Попытки организовать настоящий хозяйственный подъем
большевикам не удавались. Вплоть до 1928 года советская экономика в
основном существовала за счет активов дореволюционной России.
Проедались основные фонды, созданные при Царе. Инвестиции в
основные фонды были минимальны, а производительность труда на
государственных предприятиях находилась на очень низком уровне по
сравнению с 1914 годом. Как справедливо отмечал польский дипломат С.
Патек, "во внутренней своей жизни СССР по большей части как
экономически, так и персонально живет за счет материала, накопленного
в царское время".
В поисках выхода из тяжелейшего экономического положения
большевистский режим решается на договоры о концессиях с частными
предпринимателями и иностранными фирмами на эксплуатацию
промышленных предприятий, земельных и других угодий. Суть
концессий состояла в том, что их организаторам за определенную плату
предоставлялось право перекачивать ресурсы России в зарубежные
страны. Цены на эти ресурсы устанавливались по минимуму, что
позволяло зарубежным дельцам бессовестно грабить Россию, ее недра,
лесные и другие природные богатства. Из 145 концессионных договоров,
заключенных в 1922-1926 годах, 36 были созданы в сфере торговли (по
обслуживанию перекачки русских ресурсов за рубеж), 6 - в лесном
хозяйстве, 10-в сфере сельского хозяйства, 6 - в области рыболовства и
охоты (добыча пушнины), 25 - в горном деле, 32 - в обрабатывающей
промышленности, 12-в сфере транспорта и связи, 3 - в строительстве.
Однако концессионные предприятия не получили широкого
распространения, так как иностранные предприниматели требовали от
большевиков поделиться с ними не только природными богатствами
России, но и властью над Русским народом, а это вызвало большую
обеспокоенность большевиков.
В начале 20-х годов степень монополизации и централизации
управления промышленностью снижается, однако не настолько, чтобы
можно было говорить о самостоятельности развития промышленности.
Наряду с системой главков была создана система преимущественно
крупных сильно централизованных трестов, определявших всю политику
промышленности. На долю 140 крупных трестов приходилось 90% всех
рабочих трестированной государственной промышленности, на
остальные 240 трестов - только 10%. Это свидетельствовало об очень
высокой централизации управления промышленностью. Трудно было
говорить и о самостоятельности трестов. За главками ВСНХ сохранялось
право общего руководства, определения направления хозяйственной
деятельности, утверждения производственных программ и смет,
обязательных для трестов, право распределения прибылей.
Ограничивалось также право трестов распоряжаться своими основными
фондами. Хотя предполагалось, что тресты могут продавать свою
продукцию по договорным ценам, довольно часто постановлением ВСНХ
и СТО назначались обязательные цены.
Предприятия, входившие в трест, не имели права юридического
лица, а считались его производственной единицей. Они не имели ни
своего баланса, ни своей отчетности, не могли самостоятельно выступать
на рынке. Руководители предприятий не знали точно, как работает их
предприятие, так как балансы хорошо работающих предприятий
сливались с балансами отстающих в один общий баланс треста. Такое
положение не заинтересовывало работников предприятий в улучшении
производства и проявлении инициативы. Мелочная регламентация
деятельности предприятий со стороны трестов, а деятельности трестов со
стороны главков ВСНХ на деле перечеркивала многие возможности
официально провозглашенного коммерческого хозяйственного расчета.
Для того чтобы тресты не вступали во взаимную конкуренцию,
не сбивали у друг друга цены, производится объединение трестов в
торговые синдикаты, монополизирующие вопросы сбыта и снабжения той
или иной отрасли в конечном счете в ущерб потребителю. Синдикатам
давались плановые задания ВСНХ, которые они были обязаны выполнить
любой ценой. А это еще раз накладывало ограничения на деятельность
государственной промышленности.
Парадоксально, но именно эта мелочная государственная
поддержка сдерживала развитие трестированной промышленности.
Результаты деятельности государственных предприятий, несмотря на то
что они обладали лучшим оборудованием, по мощности во много раз
превосходящим частные предприятия, были совсем не утешительны.
Частные и кустарные предприятия, несмотря на множество чинимых им
препятствий, оказались гораздо более жизнеспособными и
эффективными. Выработка на один человеко-день на частном
предприятии составляла 29 рублей, а на государственном - только 18
рублей. Частная и кустарная промышленность, несмотря на значительные
ограничения, развивалась быстрее государственной. 1600 мелких частных
предприятий (с численностью занятых менее 50 человек) давали такой же
объем продукции, что и 3300 мелких государственных предприятий.
