В результате возмущенный Государь неожиданно для Витте 30
марта 1905 года закрывает Особое совещание.
В политических интригах С.Ю. Витте часто не хватало чувства
меры, и он скатывался на авантюризм. Так было и в случае с интригой
против министра внутренних дел Плеве, место которого Витте хотел
занять. Как позже писал бывший начальник Департамента полиции того
времени Лопухин, министр финансов вместе с князем Мещерским
устроили настоящий заговор против Плеве, в который был вовлечен
небезызвестный полковник Зубатов.
Заговорщики придумали такой план. Зубатов составил письмо,
как бы написанное одним верноподданным к другому и как бы попавшее
к Зубатову путем перлюстрации. В нем в горячих выражениях осуждалась
политика Плеве, говорилось, что Плеве обманывает Царя и подрывает в
народе веру в него. В письме проводилась мысль, что только Витте
способен повести политику, которая оградила бы его от бед и придала
блеск его царствованию. "Письмо верноподданного" должен был
передать Николаю II князь Мещерский, он же должен был убедить Царя
последовать предложению "верноподданного".
План заговорщиков провалился, потому что Зубатов допустил
ошибку, посвятив в него секретного агента Гуровича, который тотчас же
выдал его Плеве. В день очередного доклада Плеве доложил Царю,
"какими интригами занимается его министр финансов. Это было в
четверг, а в пятницу министр финансов покинул свой пост".
Некоторые историки высказывали предположение о
причастности к убийству Плеве директора Департамента полиции
Лопухина и даже С.Ю. Витте. По сообщению вдовы Лопухина, ее муж
имел информацию о готовящемся убийстве Плеве и чуть ли не в сговоре с
Витте намеренно не принимал по ней мер.
Летом 1904 года после убийства Плеве С.Ю. Витте стремится
занять место министра внутренних дел, старательно интригуя, используя
все свои связи. Однако у Государя сложилось определенное мнение о
бывшем министре финансов как о масоне, интригане и неискреннем
человеке. Возвращения его на активное государственное поприще Царь
не хотел. Министром внутренних дел тогда становится князь Святополк-
Мирский.
Одной из трагических фигур русского государственного аппарата
является личность жандармского полковника С.В. Зубатова. Свою
сознательную жизнь Зубатов начинал с участия в революционных
кружках. С середины 80-х годов Зубатов - сотрудник московского
Охранного отделения, где проделал путь от платного агента до
начальника. С 1902 года он занимает важный пост начальника особого
отдела Департамента полиции. Под его контроль попадают
сверхсекретные дела государства.
Еще в последние годы XIX века Зубатов пытается осуществить
идею развития рабочего и сионистского движений под контролем
полиции.
В отношении рабочего движения Зубатов был чистый западник.
Вместо развития народных форм объединения тружеников, имеющих
прекрасные образцы в общине и артели, Зубатов предлагает русским
рабочим организоваться в тред-юнионы по западному образцу. И в этом
Зубатов не был оригинален. Ему казалось, что тред-юнионы для русских
тружеников - самая подходящая форма, могущая отвлечь их от
социалистического движения. Однако жандармский полковник плохо
знал национальную психологию русского работника, в течение столетий
привыкшего объединяться в союзы (артели, общины), совмещающие в
себе профессиональные и общественные организации. Предлагая
русскому работнику объединяться в тред-юнионы под контролем
полиции, Зубатов лишал рабочих привычного элемента общественной
жизни. А с этим национальное сознание русских рабочих не могло
смириться.
Если настоящие русские патриоты стояли за укрепление
народных начал жизни, то Зубатов и его соратники, не отрицая этих
основ, тем не менее в большей степени стремились уравновесить
противоположные силы - органичные народные и разрушительные
западнические. Созданные им рабочие и еврейские союзы в конечном
счете приводят к усилению значения подрывных социалистических
движений и укреплению позиций сионистских кругов ("воспитанные" им
представители еврейских организаций стали видными сионистами).
Если русские монархисты видели в Царе силу, стоявшую над
классами и сословиями, то Зубатов допускал нормальным существование
элементов, противостоящих Царю. "Мое кредо, - писал Зубатов, - на
примирении, на уравновешивании борющихся сил".
Развитие русского рабочего движения в западных формах не
получалось. Поэтому он решил эти формы создать искусственным путем.
