Официант доложил о приезде Далина; Саломея приказала просить; приняла в
гостиной Ц и вспыхнула, увидев вошедшего с ним Чарова.
Ц Извините, Ц сказал он, Ц что я решился вас посетить; ваша судьба так и
нтересует меня…
Ц Довольны ли" вы вашим местом? Ц спросил Далин.
Ц Я, право, не знаю еще, что вам отвечать: господин Туруцкий болен, сестра е
го еще не приехала…
Ц Но во всяком случае вы очень мило помещены, Ц сказал Чаров, осматрива
я комнаты, Ц прекрасный дом, хоть в убранстве комнат виден старческий вк
ус хозяина… Досадно, что он перебил у меня право доставить вам вполне сов
ременные удобства жизни…
Ц Какое право? Ц спросила Саломея с самодостоинством, Ц я на себя нико
му не даю прав.
Ц Но права благотворить и приносить в жертву даже самого себя, надеюсь, у
меня никто не отнимет! Ц отвечал Чаров, привыкший ловко отражать самые с
трогие и резкие удары, наносимые самолюбию дерзкого волокиты. В неподкуп
ность строгих физиономий он меньше всего верил: эти sancti sanctissimi
[152] Святые из святых (ла
т.).
, говорил он, любят, в дополнение к хвалам и лести, воскурение перед н
ими фимиама.
Не щадя Ливана и мирра перед Саломеей, он успел затронуть и ее самолюбие н
астолько, что получил дозволение посещать ее.
Ц Я надеюсь, Ц сказал он как будто шутя, Ц что вы здесь не в отшельничес
тве и не под присмотром.
Когда Чаров вышел, Саломея задумалась.
«В самом деле, какую глупую роль буду я играть у этого отвратительного ст
арика!… За угол и за кусок хлеба терпеть смертельную скуку, прослыть его л
юбовницей… Никогда!… Слыть и быть для меня все равно, а если слыть, так луч
ше…»
Саломея не договорила, гордость ее не могла вынести сознания и самой себ
е. Ей, однако же, нравились это великолепие и пышность, посреди которых Пла
тон Васильевич так неожиданно поместил ее как божество; ей по сердцу был
и угодливость и предупредительность, которыми он ее окружал; ей не учить
ся было повелевать, но она не испытывала еще такого уважения к себе даже в
собственном доме, и чувствовала, что полной самовластной госпожой, можно
быть не у себя в доме, а в доме влюбленного старика. Самому себе часто отка
зываешь по расчетам, по скупости, а влюбленный старик отгадывает, предуп
реждает желания, не щадит ничего, чтоб боготворимая забыла страшный недо
статок его Ц старость.
Когда Платон Васильевич, собравшись с силами, явился перед Саломеей, она
очень благосклонно изъявила ему благодарность за внимание.
Ц Я, однако ж, желала бы знать, Ц прибавила она, Ц что такое я в вашем доме
?
Этот вопрос совершенно смутил и испугал Платона Васильевича.
Ц Боже мой, Ц отвечал он, Ц вы всё!… Не откажитесь только располагать вс
ем, как своею собственностью…
Ц Я на это не имею никакого права, Ц произнесла Саломея с беспощадною х
олодностью, но довольная в душе готовностью старика повергнуть к ее нога
м не только все свое достояние, но и себя.
Ц О, если б я смел предложить это право!… Ц проговорил он, дрожа всем тело
м…
Какое-то чувство боязни заставило Саломею отклонить объяснение, в чем с
остоит это право.
Как рак на мели, Платон Васильевич приподнимал то ту, то другую руку, расст
авлял пальцы, раскрывал рот, желая что-то произнести, но Саломея давно уже
говорила о погоде.
Получив дозволение обедать вместе с ней, Платон Васильевич как будто ожи
л силами, помолодел: Саломея была так ласкова к нему.
В продолжение нескольких дней она не повторяла нерешенного вопроса. Каз
алось, довольная своим положением, она боялась изменить его. Но это была н
ерешительность, какое-то тайное затруднение, которое Саломея старалась
опровергнуть необходимостью упрочить свою будущность и получить снова
какое-нибудь значение в свете.
«Мне уже не быть Саломеей, не идти к отцу и матери с раскаянием», Ц думала
она, когда Платон Васильевич, долго не зная, как в дополнение всех ее потре
бностей предложить деньги, наконец, решился начать с изъявления надежды
, что она будет смотреть на него, как на родного, и, верно, не откажет принять
на себя вполне все распоряжения в доме и деньги на все необходимые расхо
ды и на собственные ее потребности.
Ц Я вам еще раз повторяю, Ц сказала она, взглянув с улыбкой на старика,
Ц что мне странно кажется мое положение в вашем доме, а еще страннее пока
жется, может быть, другим.
Ц Вы полная хозяйка… Ц произнес ободренный ласковым голосом Саломеи П
латон Васильевич, целуя руку, Ц осчастливьте меня… принять это названи
е.
Ц Мне должно подумать об этом, Ц сказала Саломея, закрыв лицо рукою и пр
ислонясь на ручку кресел..
Платон Васильевич стоял перед ней, сложив на груди руки и с трепетом ожид
ая решения.
Ц Я согласна, Ц проговорила она, наконец, так тихо, что во всякое другое в
ремя Платон Васильевич опросил бы: «Что вы изволили сказать?» Но в эту мин
уту все чувства его были напряжены до степени цветущего своего состояни
я, в возрасте сил и здоровья, когда глаз видит душку на другом к
раю моря, ухо слышит все, что она мыслит, осязание воспламеняет всю кровь о
т прикосновения воздуха, который несет струю ее дыхания, вкус не знает ни
чего в мире слаще поцелуя любви.
Платон Васильевич припал перед нею на колени, взял ее руку, и в нем достало
еще сил поцеловать эту руку и не умереть.
На другой день из всех магазинов Кузнецкого моста везли разной величины
картонки в дом Платона Васильевича. Какие-то, к чему-то огромные приготов
ления подняли всех в доме на ноги. Платона Васильевича узнать нельзя. Он с
ам то из дому в магазины, то из магазинов домой, с пакетом под мышкой, прямо
в уборную Эрнестины Петровны; поцелует у ней ручку и подаст свою покупку.

