Российское "третье сословие", заявлял Троцкий, "не имело
и не могло иметь ни своей Реформации, ни своей Великой Революции".
Российская история, по мнению Троцкого, не дала в прошлом ни Лютера,
ни Фомы Мюнстера, ни Мирабо, ни Дантона, ни Робеспьера. Вся русская
культура - лишь "поверхностная имитация высших западных моделей и
ничего не внесла в сокровищницу человечества".
Как некогда маркиз де Кюстин, Троцкий предлагает строить
Россию заново, прежде всего очистив ее от всякого "исторического
хлама", называемого некоторыми отсталыми людьми "культурно-
историческим наследием". Что делать с такими отсталыми людьми, Лев
Давидович знает точно. "Враждебные государству элементы, - пишет
он, - должны направляться в массовом порядке на объекты
строительства пролетарского государства". Большая часть пятнадцатого
тома собрания сочинений Троцкого посвящена милитаризации труда,
которая должна осуществляться путем превращения производственных
районов в миллионные дивизии, объединения военных округов с
производственными подразделениями. На важнейших объектах он
предлагает создавать "ударные батальоны, чтобы они повысили
производительность личным примером и репрессиями..."
Троцкист Гольцман на V Всероссийской конференции
профсоюзов (ноябрь 1920 года) высказывает следующее кредо: "Другой
способ (способ воздействия на рабочих) - это способ принуждения,
способ реальной политики, которая не останавливается ни перед какими
методами, как методами поощрения рабочих, так и методами
принуждения, беспощадной палочной дисциплины по отношению к
рабочим массам, которые нас тянут назад. Мы не будем останавливаться
перед тем, чтобы применить тюрьмы, ссылку, каторгу по отношению к
людям, которые неспособны понять наших тенденций".
А каковы их тенденции, троцкист Гольцман рассказывает в своей
книге "Реорганизация человека" - превращение людей в роботов и
винтиков производства. "Труд и отдых чередуются по предначертанной
программе, обеденное время регулируется сигналом. Стихия быта
заменяется его рационализацией. В питание и отдых врывается поэзия
машинистов. Наступает в наиболее изощренной форме... механизация
жизни".
Гольцман провозглашает бесплодное потребительство, объявляя
потребление целью жизни. Необходимо "расширить количество
предметов, подчиненных человеку".
Задача организации потребления и, по сути дела, задача жизни в
том, чтобы не упустить ни одного атома материи. Природа дана для
удовлетворения потребностей человека. Все для человека. Никаких
святынь. Святотатство всегда было лозунгом жизни. Вся древняя
культура - хлам. Прочь ее. Пожившему человеку не грех и умереть.
Психология босяков и кочевников, философия мировой шпаны
отравленной патокой растекается по России, противопоставляя древней
культуре бесплодные лозунги, стравливая поколения, нарушая
преемственность.
Конечно, крестьян радовало, что им удалось получить землю на
привычной им основе уравнительного землепользования по трудовой и
потребительской норме. Крестьянская община на некоторое время ожила,
шумели крестьянские сходы, на которых обсуждался вопрос о передаче
земель. Чаще всего землю делили по количеству едоков, кое-где по числу
работников или по дворам, или путем прирезки земли хозяйствам бедных
крестьян. Однако уже летом 1918 года начались тревожные процессы
разрушения краеугольных принципов общины - самоуправления и
трудовой демократии. В деревню направляются продотряды для изъятия
якобы излишков хлеба, которых на самом деле не было. В 1917 году в
армию было мобилизовано примерно 40% мужского населения в рабочем
возрасте: отсюда сокращение посевных площадей и продукции сельского
хозяйства.
Для поддержки продовольственных отрядов и установления в
деревне новых порядков издается декрет об организации деревенской
бедноты снабжения ее хлебом, предметами первой необходимости и
сельскохозяйственными орудиями за счет других частей деревни. По
этому декрету в деревне создаются комитеты бедноты из числа сельских
пролетариев, полупролетариев, люмпен-пролетариев, бедняков да и
просто разных деклассированных элементов. Следует вспомнить, что в
1917-1919 годах в деревню приходит на жительство большое количество
горожан, живших когда-то на селе, но потерявших с ней связь и вот в
годы революции вернувшихся в нее, чтобы пережить голод.
Членам комбеда, которые, естественно, не представляли
интересов коренной деревни, давались почти полная власть и масса
привилегий и прежде всего право на бесплатное получение значительной
части зерна, изъятого у своих односельчан. Сельский мир, сельская
община раскалывались на две неравноправные части: пролетарские и
