Ц Еще бы из лубка пошили, да и мне бы приказали носить!
Ц Ах ты недобрая! Так вот чему учили вас в пансионах-то! Так-то вы по-франц
узскому уважаете родителей?
Эти упреки нисколько не трогали сердца Дунечки, она с пренебрежением слу
шала их и ворчала про себя: да, так, уж конечно по-французскому, а не по-русс
кому!…
Марья Ивановна не умела выходить из себя, нисколько не была злопамятна, и
потому все эти маленькие междоусобия кончились заботою о приеме жениха
и долгими прениями Марьи Ивановны с кондитером. Марья Ивановна хотела вс
е угощения, по обычаю, поставить на стол, разливать чай сама; а кондитер го
ворил, что это не годится, не следует.
Ц А почему ж, мой батюшко, не следует?
Ц Как почему ж, уж это известное дело-с, Ц отвечал он ей.
Ц Да что же тут известного-то?
Ц Да как же, сударыня: ведь уж известно, как гости пожалуют, так следует ра
зносить чай; а потом часок спустя фрукты да конфеты, так оно так точно и бу
дет.
Ц Да отчего ж не убирать стол?
Ц Я уж вам докладывал, что поставить все на стол-то, сударыня, не годится.
Известное дело гости: ставим мы буфеты на балах; не наготовишься ничего: и
ная старая ведьма десять раз подойдет; платья-то теперь широкие, с карман
ами; полпуда уберет Ц в складках-то и невдогад никому; ей-ей! годовой запа
с привезет домой!… Да, по мне, как угодно; мне еще выгоднее: вместо пяти фунт
ов конфет потребуется пять пудов; да еще и не пять: известное дело, что это
выдумали французские кондитеры; им чего жалеть чужого кармана; а нам, суд
арыня, не приходится так делать.
Ц Ну, ну, будь по-твоему!
Ц Да как же, сударыня, не по-моему: известное дело, что на все нужен порядо
к: сперва чай подадим, а потом, часок спустя, десерт; так оно так точно и буде
т.
Ц Ну, ладно, ладно! Ц отвечала Марья Ивановна и от кондитера бросилась н
а кухню. Там-то она подивилась заморскому поваренному искусству.
Ц Это что, мой батюшко?
Ц Труфели.
Ц Что ж это, неужели едят эту дрянь?
Ц А как же, сударыня.
Ц Ну, привел бог видеть; а в рот не возьму!
Таким образом новые, чужие вкусы водворились между старыми своими, понем
ножку, как ложка дегтю на бочку меду.
Для приезда Василья Игнатьича с сыном весь дом нараспашку. Ворота отворе
ны, у ворот караулит гостей дворник; на крыльце фонарь зеркальный в виде з
везды, в тысячу огней. Два сынка Селифонта Михеича сбежали с лестницы нав
стречу гостям и, указывая руками ступени вверх, повторяли: «Пожалуйте!» В
передней ожидал сам хозяин, в зале Ц хозяйка, в гостиной Ц дочь, из-за две
рей спальни высунулась Матвевна и шепотом окураживала Дунечку:
Ц Не робей, сударыня; смелее с ним, да по-французскому, по-французскому с
ним.
За Матвевной стояла толпа баб и девок.
Ц Здравия желаем, Селифонт Михеич! Ц возгласил Василий Игнатьич, входя
в переднюю. Ц Вот вам гость, каков есть: дрянь, сударь, дрянь, не хвалить же
стать свое дерьмо! Прошу любить и жаловать! Кланяйся, Прохор!
Ц Очень рад, батюшка Прохор Васильевич, что изволили пожаловать к нам!… П
окорнейше просим!
Ц Здравствуйте, матушка Марья Ивановна! Ц продолжал Василий Игнатьич,
вступая в залу. Вот, сударыня моя, не один к вам приехал, а с помощию божией с
ынишку привез в благорасположение ваше.
Ц Благодарю покорно, Василий Игнатьич! наслышались много.
Ц Позвольте изъявить мое почтение-с, Ц сказал наш мнимый Прохор Василь
евич, подходя к ручке Марьи Ивановны и кланяясь, закинув голову назад.