Ц Merci, Ц отвечает она ему каждый раз; потом позвонит в колокольчик, войдет
Жюли или Барб: Ц послать за Лебур, послать к Матиасу, послать за Фульдом!…

И вот в один вечер сидит Саломея перед трюмо. Парикмахер убирает ей голов
у, накладывает чудный венок из fleurs-d'orange
[153] Померанцевых цветов (франц.).
, в каждом цветке огромный брильянт, накалывает роскошный серебрис
тый блондовый вуаль…
Любуясь на себя в зеркало, Саломея сама вдевает в ухо серьгу, такую блестя
щую, что, кажется, искры обожгут, а лучи исколют ей руки.

Часть девятая

I

Кому любопытно знать дальнейшие приключения бедного Прохора Васильеви
ча, Авдотьи Селифонтовны и Лукерьи Яковлевны, тому предстоит читать след
ующее:
Вы помните, что случилось с Авдотьей Селифонтовной? На другой день, чем св
ет, снова послышался визг Авдотьи Селифонтовны. Нянюшка всполошилась бе
жать к ней на помощь, но девушки остановили ее.
Ц Ну, куда вы бежите, Афимья Ивановна?
Ц Нянюшка, нянюшка! Ц раздалось из спальни, и вслед за этим криком послы
шался стук в двери девичьей.
Ц Сударыня, что с тобой? Ц спросила испуганная няня, отворив дверь.
Авдотья Селифонтовна, как полоумная, бросилась к няне.
Ц Господи, да что с тобой?
Ц Нянюшка, Ц проговорила Авдотья Селифонтовна, дрожа всем телом, Ц ня
нюшка! кто-то чужой лежит там, охает да стонет, говорит что-то страшное… Ах
, я так и обмерла…
Ц Голубушка моя, Дунюшка, помилуй, бог с тобой! Откуда чужой взялся? Не узн
ала своего Прохора Васильевича!
Ц Ах, что ты это, какой там Прохор Васильевич! Это бог знает кто!…
Ц Пойдем, пойдем!…
Ц Нет, я ни за что не пойду!
Ц Кому же быть, как не Прохору Васильевичу?
Ц Да, да, посмотри-ко, ты увидишь.
Ц Ах, молодец, как он нализался… сам на себя не похож!… кто бы подумал! Ц п
роговорила про себя старуха, посмотрев на лежащего Прохора Васильевича.

