Ц спросил Иван Васильевич, спустившись с лестницы.
Ц От Петра Григорьевича Бронина.
Ц Так не будет?
Ц Не будет-с по той причине, что Саломея Петровна не совсем чтобы так здо
ровы-с.
Ц Жаль, жаль, очень жаль!
Иван Васильевич уехал, а Платон Васильевич долго ходил еще по комнатам, с
ложив руки и склонив голову. Никогда еще не чувствовал он такой тоски. Уст
арев в привычке жить по произволу желаний, в зависимости от самого себя, о
граничив все потребности души и тела удовольствиями, приобретаемыми за
деньги, Платон Васильевич в первый раз почувствовал, что что-то над ним тя
готеет, что он к чему-то прикован, что он весь не свой. В нем проявилась кака
я-то смертельная жажда, которая отбила охоту ко всему издавно-обычному, п
отушила все прочие желания, все ежедневные прихоти, которыми продовольс
твовался столько лет дряхлый холостяк, нарушила застой души, взволновал
а ее, возмутила.
Ц Туши свечи! Ц проговорил он, наконец, Ц или постой; где человек Петра
Григорьевича?
Ц Он уже ушел, ваше превосходительство, Ц отвечал слуга.
Ц Зачем же он ушел, когда я ничего еще не сказал!…
Ц Не могу знать-с.
Ц Дурак! Где Борис?… Борис!… что ж ты нейдешь, когда кличут?… Зачем отпусти
ли человека без моего приказания?
Ц Кто ж его отпустил, ваше превосходительство. Он пришел, сказал, что вел
ели, да и ушел.
Ц Что ж он сказал?
Ц Да то, что господа не могут быть, барышня, вишь, будто бы заболела.
Ц Будто бы!… Я даже не успел спросить, чем заболела! А ты, дурак, не догадал
ся?… Карету!
Ц Давно готова-с.
Платон Васильевич прошелся еще по комнатам, потом спустился с крыльца.,
Ц Куда прикажете? Ц спросил лакей.
Ц Пошел домой! Ц отвечал Платон Васильевич. Дверцы захлопнули, лошади д
винулись, сделали десять шагов от подъезда дома к крыльцу флигеля, лакей
перебежал вслед за ними, отворил дверцы кареты и принужден был крикнуть:
«Приехали, ваше превосходительство!» Ц потому что Платон Васильевич ус
пел уже забыться в горестных помыслах.
Молча он выбрался из кареты, вошел в свою комнату, сел и сидит, как гость в о
жидании хозяина. Еще девять только часов; что ему делать до обычного втор
ого за полночь часа возвращения из клуба? Бывало, с двух до двух, хоть плох
о, но спится; потом визиты, потом обедать в клуб или на званый обед, потом на
вечер, в концерт, в театр, а в заключение снова в клуб Ц сколько новых впеч
атлений, сколько разговоров о какой-нибудь грации театральной, сколько
прений о том, кто с чего ступил и почему так ступил, с добрым или злым намер
ением пошел в вист, умно или глупо сыграл; сколько сладких воспоминаний о
б сам-пят, об удачной прикупке; сколько мыслей и дум о том, что ежели бы так
пошел, а не так, так совсем была бы другая игра. Было чем занять время бессо
нницы, было чем позаняться и воображению во время сна, и вдруг Ц все стало
нипочем! и клуб нипочем, и даже обед клубный нипочем! обед, который дороже
цены своей, который переваривается в самом прихотливом желудке, обед, за
ставляющий о себе думать и говорить, который при одном воспоминании прои
зводит саливацию
[110] Слюноотделение (лат.).
, как меркурий, Ц обед, которым можно начинить себя и уподобиться ду
шистому блутвурсту
[111] Кровяная колбаса (нем.).
… и все это стало для Платона Васильевича глупо, бессмысленно, отвр
атительно, недостойно человеческой природы, пошло, невыносимо… Он предп
очел всему этому безмолвное, неподвижное сидение у себя в креслах, созер
цание чего-то в мыслях своих, какие-то соображения о будущности.