Марье Ивановне по сердцу было такое учтивство.
Ц Молодчик какой вырос сынок ваш, Василий Игнатьич, Ц сказала она, Ц по
корно просим! пожалуйте! Рекомендуем вот дочку нашу!
Ц Авдотья Селифонтьевна! Ц продолжал Василий Игнатьич, Ц ну, благодат
ь божия родителю и родительнице такой дочки.
Дмитрицкий ловко шаркнул и поклонился своей будущей, остановив на ней то
мный, как будто умирающий взор, пораженный ее красотою.
Ц Просим садиться! сделайте милость!
Ц Так вот так-то, батюшка Селифонт Михеич! Ц сказал Василий Игнатьич, са
дясь на указанное хозяйкой почетное место. Ц Благословен бог в начинан
иях!
Ц Так-с, Василий Игнатьич, Ц отвечал Селифонт Михеич, Ц Действительно
так-с.
Василий Игнатьич хотел было продолжать свое начинание, но дверь распахн
улась, и мальчик кондитера, малый лет двадцати, разряженный ка
к парижский франт, явился в гостиной с огромным подносом. Мосьё, да и тольк
о! за него совестно, что прислуживает. Прическа головы модная, запоздалая
только го-Дом; галстук, манишка, жилет, фрак и так далее, белые перчатки, все
это во вкусе времени, щеголевато, как на современном jeune premier
[138] Первый любовник (фр
анц); в дореволюционном театре сценическая роль, обычно Ц героя пье
сы.
; даже сладкая мина, говорящая: не угодно ли вам чаю? была п
охожа на театральную мину предложения услуг и сердца.
«Что ж ты, братец Прохор Васильич, уселся, да и молчишь дураком? Поговори с
будущим тестюшкой», Ц сказал сам себе Дмитрицкий и пересел к хозяину.
Ц Какой прекрасный, приютный дом у вашей милости, Селифонт Михеич.
Ц И, помилуйте, что ж это за дом, это домишко, сударь; вот у вашего батюшки т
ак дом Ц палаты; барской, убранство господское!
Дмитрицкий тотчас смекнул по ответу Селифонта Михеича, что неуместной п
охвалой задел его за живое. Селифонт Михеич не жаловал барства в купечес
ком быту и про Василья Игнатьича говаривал: «Залетела ворона в высокие х
оромы».
Ц Что ж в этом барстве и убранстве, Селифонт Михеич? По мне, если позволит
е сказать между нами, не только тятенькин, да и всякий дом господской пост
ройки, просто повапленный сарай; для житья непригоден, ей-богу-с! Под трак
тир отдать или фабрику завести в нем Ц так-с; для фабрики очень хорошо-с, и
поместительно и все. Я был вот и во Франции и в немецких краях: там теперь н
икто не живет в палатах; например, вот-с в Пале-ройяле, то есть в
королевских палатах, гостиной двор завели; а во всех отелях, то
есть господских домах, трактиры; уж если скажешь, что живешь в отеле, так п
росто значит в трактире.
По сердцу было Селифонту Михеичу это известие.
Ц Вот, Прохор Васильевич, Ц сказал он, Ц радостно как-то и видеть рассу
дительного человека; и в чужих землях побывает, наберется ума, а не шавели
. А вот, сколько детей не только нашего брата, а господских, ездили во франц
узскую землю, да что ж вывезли-то? что переняли-то? Страм сказать.
Ц Уж и не говорите, Селифонт Михеич! Ц проговорил со вздохом Дмитрицкий
, Ц насмотрелся я.
Ц Очень, очень приятно, Прохор Васильевич, что вы в молодости так благора
ссудительны; очень, очень радуюсь знакомству; прошу только нас полюбить;
мы, надо вам сказать, люди простые. Сынки у меня не учились наукам разным; н
у, а могу сказать, не обидел бог Ц надежны.
Селифонт Михеич показал на двух молодцов, стоявших в сторонке, глад
ких и гладко причесанных, в немецких сюртуках.
Ц Сделайте одолжение, позвольте познакомиться! Ц сказал Дмитрицкий и
тотчас же подошел к ним, пожал руки и просил благорасположения.