Соревнование "кто кого" складывалось явно не в пользу государственных
предприятий.
С июля 1924 года начали открываться частные кустарные
предприятия. Для их деятельности никаких особых разрешений не
требовалось, можно было нанимать до 10 рабочих при моторе и до 20 без
мотора. По переписи ЦСУ СССР, в 1923 году было зарегистрировано 166
тыс. кустарно-промышленных предприятий, из которых 88%
принадлежали частным лицам, 3% - кооператорам и 7% - государству.
За первый год кустари удвоили свою продукцию, что вызвало большое
беспокойство Троцкого. "Что такое ремесло и кустарничество? -
спрашивал он. Это тот питательный бульон, из которого в прошлом
развился наш капитализм..." Значит, его надо ограничивать, и на кустаря
начинаются гонения. Если кустарь имеет учеников (а без учеников ему
было нельзя), он объявляется эксплуататорским элементом, его
обкладывают налогом, лишают избирательных прав, повышают плату за
коммунальные услуги, детей в школу принимают в последнюю очередь и
за высокую плату. Что ему остается делать? Бросить все и переходить
рабочим на государственное предприятие.
Круговую оборону против дискриминационных мер приходилось
держать и частным (или арендуемым) предприятиям. Для них и
оборудование похуже, и сырье в последнюю очередь, и кредиты в
меньшем объеме и на худших условиях. Частные предприятия постоянно
чувствовали себя под угрозой закрытия, ощущали свою обреченность и
неустойчивость существования. Отсюда крайне низкая доля накопления
на частных предприятиях (в три раза ниже, чем на государственных).
Так постепенно путем создания особенно привилегированных
условий для госпредприятий, с одной стороны, и ущемления частников и
кустарей - с другой, выращивалось хилое и маложизнеспособное дерево
монополизированной и сильно концентрированной промышленности,
работники и руководители которой были слабо заинтересованы в ее
развитии. Монополизированная промышленность могла поддерживаться
"на плаву" только путем постоянного "вливания" в нее все новых и новых
ресурсов, прежде всего за счет эксплуатации крестьянства, вынужденного
платить за промышленную продукцию государственных предприятий в
несколько раз больше ее действительной стоимости. При высокой
себестоимости промышленной продукции ее качество было очень
низким, а ассортимент крайне бедным. Проблемы качества продукции в
середине 20-х годов встала, так остро, что было созвано особое
совещание по улучшению ее качества, потребовавшее еще сильнее
завинтить гайки монополизации промышленности, сосредоточить в одних
руках руководство производством и сбытом большей части
промышленной продукции.
В 1925 году Троцкий предлагает экономическую политику
"сверхиндустриализации", ставит вопрос сверхтемпов развития. Успехи
восстановления, писал он, подводят нашу страну к "старту", с которого
начинается подлинное экономическое состязание с мировым
капитализмом, а потому особое значение приобретает проблема темпов.
По его подсчетам, совокупность преимуществ, которыми располагала
советская власть, позволяла вдвое-втрое, если не больше, ускорить
промышленный рост по сравнению с дореволюционной Россией. Речь,
следовательно, шла примерно о 18-20-процентном ежегодном увеличении
промышленной продукции.
Будущий академик С.Г. Струмилин в своих статьях и книгах
обосновывает "принципы социалистического планового хозяйства" и
высказывается за необходимость "взвинчивания темпов"
индустриализации и коллективизации. "Наша задача, - утверждает
Струмилин, - не в том, чтобы изучать экономику, а в том, чтобы
переделывать ее; никакие законы нас не связывают; нет таких крепостей,
которые большевики не могли бы взять. Вопрос о темпах решают люди".

В 1925-1929 годах Госплан и ВСНХ СССР ведут работу по
составлению "первого пятилетнего плана развития народного хозяйства",
который бы обеспечил выполнение задач большевистского руководства.