люмпен-пролетарские комбеды, поддерживаемые силой оружия, и
огромная масса коренного крестьянства, оказавшегося в бесправном
положении.
На практике дело осуществлялось так. Приходил в деревню
вооруженный до зубов продотряд. Собирались на собрание сельские
пролетарии, полупролетарии, люмпен-пролетарии, бедняки, чаще всего
лодыри и пьяницы. Из них руководство продотряда подбирало комбед.
Члены комбеда (нередко настоящие деклассированные, уголовные типы)
указывали продотрядовцам, у кого из сельчан есть зерно.
По личному указанию Ленина назначается премия в половинном
размере стоимости найденного хлеба для крестьян, донесших о наличии
"излишков" у своих односельчан. Далее под угрозой оружия
"излишки" изымались, а доносчики получали свою половину. Например,
в Усманском уезде Тамбовской губернии продотряды из
реквизированных 6 тыс. пудов хлеба 3 тыс. передали в пользу комбеда.
С 1919 года начинает осуществляться система продразверстки,
т.е. принудительного изъятия у крестьян значительного количества
продовольствия. Продразверстка обеспечивалась путем круговой
ответственности волости и должна была выполняться любой ценой -
даже если у крестьян не оставалось продовольствия на прокорм семьи.
Всего фактически безвозмездно было изъято 615 млн. пудов зерна.
Свободная торговля хлебом была запрещена. Крестьяне, имевшие хлеб,
но уклонявшиеся от сдачи его государству, объявлялись врагами народа и
даже предавались суду ревтрибунала. В волостях вводилось
заложничество крестьян, отвечавших жизнью за немедленный сбор и
ссыпку "излишков" хлеба.
По данным 33 губерний, в 1918 году было 315 тыс. членов
комбедов и 117 тыс. коммунистов, членов сельских ячеек. Это ничтожно
малая цифра. Ибо в то время коммунистом мог стать безо всяких
формальностей любой сельский пролетарий или бедняк.
В сельском мужском населении 16-59 лет комбедовцы
составляли 2,2%, а члены партии - 0,8%. В общей же численности
сельского населения доля комбедовцев была крайне незначительной -
0,5%, а доля членов партии - 0,2%.
Деятельность комбедов разрушила относительный мир,
существовавший в крестьянских общинах. От неумения, от предвзятости,
от прямой корысти, от желания покуражиться комбедовцами было
совершено огромное количество злоупотреблений - произвольных
конфискаций имущества, зерна и продуктов, бессмысленных арестов и
жестокого обращения. За очень короткий срок комбеды сумели снискать
к себе всеобщую ненависть коренного крестьянства и в начале 1919 года
были официально распущены, хотя на самом деле продолжали
существовать под вывеской местных советов.
В законе о социалистическом землеустройстве, изданном в 1919
году, вся земля объявлялась единым государственным фондом и
декларировалось, что право на эту землю получает тот, кто землю
обрабатывает. На практике же получалось так, что государство, а
фактически большевистский режим, становясь собственником всей земли,
распределяло ее через своих чиновников по своему усмотрению,
предпочитая тех, кто поддерживает его политику. Идеальной формой
землепользования объявлялись совхозы, коммуны, артели, товарищества,
а на все виды единоличного землепользования предлагалось смотреть как
на отживающее явление. Более того, развитие этих последних форм
намеренно тормозилось. Крестьяне теряли право самостоятельного
выбора. Кстати, политика бездумного предпочтения развития
сельскохозяйственных коммун не шла им на пользу. Бедняки, люмпен-
пролетарии, бывшие горожане, объединившись в коммуны, получали
инвентарь, скот из помещичьих усадеб, ссуды, освобождение от налогов и
самое главное - большое количество земли (на одного человека), теряли
стимул к эффективному труду. Начинали паразитировать, проедать и
пропивать полученный инвентарь, скот и ссуды.
Вот, например, история, рассказанная Б. Пильняком.
Несколько братьев вернулись из города, где ранее служили дворниками, и
в бывшей помещичьей усадьбе устроили коммуну, собрав вокруг себя
неимущих односельчан, и даже "охватили" членов помещичьей семьи.
Присвоили весь инвентарь, лучшие земли. Сами практически не работали,
а держались начальниками (председатель, секретарь, завхоз). На них
работали неимущие односельчане (кто погорел, кто просто нищий).
Жили члены коммуны в двух домах и бане. Один дом - дача
12х12 из 4 комнат и кухни - занимали три брата и их родственники; в
этом доме чисто. Второй дом: 11х14, людская изба, одна комната, окно
заткнуто тряпками, живут 23 человека; в этом доме - грязно, низко,
темно, все старики и старухи босы и спят вповалку.
Члены коммуны обладали значительной частью земли и
имущества.