Ц Вот дочка у нас, благодаря бога, была в науке, тоже как у добрых людей, по
офранцузилась немножко; что делать!
Ц Я слышал, что Авдотья Селифонтовна прекрасно поет, Ц сказал Дмитрицк
ий.
Ц А бог ее знает, училась у мадамы, поет, да не по-русски, так я и толку не ра
зберу. Вот женщины сметливы: Марья Ивановна моя, в зуб толкнуть по-француз
скому не умеет, а говорит, что понимает все, что поет Дуняша.
Ц Без сомнения, французские романсы и итальянские арии: ах, как это хорош
о!
Ц Вот вам известно это; так после чаю мы ее и спеть заставим.
В самом деле, после чаю Селифонт Михеич сказал что-то на ухо Марье Ивановн
е, а Марья Ивановна дочке своей.
Ц Не могу я, маменька, с первого разу, нет! Ц отвечала Дунечка матери такж
е шепотом.
Долго продолжались переговоры, наконец она встала с места и произнесла ж
еманно вслух:
Ц Сегодня, маменька, у меня совсем голосу нет.
Ц L'appctit vient en mangeant et la voix vient en chantant, mademoiselle
[139] Аппетит приходит во время еды, а голос во время пения, маде
муазель (франц).
, Ц сказал Дмитрицкий, обращаясь к своей невесте.
Ц Вуй! Ц проговорила она, не поднимая глаз на своего жениха, и пошла к фор
тепианам.
Ц Извольте послушать, Прохор Васильевич, Ц так ли она поет, Ц сказал Се
лифонт Михеич.
Ц Послушаем, послушаем, Ц возгласил и Василий Игнатьич, Ц садясь по пр
иглашению хозяйки на стул, Ц у меня точно такой же струмент стоит в зале,
да играть-то некому; нет, мой не такой, а углом, и струн-то под ногами поболь
ше, чем у этого. Как бишь, Прохор, называют струмент-то?
Ц У вас, тятенька, ройяль, а это фортепьяно.
Ц Фортепьяны, фортепьяны, настоящие фортепьяны, Ц крикнула Марья Иван
овна в то самое время, как Дунечка, разместив очень удачно пальцы по клави
шам, хотела было взять аккорд и промахнулась целой октавой.
Ц Ах, маменька, вы говорите под руку! Ц проговорила она тихо, но с досадой
, начав снова прелюдию к арии.
«Хвали, братец Прохор Васильевич, свою невесту», Ц сказал Дмитрицкий са
м себе и потом крикнул:
Ц Браво, браво! ах, как хорошо! какой туш!
Ц Не говори, батюшка, ей под руку, не любит, Ц шепнула ему Марья Ивановна.

Ц Право, я не знаю, что петь, Ц сказала Авдотья Селифонтовна, начав снова
ту же прелюдию.
«Господи, какое наслаждение быть Прохором Васильевичем и женихом такой
невесты, Ц тихо проговорил Дмитрицкий, неосторожно зевнув, Ц надо быть
животным, чтобы не чувствовать этого! Ну, как не порадоваться на такое сущ
ество? Как не поблагодарить сивилизацию за такие метаморфозы! Узнаешь ли
Дунечку-дурочку, перетянута в рюмочку? барышня, да и только! подле фортеп
ьян сидит, итальянскую арию поет Ц какова? Браво, браво».
Ц Тс, уж не мешайте, Прохор Васильевич. Слава богу, что начала.
Ц Не могу, матушка-сударыня, Марья Ивановна, ей-ей не могу! сердце заходил
о! Это такая сивилизация, что чудо!
Ц А что, во французской-то земле также, чай, поют?
Ц Кто ж теперь поет! Там сивилизация; поют только русские песни; а это наз
ывается шантэ, мадам! шантэ, шантэ!
Ц Ой ли?
Ц Ей-ей!
Ц Так же, кажется, и Дунечка говорила; вот, как вы, Прохор Васильевич, все з
наете, так куда как приятно! да уж помолчим теперь, благо распелась.
Ц Извольте, помолчимте, матушка-сударыня Мария Ивановна. «Метаморфозы!