По сути дела, Зубатов инициировал процесс развития рабочих в социал-
демократическом духе. Вместо искоренения антирусской крамолы
жандармский полковник стал ее усиленно выращивать. Полагая, что
сумеет контролировать созданную им рабочую организацию, Зубатов
сильно просчитался.
Идеи Зубатова были очень сомнительны, и у него вряд ли что-
либо вышло, если бы он не сумел добиться поддержки большой группы
высших чиновников, разделявших его взгляды. Одним из них, в
частности, был обер-полицмейстер Москвы Д.Ф. Трепов, которого
Зубатов считал своим политическим учеником и даже другом. А позднее
Зубатова стал поддерживать и сам С.Ю. Витте.
В 1901-1903 годах Зубатов организовал рабочие союзы в обеих
столицах - "Общество взаимного вспомоществования рабочих в
механическом производстве в Москве" и "Собрание русских фабрично-
заводских рабочих Санкт-Петербурга".
Лидером нового рабочего движения стал агент Зубатова
недостойный священник Гапон. Костяк этого движения составляли люди,
далекие от интересов России, ставшие позднее видными теоретиками и
практиками сионизма, - М. Вильбушевич, Г. Шаевич, М. Гурович, И.
Шапиро (Сапир).
Вот что об этом пишет в своих воспоминаниях Г. Гапон:
"Однажды Зубатов устроил свидание со мною в доме одного из своих
друзей, где я познакомился со многими лицами, игравшими видную роль
в политическом движении последних двух лет. Мария Вильбушевич и
доктор Шаевич, очевидно находившиеся под покровительством Зубатова,
были основателями так называемой "Еврейской независимой рабочей
партии"...
Должен сказать о них, что, несмотря на связь с полицейскими
агентами, они действительно симпатизировали революции и по
собственным причинам присоединились к Зубатову. Был там также и
Михаил Гурович, высокий брюнет, который, как я потом узнал, был в
близких отношениях со многими либералами и революционерами;
благодаря ему многие попали в Сибирь и в тюрьму. "Это наш большой
друг и помощник", - сказал Зубатов, представляя мне Гуровича... Был
там и доктор Шапиро - лидер сионистского движения. Зубатов,
несомненно, помогал им материально..."
Сам Зубатов относился к своему детищу (рабочим организациям)
достаточно серьезно и искренне, а когда был отправлен в отставку, то,
прощаясь с Гапоном, даже заплакал, прося его не бросать дело
организации рабочих. И Гапон довел до логического конца идею
Зубатова.
Еще более опасной ошибкой Зубатова и его единомышленников
стала поддержка еврейского националистического движения расового
превосходства - сионизма. Понимание им сути этого движения
поверхностно и односторонне. Зубатов считал, что сионизм ставит своей
целью эмиграцию евреев в Палестину и создание там своего государства.
На самом деле это было одной, но не самой главной идеей сионизма.
Главная же цель сионизма состояла в организации всех евреев в единую
надгосударственную структуру, ставящую своей задачей достижение
влияния на всю мировую политику на началах расового превосходства по
сравнению с другими народами.
Русский государственный строй сионисты считали своим
непримиримым врагом, конечно, не говоря об этом прямо в своих
документах. Этого полицейские чины, и прежде всего Зубатов, не
понимали или понять не хотели. Им казалось - жить будет легче, если
они отвлекут энергию евреев от революционного движения в России,
сосредоточив ее на чисто еврейских национальных вопросах. "Надо
сионизм поддерживать и вообще сыграть на националистических
стремлениях", - писал Зубатов, объясняя свою поддержку еврейских
националистов. Значительная часть его агентов были убежденными
сионистами. Зубатову казалось, что он использует их в своих интересах.
На самом деле сионисты использовали Зубатова и его соратников для
создания и развития широкой, хорошо разветвленной сети сионистских
организаций.
По сути дела, на деньги полиции и при ее всемерной поддержке
возникает мощная антирусская структура, связанная многими нитями с
собратьями за рубежом. Пройдет немного времени и эта организация
станет одним из главных инструментов разрушения русской
государственной власти, передаточным средством мощных антирусских
импульсов из-за рубежа.
Глава 13
Интеллигенция. - Отсутствие национального сознания. -
Национальное невежество. - Нигилизм. - По ту сторону добра и зла.
- Босяцкая культура. - Романтика дна.