Коммуна
Деревня
Число людей
31

75
Число домов
3

18
Пахотные земли
(десятин)
200

72
Засеяно озимых
(десятин)
24
20 (больше не
позволялось иметь)
Лошадей
31

75
Коров
13

12
Свиней
8
---
Инвентарь
сеялки, веялки, плуги
сохи, бороны
Питание
едят с мясом
кошки, щавель
Деревня сдавала по разверстке: зерно, мясо, яйца, шерсть,
картофель. Коммуна ничего не сдавала. "Мужики на коммуну смотрели
косо, злобно, недоверчиво, сторонились коммуны". Таких коммун в годы
гражданской войны организовано было немало, и получили они
печальную славу.
Увлекшись конфискациями и карательными мерами,
пролетарская власть на селе не сумела выполнить самого главного -
подвинуть коренное крестьянство к обобществлению хозяйства.
Несмотря на значительную поддержку и льготы, на призыв к
обобществлению откликнулось незначительное число крестьян. К концу
1920 года в коллективные хозяйства и коммуны объединилось только 131
тыс. человек. Причем половина из них не была крестьянами, а
горожанами, бежавшими из города в результате голода. Число же
колхозников-крестьян составляло около 0,5 процентов сельского
населения.
Коммуны провалились, потому что были псевдонародными
формами труда, как правило, выдуманными людьми, не знавшими
крестьянской жизни. На практике многие из них стали формой
паразитирования пролетарских, люмпен-пролетарских и босяцких
элементов. Проев и прожив имущество коммуны, члены ее разбегались в
разные стороны, не оставив доброй памяти в народе.
В 1918 году были национализированы все денежные накопления,
находившиеся в банках и кредитных учреждениях. В результате этого
шага крестьянство потеряло сотни миллионов золотых рублей (в
довоенных ценах). В этом же году принимается декрет о единовременном
чрезвычайном налоге на городскую и сельскую буржуазию в размере 10
млрд. рублей. Только по официальным данным, этим налогом обложили
10-12 процентов сельского населения, хотя на самом деле еще больше. На
места спускалась разнарядка, и под угрозой арестов, расстрелов,
конфискации крестьян вынуждали платить налог. Сбор налогов в деревне
возлагался на комбеды, и они осуществляли его по своему усмотрению,
порой обкладывая им даже неугодных бедняков. Как жаловались сами
крестьяне: "Из уезда говорят: роди и клади, и многих разорили с этим
налогом".
Бандитское поведение комбедов, массовые конфискации,
реквизиции, грабительские налоги расстроили сельское хозяйство гораздо
больше, чем военные действия. Вместе с тем сказывался огромный
дефицит рабочей силы. Посевные площади сокращались. Имея земли
больше, чем до революции, крестьянство не было заинтересовано в
расширении запашки, так как боялось конфискаций и реквизиций. В 1921
году производство зерновых составило 30 процентов от уровня 1913 года,
а производство мяса снизилось почти в 4 раза.
Резко сократился доход на одно крестьянское хозяйство. Уровень
жизни понизился почти наполовину. Значительно изменился состав
деревни. Преобладающая часть богатых, зажиточных и средних крестьян
была разорена. Удельный вес богатых и зажиточных крестьян,
составлявший до революции 25 процентов населения, уменьшился до
нескольких процентов (в пределах 5). В центральных районах России, где
конфискации, реквизиции, контрибуции и пр. применялись особенно
сурово, богатых и зажиточных крестьян здесь практически не осталось.
Больше всего богатых и зажиточных крестьян сохранилось в Сибири.
Наряду со значительным снижением удельного веса зажиточных
и богатых крестьян существенно сократилось число средних крестьян,
хотя одновременно понизилось число беспосевных. Но самой
значительной закономерностью этого времени было огромное увеличение
малопосевных хозяйств (т.е. главным образом бедняков), которые до
войны пополняли свой бюджет посторонними заработками.
В 1920 году по уровню дохода на одно крестьянское хозяйство
(если принять за критерий довоенный период) преобладающая часть
крестьян относилась к разряду бедняков и середняков, живших на
границе прожиточного минимума.
Борьба с крестьянством, преследование и уничтожение его
наиболее активных слоев привели село к катастрофе, поставили сельских
жителей на грань вымирания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154