Ц продолжал про себя Дмитрицкий, наслаждаясь картиной, которую стоило б
ы поставить в латунную рамку. Ц Посмотри, Прохор Васильевич, на тятеньку
: вельможа! да и ты сам Ц кто узнает, что ты не Прохор Васильевич? Ну, была ли
бы возможность без сивилизации так ухитриться, заставить дерево расти к
орнями вверх? Вот жена будет тебе, Прохор Васильевич! Что я говорю, какая ж
е жена! Жена просто значит жена; всякая дрянь может быть женою; а это будет
в своем роде Саломея Петровна, несколькими тонами пониже, правда, и весом
не так увесиста; но вес может пополниться тягостью; а тону еще наберется: м
олода и в Саксонии еще не была».
Ц Что, каково, Прохор Васильевич?
Ц Чудо, чудо! просто оркестрино! бесподобно!
Ц Что, брат Прохор, а? Ц спросил Василий Игнатьич, Ц жаль только, что хот
ь вот немножко бы, так, то есть подпустить, как по-нашему: «Я жила-была
у матушки дроченое дитя!» Эх, ты!
И Василий Игнатьич прищелкнул пальцем. Приливочка к чаю заговорила в нем
.
Ц В старину-то бывало! а? Селифонт Михеич! Как думаешь! Оно и конечно, поче
т, нечего сказать, и превосходительные нам, то есть, нипочем… и палаты княж
еские, да тьфу! все уж оно не тово… на душе-то как-то, ех-ма!… Так вот изволит
е видеть… Марья Ивановна, Селифонт Михеич, пожалуйте-ко сюда!
Василий Игнатьич повел хозяев в гостиную, а наш Прохор Васильевич принял
ся очаровывать Авдотью Селифонтовну. Сроду не слыхивала она таких сладк
их речей, которые как газ наполнили пустой шарик, находившийся на ее плеч
ах, вздули его, и Авдотья Селифонтовна, без малейших затруднений, вознесл
ась под самое небо.
В тот же вечер было решено: быть свадьбе.

Часть восьмая

І

Теперь следует слово о настоящем Прохоре Васильевиче. Припомните, мы уже
сказали, что он был в науке, очень удачно пошел по следам купеческих сынко
в, проникнутых насквозь западным ветром, носил фрак, пальто-сак и тому под
обные вещи; начал было водиться с знатными людьми, по воксалам
и по отелям, где реставрируется Вавилон; но на все это нужна была полная во
ля и полная доля; а по природе своей Прохор Васильевич, как Телемак, не мог
обходиться без Ментора
[140] Ментор Ц наставник Телемака.
. Привычный ментор его, отцовский приказчик Трифон Исаев, опасаясь
заблуждений юноши посреди чужи, наводил его на родное: п
огулять на славу и посмотреть, как «живут среди полей и лесов д
ремучих».
Очень естественно, что тятенька Прохора Васильевича, нажив миллион
неисповедимым трудом, был скуп, не любил, чтоб сын тратил деньг
и на пустышь, а на препровождение времени как следует,
во всяком случае, и на свой лад и на чужую стать потребны были значите
льные суммы. Вследствие этого Триша объяснил Прохору Васильевичу, что сл
ишком натягивать счеты в книгах тятенькиных Ц опасное дело: того и гляд
и, что лопнут; а что самое лучшее и скорое средство для приобретения капит
ала Ц английские машины; тем более что для Прохора Васильевича настало
уже время пасть в ноги родителю и сказать:
Ц Тятенька, дозвольте слово молвить, не рубите неповинную голову! Вот уж
е третий раз вижу во сне, что вы, тятенька, пожалованы в советники коммерци
и, и изволите приказывать мне завести филатурную фабрику и ехать самому
за море за английскими машинами. Дозвольте ехать, тятенька! Так уж, верно,
богу угодно: чью же мне исполнять волю, как не тятенькину!
Василий Игнатьич усмехнулся от умиления; сон Прохорушки был ему по сердц
у; потому что нельзя же не верить тому, что три раза во сне приснится, и вот о
н доверил сыну на первый раз с полсотни тысяч и благословил его в путь за м
ашинами на волшебный остров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90