото. Поняв это, Дунечка поняла без сомнения и то, что тол
ько в золотом окладе можно чваниться и кобениться; она это и исполняла в т
очности.
Когда ей совершилось пятнадцать лет, в купечестве начали поговаривать с
перва о миллионе, а потом и об ней; свахи заглядывали в ворота как гробовщи
ки, прослышав о больном богаче, и поговаривали: «Славная невеста! миллион
приданого! а какая манежная!»… Сваха Матвевна, ходившая по делам женихов
купеческого звания, готова была съесть сваху Сергевну, которая поставля
ла невест людям чиновным: кавалерам, инаралам, и прочим, и прочим, только н
е прапорщикам и не майорам: неизвестно, почему все невесты терпеть не мог
ут первого оберъ-офицерского и первого штаб-офицерского чина.
Припомните, пожалуйста, что Фекла Семеновна, супруга почетного граждани
на Василия Игнатьича, повела было сватовство сына Прохорушки на Авдотье
Селифонтьевне. Матвевна употребила все чары на ее отца и мать, а главное, н
а крестную матушку Ирину Степановну, во-первых, чтоб не пускать на двор Се
ргевну, а во-вторых, чтоб отклонить Дунечку от генеральства. «Сударыня ты
моя, Ц говорила она ей, Ц что тебе генерал: я тебе просватаю графчика». И
насказала она ей такие страхи про генералов, как они на войну ходят, как уч
ат жен солдатской темп выкидывать и маршировать под барабан, и какую экз
екуцию чинят над женами, и как вместо служанок держат при них денщиков, и п
рочее, и прочее, что Дунечка пришла в ужас.
Ц Неужели денщиков, Матвевна?
Ц Ей-ей! вот-те Христос! да ведь же и нельзя иначе по солдатскому быту: вед
ь женщины-то в поход не ходят, сударыня; ну, и служат генеральшам-то денщик
и: денщики и белье стирают, и детей нянчат, и всё, вот что; военные-то барыни
ведь так уж и родятся, у них и стыда на то нет; а тебе, сударыня, такому нещеч
ку, такой неженке, где ж вести жизнь солдатскую, в лагерях? На тебя ветерок
пахнет, так беды-то, беды! Нет уж, избави бог! Я тебя так полюбила, что и сказа
ть нельзя! Не приведи бог прослышать, что ты за военного или за чиновника з
амуж идешь! руку наложу на себя! ей-ей!… А чиновники-то, сударыня? Посмотри-
ко-сь, как их под суд да под суд, а жизнь-то какой ни на есть чиновницы! Да буд
ь ты, примером сказать, хоть бы и штатская советница, а над тобой-то началь
ницы и губернские секретарши, и асессорши, и регистраторши, и сенаторши, и
действительные какие-то, да еще есть и тайные какие-то, бог их знает, все те
бе начальницы по мужу; и изволь ездить с поклоном; а уж это, сударыня, не то ч
то приехал в гости, да и сел, да еще и угощают Ц нет! настоишься и в передней
, покуда позволят войти да с праздником поздравить! Присягну, сударыня, ес
ли все это неправда! Выведала я всю подноготную их. Да и отчего ж бы мне не с
ватать, как Сергевне, чиновных-то лиц? Сама скажи? еще и выгоднее; да бог пом
иловал, я не такая бессовестная!… Нет, сударыня Марья Ивановна, Дочке ваше
й я просватаю графчика!
Ц К чему нам графчик, Ц говорил Селифонт Михеич, Ц нашелся бы под стать
купеческий сын, лучше бы было.
Ц Ах, нет, тятенька! Ц вскрикивала с обиженным чувством Дунечка.
Ц Что «нет, тятенька»? а?
Ц Ничего, тятенька.
Ц Ох, да не мешайтесь в наши дела, Селифонт Михеич, уж не беспокойтесь, буд
ет все и по-вашему и по-нашему, Ц возражала Матвевна.
И наговорила она короба с два про Прохора Васильевича, сына почетного гр
ажданина. Дело шло уже к тому, чтоб показывать невесту; да Фекла Семеновна
заболела, умерла, а Прохорушка отправился в Немечину. Прохорушка, взяв у о
тца деньги на покупку машин за границей, отправился из Москвы как раз пер
ед Ростовской ярмаркой. Известный уже нам несколько приказчик Трифон по
ехал провожать его.
Прибыв на Ростовскую ярмарку на неделе, которую величают там второй неде
лей масленицы… Но оставим его покуда догуливать и обратимся к нашему гер
ою, который в отсутствие Прохорушки играет роль его так искусно, что бог в
едает, как в этом подсолнечном и подлунном мире отличить ложь от истины, м
нимое от настоящего, и даже черное от белого.