Душа в человеке как поток, движущий органические колеса: приподними толь
ко ставни, сердце шестерней заходит. И в преклонном возрасте в
любиться и любить не трудно, но трудно уже выносить изменчивость погоды
любви: ее жар наводит изнеможение, ее холод ломит кости, как ревматическа
я боль.
Не смыкая глаз в продолжение всей ночи от подобной же боли, Платон Василь
евич рано поутру послал Бориса на лошади свидетельствовать свое почтен
ие Петру Григорьевичу, узнать о состоянии здоровья Саломеи Петровны и сп
росить, можно ли ему навестить их. Борис не любил быть простым Борисом в кр
угу своей братьи, но любил быть Борисом Игнатьичем; а потому и вел себя соо
тветственно этому сану. Если его куда-нибудь посылали, то он не бежал слом
я голову, но сохранял и собственное свое достоинство. Придет, изъявит сво
е почтение, спросит по обычаю: «Как вас бог милует?» Ц «Слава богу, Борис И
гнатьевич!» Ц «Слава богу Ц лучше всего… Что, господа, чай, еще не встава
ли?» Ц и с этого заведет политичный разговор, как водится.
У Петра Григорьевича в дворне был все словоохотливый народ, да и было о че
м поговорить, Ц историй в доме случалось не мало: барин вкось, барыня вро
зь, а Саломея Петровна всему наперекор; только Катериной Петровной не мо
гли нахвалиться, да зато об ней и славы мало и слова нет: хороша, Ц ну и сла
ва тебе, господи, о чем тут и говорить.
Нетерпеливо ждал Платон Васильевич возвращения Бориса; ему хотелось по
скорее лично изъявить свое участие.
Ц Ну, что? Ц вскричал он, выбежав в переднюю навстречу Борису.
Ц Да ничего-с, все еще не так здорова.
Ц Ах, боже мой! ты видел самого Петра Григорьевича?
Ц Никак нет-с.
Ц Что ж, узнал, чем Саломея Петровна нездорова?
Ц А бог ее знает, что с нею приключилось.
Ц Дурак! бог ее знает! как говорит! не мог спросить основательно.
Ц Да у кого же спрашивать-то? В людской ни одной собаки Ц не самому же идт
и без докладу; в кухне только кухарка; я ждал, ждал; воротился Иван дворецк
ой да тотчас же поскакал опять…
Ц Господи, неужели так опасно больна Саломея Петровна? Ц Да уж, верно, та
к; Федор попался навстречу: беда, брат, говорит.
Ц Ах, боже мой, я поеду сам! давай одеваться!
Ц Нет, уж не беспокойтесь, ваше превосходительство; дело-то никак не лад
но.
Ц Умерла! Ц вскричал Платон Васильевич.
Ц Нет, хуже! изволила бы отдать душу богу, тело бы на столе лежало; а тут…
Ц Ну!
Ц Ни души, ни тела Ц пропала.
Ц Что такое? как пропала?
Ц Да как пропадают: всех людей разогнали искать по городу; так уж где иск
ать…
Платон Васильевич покачнулся на месте; Борис едва успел подхватить его п
од руки и бесчувственного опустил в стоявшие подле вольтеровские кресл
а.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Часть седьмая

І

Читатели, вероятно, имеют какое-нибудь понятие а Москве, из каких-нибудь
«Voyages en Russie» [112] Пу
тешествия в Россию (франц.).
, или из журнала впечатлений. Из первых вы, без сомнения, с
оставили себе ясное понятие об ее наружности, а из вторых об ее жителях, нр
авах и обычаях. Вообще из этих описаний вам известно, что Кремль стоит под
ле Ивана Великого, что Сухарева башня у Тверских ворот, что Тверские воро
та на Пречистенке, что Москва-река течет под самым Замоскворечьем, и тому
подобное. Вам, следовательно, нечего описывать Москву, вы ее знаете насто
лько, насколько подобает знать русскому человеку. Приступаю к рассказу.