Он горел, как в огне; глаза навыкате, что-то шепчет да ловит кого-то руками.

Ц Вот тебе и графчик, Ц проговорила опять старуха про себя.
Ц Ох, надо сказать поскорей Василью Игнатьевичу.
Ц Куда? Нет, я тебя не пущу!
Ц Ах, мать моя, да что же мне делать? Надо позвать Василья Игнатьевича… Эй,
девки!
Ц Нянюшка, поедем домой! Меня обманули!…
Ц Эй, девушки. Где тут слуга-то его. О, господи, божье наказание!
Старуха металась во все стороны, но ее дитятко, Авдотья Селифонтовна, пов
исла ей на шею и ни шагу от себя. Плачет навзрыд и молит, чтоб ехать домой.
Ц Помилуй, сударыня, что ты это, бог с тобой!
Ц Меня обманули! Ц вопит Авдотья Селифонтовна, Ц это какой-то обороте
нь.
Ц Ах, да вот, Матвевна! Матвевна, подь-ко сюда!
Ц Что это такое, сударыня, Авдотья Селифонтовна, что с вами? Ц сказала св
аха, испугавшись, Ц в чем дело? О чем это вы?
Ц Меня обманули! Ц повторяла Авдотья Селифонтовна.
Ц Смотри-ко, какой грех, что делается с Прохором-то Васильевичем, Ц сказ
ала старуха няня, Ц сам на себя не похож, так что барыня моя отказалась от
него, твердит себе, что это не он.
Ц Да, таки не он: это черт, а не он. Ах, господи, господи! Что со мной будет!
Ц Что это с ним сделалось? Ц проговорила Матвевна, стоя над Прохором Ва
сильевичем, скрестив руки. Ц Ох, кто-то испортил его, совсем таки не похож
на себя!…
Ц Неправда! меня не обманете! Это не он! Ц повторила Авдотья Селифонтов
на.
Ц Вот уж, кому ж другому быть, сударыня, Ц сказала Матвевна, покачивая го
ловою.
Ц Ах, что-то ты страшное говоришь, Триша! Ц произнес вдруг Прохор Василь
евич и повел кругом неподвижный взор. Ц Лукерьюшка… Тятенька не убьет м
еня?
Ц Бог его знает, что с ним сделалось, и не признаешь… Кажется, вчера был зд
оров, Ц сказала Матвевна, продолжая качать головою.
Ц Ну, уж, угостила графчиком, Матвевна! Уж я вчера догадалась, что он мертв
ую чашу пьет! Как тянул, как разносили шампанское-то… так и опрокинет в ро
т сразу… вот-те и графчик!
Ц Ах, мать моя, да я-то чем виновата? наше дело товар лицом показать; а кто ж
его знает, какие художества за ним водятся, Ц отвечала Матвевна.
А между тем не прошло нескольких минут, около Прохора Васильевича набрал
ась тьма народу. Сбежалась вся дворня посмотреть на испорченного. Конон
стоял тут же, дивился, как будто ничего знать не знает, ведать не ведает. На
чались толки шепотом, аханья, кто советовал вспрыснуть водицей с уголька
, кто послать за Еремевной: она, дескать, отговаривает порчу, а дохтура-то, д
ескать, в этом деле ничего не смыслят; оно, дескать, не то что какая-нибудь п
ростая болесть господская, мигрень, али что; нет, тут без заговору не обойд
ешься.
Авдотья Селифонтовна во все время ревом ревела и упрашивала нянюшку еха
ть домой; но нянюшка, как смышленый человек, говорила, что это не приходитс
я.
Между тем ключница Анисья побежала к Василью Игнатьичу.
Ц Батюшка, Василий Игнатьич, Ц крикнула она, всплеснув руками, Ц с Прох
ором-то Васильевичем что-то приключилось.
Ц Что такое? Ц спросил он, уставив на нее глаза.
Василий Игнатьич только что протер глаза и сидел в своем упокое,
в халате.