Когда Василий Игнатьич радостно и горделиво насмотрелся на своего мним
ого сынка, одетого по последней моде, тотчас же послал за Матвевной.
Ц Постой, постой, брат Проша, куда? не уходи, сиди! Ц сказал он Дмитрицком
у, который, показавшись почтенному родителю, хотел было поцеловать у нег
о ручку и шаркнуть вон.
Ц Постой, брат, постой, вот придет Матвевна, пусть-ко посмотрит на тебя да
скажет, пригоден ли ты Авдотье Селифонтьевне.
Ц Матвевна придет, тятенька? Ц сказал Дмитрицкий, смекнув дело, Ц а я бы
ло хотел съездить к Иверской!
Ц Оно так и следует; да постой: что ты, брат, нанял за слугу такого? такая ск
верная рожа!
Ц У «ого? у Конона? Помилуйте, тятенька; вы посмотрели бы, что за душа у это
го человека! и что за верность, что за усердие! так и сторожит меня.
Ц Мне не нравится.
Ц Знаете, тятенька, я ведь забыл, как бишь Матвевну-то величают по батюшк
е? Ц спросил Дмитрицкий.
Ц Да Матвевна же и есть по отце; а зовут-то ее Соломонидой; ну, садись и ниш
кни. Слышишь?
Ц Слушаю, тятенька.
Ц Она тут близко живет.
Матвевна не заставила себя долго ждать. Она вошла в дверь, обратилась к об
разной, перекрестилась и потом, низко кланяясь, возгласила:
Ц Здравствуй, батюшка, Василий Игнатьич, все ли вас бог милует, как извол
ите поживать?… Ох, господи, так и замирает душа, как вспомнишь Феклу Семено
вну.
Василий Игнатьич откашлянулся.
Ц Матвевна, Ц сказал он, Ц вот его графское сиятельство пожаловал ко м
не…
Ц Ах, ваше графское сиятельство; извините; я такая дура, что мне и не в прим
ету… что вы здесь изволите сидеть!…
Ц Так вот, Матвевна, Ц продолжал Василий Игнатьич, Ц их графскому сият
ельству есть дельце до тебя.
Ц Какое, батюшка?
Ц А вот какое: их графскому сиятельству угодно жениться на Авдотье Сели
фонтьевне.
Ц На Авдотье Селифонтьевне? их графскому сиятельству? Ох, да вы меня, суд
арь, морочите.
Ц Ей-ей, так! Ц отвечал Василий Игнатьич, разгорясь от довольствия, что М
атвевна в самом деле почитает его Прохора Васильевича за графа. Ц Вот чт
о, Матвевна; оно, то есть, ничего, так себе, его графское сиятельство хочет о
тбить невесту у моего Прохора! Ась? Каков его графское сиятельство? Матве
вна, а?
Ц Ох, да вы, Василий Игнатьич, морочите меня! Ц повторила Матвевна, всмат
риваясь в сидящего перед Василием Игнатьичем франта, в белых перчатках,
с тросточкой, в зеркальных сапогах.
«Не узнает меня, Соломонида Матвевна, Ц подумал Дмитрицкий, Ц да и где ж
узнать, мы уж с ней, чай, не видались с самого создания мира. Заговорю с ней п
о-вороньи, может быть догадается».
И Дмитрицкий откашлянулся, подернул головой и пожал неуклюже плечом.
Ц Оно, то есть, Соломонида Матвевна, не изволили признать меня, Ц начал о
н скороговоркой, Ц а мы, кажется, всегда со всяким почтением пребывали ак
курат, то есть, как следует.
«Ох, да что ж это, Ц подумала Матвевна, Ц кто ж это такой? По перьям-то граф
чик, а по голосу-то сдается, не тово…»
Ц Ну, что ж задумалась, Матвевна, Ц сказал Василий Игнатьич.
Ц Ой, насмехаетесь надо мной, сударь Василий Игнатьич, сердце чует…
Ц Чует? да еще не расчухала? а? Матвевна, как ты думаешь?
Ц И думать-то не знаю что… да неужели уж…
Ц Уж нечего скрывать, тятенька, я вижу, что Соломонида Матвевна узнала ме
ня, Ц сказал Дмитрицкий.
Ц Прохор Васильевич? Господи! да кто ж бы подумал? Ц вскричала Матвевна,
Ц и в глаза смотрю, да не узнаю!… да как переменился.
Ц А? Матвевна, вот он каков приехал из-за границы-то, сам на себя не похож!
Ц сказал Василий Игнатьич.
Ц Что ж, сударь, действительно переменился, да к своему же авантажу.
Ц А?… Прохор, встань-ко да перевернись на одной ножке, по-французскому-то
.
Ц Извольте, тятенька, Ц отвечал Дмитрицкий. И он встал, прошелся по комн
ате en galant homme [134] К
ак светски воспитанный человек (франц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90