В один туманный день августа в Крестовскую заставу прокатила коляска че
тверней. Часовой опустил было шлагбаум, но слуга крикнул:
Ц Из подмосковной! Ц и коляска свободно проехала.
В коляске сидели два господина; один поплотнее, похожий на московского б
арина, прислонясь в угол, дремал; другой Ц сухощавый, лицо бледноватое, гл
аза прищурены, наружность значительна, похож был на петербургского нача
льника отделения или чиновника по особенным поручениям, словом, лицо зна
чительное, а по личному мнению, даже государственное.
Ц Наконец я в Москве! Ц сказал сей последний, приложив к глаз
у лорнет, Ц посмотрим, что за зверь Москва! Вы, пожалуйста, указывайте мне
на все любопытное.
Едва показалось вправо готическое здание, обнесенное зубчатыми стенам
и, с башнями, похожее на рыцарский замок средних времен, молодой человек с
нова приложил лорнет к глазам и вскрикнул:
Ц Это Кремль?
Ц Кремль, Ц отвечал плотный барин, не раскрывая глаз. Петербуржец промч
ался. Оставим петербуржца и последуем за толпой колодников, которых вели
по улице. Вслед за ними везли на подводе женщину в простой крестьянской о
дежде. Когда весь этот транспорт приблизился к запертым ворот
ам замка, перед которыми, однако же, не было подъемного моста, часовой пода
л знак в калитку с разжелезенным окошечком: сперва пропустили унтер-офи
цера, препровождавшего транспорт, а потом отперли адовы врата
, которые, раскрывшись как челюсти апокалиптического зверя, поглотили ве
сь транспорт и закрылись с скрежетом зубов.
На внутреннем дворе этого замка прохаживались в самом деле не люди, а мра
чные тени. Не будем описывать человеческого образа, искаженного страстя
ми и преступлениями. Отделясь от безобразной толпы, кто-то, в изношенном п
альто, в картузе, заложив руки в карманы, ходил скорыми шагами вдоль двора
. По лицу и взорам его можно было заметить, что и он ставил душу свою на кон;
но в наружности его не было глубоких оттисков преступлений, в глазах не б
ыло ответа за чужую душу. Он был еще, казалось, новичок на этом новоселье, с
мотрел на окружающие его высокие стены и на «честную компанию» без удивл
ения, но с каким-то особенным любопытством и как будто спрашивал сам себя
: «Черт знает, куда я попал!»
Долго следил за ним глазами один из «честной компании», что-то вроде меща
нина, с острой бородкой, ряб как кукушка, глаза как у ястреба; наконец кряк
нул и подошел к нему,
Ц Ты, брат, кто таков?
Ц Человек! Ц отвечал новичок, посмотрев на него.
Ц Крепостной то есть? Я думал, что какой барин, честной господин.
Ц Ну, хоть и барин, честной господин, а тебе что?
Ц Что? врешь, брат! не туда глядишь!… А я тебе вот что скажу: ты за что попал?
за воровство или за разбой?
Ц Да тебе-то что, борода?
Ц Нет, уж ты, брат, не кобянься, лучше будет, ей-ей лучше будет! а не то, брат, н
е выгородишься отсюда; уж я тебе говорю, я ведь не отстану от тебя Ц поним
аешь?
Новичок посмотрел на плутовскую рожу с острой бородкой, которая так наст
ойчиво делала ему допросы.
Ц Если по делу попал, так говори: доказательно или нет?
Ц Я, приятель, не по делу здесь, а по наговору.
Ц Приятель еще не приятель, а будем приятелями; по наговору, брат, хуже, че
м по делу, я тебе скажу; примерно вот, я бы на допросе показал, что ты потчева
л меня в трактире да подговорил на какое дело… понимаешь? ведь
я за тебя здесь сижу.
Ц Пьфу, дурак какой! Кто ж тебе поверит?
Ц Кто? кому следует, тот и поверит. А я тебе вот что скажу: хочешь на волю?
Ц Эй, ребята, смотрит-ко, француженку какую-то привезли! Пойдем! Ц крикн
ул один из заключенных.