Из нескольких первоначальных проектов пятилетнего плана был выбран
наиболее максималистский, директивно устанавливавший, по сути дела,
любые пропорции и темпы развития народного хозяйства и отдельных его
отраслей. По мнению большевистского руководства, этот план
обеспечивал:
"а) максимальное развитие производства средств производства
как основы индустриализации страны;
б) решительное усиление социалистического сектора в городе и в
деревне за счет капиталистических элементов в народном хозяйстве,
вовлечение миллионных масс крестьянства в социалистическое
строительство на базе кооперативной общественности и коллективного
труда и всемерную помощь бедняцко-середняцким индивидуальным
хозяйствам в их борьбе против кулацкой эксплуатации;
в) изживание чрезмерной отсталости сельского хозяйства от
промышленности и разрешение в основном зерновой проблемы;
г) значительный подъем материального и культурного уровня
рабочего класса и трудящихся масс деревни;
д) укрепление руководящей роли рабочего класса на базе
развития новых форм смычки с основными массами крестьянства;
е) укрепление экономических и политических позиций
пролетарской диктатуры в ее борьбе с классовыми врагами как внутри
страны, так и вне ее;
ж) хозяйственный и культурный подъем национальных
республик и отсталых районов и областей;
з) значительное укрепление обороноспособности страны;
и) крупный шаг вперед в деле осуществления лозунга партии:
догнать и перегнать в технико-экономическом отношении передовые
капиталистические страны".
Финансирование индустриализации и других мероприятий
пятилетнего плана предполагалось за счет непомерного увеличения фонда
накопления.
Страна еще не оправилась от последствий страшной разрухи,
фонд потребления ее составлял не более 60% 1913 года, а уже во второй
половине 20-х годов, согласно плану, осуществляется централизованная
перекачка средств из без того мизерного фонда потребления на развитие
индустриализации, а также содержание все возраставшего числа
чиновников госаппарата. Доля накопления в национальном доходе с
начала 20-х годов до середины 30-х годов возросла с 17% до 3040
процентов.
Формами такой перекачки средств русских людей становятся
недоплата за труд (снижение доли труда во вновь произведенном
продукте), изъятия из доходов русских в виде прямых и косвенных
налогов, принудительных займов, чрезмерной эмиссии денег.
Недоплата за труд становится сначала теоретическим
постулатом, а позднее входит в практику. А.Рабинович в книге
"Экономика труда", вышедшей в 1926 году, заявляет: "Мы должны
неизбежно получать прибавочную ценность... (которая)... является...
условием нашего дальнейшего развития". "Но, - отмечает он, -
высокая зарплата механически снижает норму прибавочной ценности".
Отсюда вывод о необходимости повышения прибавочной стоимости за
счет снижения заработной платы.
Доля оплаты труда в чистом продукте промышленности,
составлявшая в 1908 году 55 %, в 1928 году - 58 %, в 30-е годы резко
снизилась до 35-40%.
Одним из главных методов перекачки народных средств в пользу
промышленности стал налог с оборота. Академик Струмилин очень
удачно назвал его "данью", которой государство обкладывает товары
широкого потребления.
"Дань" эта была потяжелее татарской. Если Золотая Орда
взимала с побежденных десятую часть дохода, то власть еврейского
интернационала забирала для реализации своих планов только в виде этой
"дани" (а были и другие виды) до третьей части всего народного дохода.
С легкой руки большевистских идеологов налог с оборота объявляется
частью чистого продукта, созданного обществом, родственного прибыли
предприятия. Давным-давно, когда крестьянам значительно не
доплачивали за свой труд, в этом лукавстве большевистского режима
была доля истины. Тогда часть налога с оборота образовывалась из
разницы в заготовительных и розничных ценах на сельскохозяйственную
продукцию, с учетом стоимости ее переработки. Таким путем государству
передавалась часть национального дохода, созданная крестьянами.
С конца 20-х годов темпы роста налога с оборота опережают все
разумные пределы. В результате общий его размер с десятой части
национального дохода в 1928 году достигает 25 процентов в 1931 году.
Значительную часть его составлял налог с оборота на спиртные напитки.
"...Два слова об одном источнике резерва - о водке. Есть люди,
которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках, -
говорил на XIV съезде ВКП(б) Сталин, - это грубейшая ошибка,
товарищи. Ежели у нас нет займов, ежели мы бедны капиталами и если,
кроме того, мы не можем пойти в кабалу к западноевропейским
капиталистам, не можем принять тех кабальных концессий, которые нам
предлагают и которые мы отвергли, - то остается одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154