Ц А бог его ведает, Ц отвечала Анисья.
Ц Что ж такое? Ц повторил он.
Ц Подите-ко, посмотрите!
Ц Да ты говори! Что мне смотреть-то? Не видал, что ли, я его? Ц крикнул он, Ц
ну, что тут могло приключиться?
Ц Ох, сударь… его испортили!
Ц Испортили?
Ц Как в огне лежит, и узнать нельзя. Страшно смотреть!
Ц Ой ли? Что ж это такое? Ц проговорил Василий Игнатьич, не двигаясь с мес
та и снова уставив глаза на Анисью.
Ц Да что вы уставили глаза-то, прости господи! Подите к нему.
Ц Да пойду, пойду.
И Василий Игнатьич с некоторой досадой, что его потревожили, погладил бо
роду, крякнул и пошел.
Ц Это что за народ собрался? Ц крикнул было он, входя в спальню, где в сам
ом деле набралось и своих и чужих смотреть на диковинку, как испортили мо
лодого; но все перед ним расступились. Василий Игнатьич вздрогнул, взгля
нув на сына, и онемел: на его доброе здоровье и на воображение слова мало д
ействовали, он понимал только то, что было очевидно.
Прохор Васильевич лежал, как пласт, с открытыми неподвижными глазами. Вн
утренний жар раскалил его.
Ц Что, брат Прохор, Ц начал было Василий Игнатьич, но остановился в недо
умении: ему показалось, как говорится очень ясно по-русски: «что-то не тов
о». Но что такое это было, он сам не понимал.
Ц Что ж это такое? Ц проговорил он, продолжая всматриваться в Прохора В
асильевича.
Ц Ох, испортили, испортили! Ц проговорила сваха Матвевна, положив голов
у на ладонку и подперев локотком, Ц да и Авдотья-то Селифонтовна что-то н
е в себе: словно полоумная вопит, что это вот не Прохор Васильевич, а чужой,
говорит. Господи ты, боже мой, говорю я ей: грех так не признавать супруга с
воего; ты, сударыня моя, привыкла видеть его все в немецкой одеже, а в своей-
то и не узнаешь.
Ц Да и я говорила, Ц прибавила стоявшая подле Матвевны баба, Ц и я говор
ила: ступай, дескать, сударыня, поплачь лучше над ним; а то, вишь, к здоровому
липла, а от больного прочь!… Да еще кричит: домой да домой!
Долго Василий Игнатьич стоял над сыном в недоумении; наконец, наклонился
над ним и сказал:
Ц Что с тобой, брат Проша? а?… А где ж молодая-то? Ц спросил он, вдруг спохв
атившись.
Ц Да ушла, ушла в другие упокой, и быть здесь не хочет: боится, что ли, или од
урела; говорит, вишь, что это не Прохор Васильевич, а чужой.
Ц Вот!… что она, с ума спятила? Уж я сына не признаю!… Черт, что ли, какой меня
ет лицо… вот родинка на груди… Ох, господи, да что ж это с ним такое?…
Ц Известно что!… порча! Ц отвечала Анисья. Ц Послать бы еще за Еремевно
й, что ж это она нейдет?… Расспросили бы вы, Василий Игнатьич, молодую-то, ка
к это все вдруг приключилось: кому ж знать, как не ей.
Ц Где она! подавай ее!
Ц Где! ушла да вопит, ни за што сюда нейдет.
Ц Вот! Ц проговорил Василий Игнатьич, Ц где ж она?
Ц Да в девичей: домой да домой!
Василий Игнатьич пошел в девичью. Там Авдотья Селифонтовна сидела на кол
енях у своей нянюшки, обхватив шею ее руками и приклонив на грудь голову.

Ц Что ж это такое, Авдотья Селифонтовна? Ц сказал Василий Игнатьич.
Авдотья Селифонтовна, вместо ответа, всхлипывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90