Ц Триша, пойдем! Ц сказал он, проходя мимо острой бородки.
Толпа двинулась к воротам женской половины.
Ц Вот сейчас выйдет из канцелярии.
В самом деле, привезенную женщину вскоре вывели под руку из канцелярии. Н
есмотря на простую одежду, во всей наружности ее было что-то горделивое, х
отя и страдальческое. Бледное лицо ее было нежно, впалые глаза не бессмыс
ленны. Охая, она вышла, окинула взором безобразную толпу, и взор ее останов
ился на упомянутом нами человеке в пальто. Движением головы, взора и дрож
ащих губ она страшно погрозила ему.
Ц Что, она тебе знакома, что ли? Ц спросила новичка стоявшая подле остра
я бородка.
Ц Да, вот это-то и есть та безумная, которая привязалась ко мне и оговорил
а меня.
Ц А кто ее разберет, что она, безумная или нет, ведь она француженка, говор
ят; а ты-то сиди да посиживай; да еще как я поднесу тебе, так, брат, тебя, того,
сперва распишут; а потом, знаешь куда?
Новичок содрогнулся..
Ц Черт! ты шутишь или нет?
Ц Нет, не шучу; а я тебе скажу вот что: хочешь по рукам?
Ц Вместе грабить или резать? Врешь, любезный! Что будет то будет, а я тебе н
е товарищ.
Ц Не бойся, тут худого ничего не будет, ей-ей ничего; а так, штука, багатель
[113] Пустяки
(франц.).
!
Ц Говори.
Ц Давай руку! Не бойся, все будет честно.
Ц Что за руки, говори просто, в чем дело.
Ц Я, пожалуй, скажу; да скажу тебе и вот что: уж если повихнешься, так я на те
бя горы взвалю; мне все равно пропадать. Вот видишь, смекай: я был у купца Ва
силья Игнатьича Захолустьева приказчиком; а у него был славный чай
ный завод, да дрянной сынишка, Прохор Васильевич. Вздумал он заводит
ь суконную да филатурную фабрику и вымолил у отца дозволение ехать в чуж
ие земли машины заказывать; такие машины, каких в целом свете нет: сами ове
ц стригут, сами шерсть на сорты делят, сами аглицкое сукно ткут, ну, словом,
из машины выходят готовые штучки сукна самой лучшей доброты, всех колеро
в. А про филатуру и говорить нечего: бывало, красные девушки прядут, сами п
есни поют; а теперь всё самопрялки, всё с органами: под немецкую музыку, хо
шь не хошь ты, а пляши. Да дело не о том; а вот что я тебе скажу: поехал Прохор В
асильевич, да и поминай как звали, вот уж другой год ни слуху ни духу. Поним
аешь?
Ц Ну, что ж из этого?
Ц А вот что я тебе скажу: Василий Игнатьич за сына согнал меня от себя: вин
оват я, что Прохор Васильевич брал деньги без спросу; согнал меня, брат, бе
з копейки, пустил по миру. Что ж тут будешь делать; надо было добывать. Да не
о том дело; а вот что: как взглянул я на тебя Ц Прохор не Прохор Васильевич,
а есть что-то, понимаешь? Этого, брат, уж довольно; лишь бы на первый взгляд
похож был; а там мое дело будет снарядить как следует. Ладно?
Ц Ладно, Ц отвечал новичок.
Ц Коли ладно, так я тебе вот что скажу: ты конь, а поводья у меня в руках: выв
езешь на славу, будет все ладно, а заноровишь Ц извини!
Ц Ах ты, шитая рожа, вязаный нос! Мало тебе зубов-то отец выколотил за меня
! Ц крикнул новичок, Ц мошенник Тришка вздумал на мне верхом ездить!
Ц Да неужели это вы, сударь Прохор Васильевич? Ц проговорил, оторопев, о
задаченный, словами новичка, острая бородка, всматриваясь в него.
Ц Не узнал, плут?
Ц Признал, да не узнал… да нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90