Главная отличительная черта большей части российской
интеллигенции конца XIX - начала XX века - отсутствие русского
национального сознания, национальное невежество, безразличие к
национальным интересам России.
По формам своей культуры и образования она ближе к
европейскому обывателю, чем к Русскому народу. Понятие "европейски
образованный человек" эта интеллигенция воспринимала как похвалу, как
критерий личного достоинства. Воспитанная на понятиях
западноевропейской культуры, она в значительной степени не понимала
многих ценностей национальной русской культуры, оставалась глуха к
национальным нуждам народа. Точнее и справедливее сказать -
российская интеллигенция эти народные нужды воспринимает слишком
обще, через абстрактные и общечеловеческие представления (скроенные
по западноевропейской мерке). Трудно назвать другую страну, где разрыв
между великой народной культурой и культурой значительной части
интеллигенции был так резок и глубок, как в России. Кстати говоря,
наиболее великие представители русской интеллигенции - Гоголь,
Тургенев, Толстой, Достоевский и др. - этот разрыв остро ощущали.
Хотя, конечно, их самих нельзя обвинить в отрыве от народа. Великие
русские писатели всегда противостояли интеллигентской "массовке",
жадно глядящей на Запад, протестовали против бессмысленных
разрушений национальной культуры именем европейской цивилизации.
"Вы говорите, что спасение России - в европейской цивилизации, -
писал Гоголь Белинскому. - Но это беспредельное и безграничное слово.
Хоть бы Вы определили, что такое нужно разуметь под именем
европейской цивилизации, которое бессмысленно повторяют все. Тут и
фаланстерьен, и красный, и всякий, и все готовы друг друга съесть, и все
носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже даже
трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно, где
наша цивилизация?"
Но отрицание национальной русской культуры именем
европейской цивилизации продолжалось весь XIX век. Именно поэтому в
глазах народа многие представители российской интеллигенции, как и
дворяне, представлялись народу вроде иностранцев, "немцев". Народ
продолжал жить своим укладом, следовал своим традициям, обычаям и
идеалам, а интеллигенция существовала в своем узком, оторванном от
жизни и, можно еще сказать, "сектантском" мирке. Недаром понятия
"нигилизм" и "нигилисты" родились именно в России. Идеи
бессмысленного мракобесного разрушения национальных основ
развивались в среде интеллигенции, жившей под знаменем западной
цивилизации.
Публицисты конца XIX века отмечают неустойчивость эпохи,
случайность идейного содержания многих представителей
интеллигенции, объясняемого их оторванностью от России. "... У нас в
России... быстрый рост жизни создал множество групп, ничего между
собой не имеющих, не знающих, как определить свою родословную, в
смысле своей преемственности в отношении к народу".
И все же я был бы не прав, если бы утверждал, что русское
образованное общество полностью порвало с ценностями Русской
цивилизации. Это невозможно хотя бы в силу генетической заданности,
которую нельзя поломать даже в течение нескольких поколений
нигилизма. Подспудно многие представители интеллигенции при всем
западном воспитании не ощущали себя внутренне людьми западной
культуры ибо обладали другим психическим стереотипом, довлевшим над
ними на уровне бессознательного. Этот стереотип включал в себя такие
характеристики, как обостренное восприятие понятий добра и зла, правды
и справедливости, высших целей бытия. Но то, что для коренного
национально мыслящего человека было органично и естественно,
выражаясь в стройном православном мировоззрении добротолюбия и
соборности, у интеллигента, лишенного национального сознания,
проявлялось максималистски, абстрактно, с жаждой разрушения, не
соразмеряясь с действительностью. Да, этого интеллигента тоже
интересовало понятие добра и зла, но у него они превращались в
абстракции, отталкиваясь от которых он на основе западных
представлений делил людей на хороших и плохих, исходя из западного
критерия прогрессивности и реакционности. Правду и справедливость он
тоже воспринимал категорически, отталкиваясь от этого же критерия, но
без национальной конкретности. И наконец, лишенный национальной
почвы, высшие цели бытия он воспринимал по схеме
западноевропейского прогресса, как почти автоматический переход от
старых форм к передовым. По существу, от всего богатства духовных
ценностей Русской цивилизации русский интеллигент сохранял только
нравственный настрой (и то не всегда), а в остальном жил идеями
западной цивилизации. Это предопределяло его внутреннюю
раздвоенность, отсутствие цельности и определенности жизненных
позиций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154