Еще зимой члены Святейшего Синода во главе с
первенствующим Петербургским митрополитом Антонием встретились с
Императором Николаем II, который, со слов очевидца, сказал: "Мне
стало известно, что теперь и между вами в Синоде и в обществе много
толкуют о восстановлении патриаршества в России. Вопрос этот нашел
отклик и в моем сердце и крайне заинтересовал меня. Я много о нем
думал, ознакомился с текущей литературой этого вопроса, с историей
Патриаршества на Руси и его значения во дни великой смуты
междуцарствия и пришел к заключению, что время назрело и что для
России, переживающей новые смутные дни, Патриарх и для Церкви, и для
государства необходим. Думается мне, что и вы в Синоде не менее моего
были заинтересованы этим вопросом. Если так, то каково ваше об этом
мнение?
Мы, конечно, поспешили ответить Государю, что наше мнение
вполне совпадает со всем тем, что Он только что перед нами высказал.
- А если так, - продолжил Государь, - то вы, вероятно, уже
между собой и кандидата себе в Патриархи наметили?
Мы замялись и на вопрос Государя ответили молчанием.
Подождав ответа и видя наше замешательство, он сказал:
- А что, если я, как вижу, вы кандидата еще не успели себе
наметить или затрудняетесь в выборе, что если я сам его вам предложу
что вы на это скажете?
- Кто же он? - спросили мы Государя.
- Кандидат этот, - ответил он, - я! По соглашению с
Императрицей я оставлю Престол моему Сыну и учреждаю при нем
регентство из Государыни Императрицы и брата моего Михаила, а сам
принимаю монашество и священный сан, с ним вместе предлагая себя вам
в Патриархи. Угоден ли я вам, и что вы на это скажете?
Это было так неожиданно, так далеко от всех наших
предложений, что мы не нашлись, что ответить и... промолчали. Тогда,
подождав несколько мгновений нашего ответа, Государь окинул нас
пристальным и негодующим взглядом, встал молча, поклонился нам и
вышел, а мы остались, как пришибленные, готовые, кажется, волосы на
себе рвать за то, что не нашли в себе и не сумели дать достойного ответа.
Нам нужно было бы ему в ноги поклониться, преклоняясь пред величием
принимаемого Им для спасения России подвига, а мы... промолчали!"
Духовным символом Русской Церкви эпохи Николая II является
святой праведник Иоанн Кронштадтский. Выходец из бедной семьи
глухого северного села, Иоанн глубочайшей верой достиг высочайшего
духовного возвышения. Будучи священником в Андреевском соборе
Кронштадта, Иоанн приобрел широкую известность своей праведной
жизнью и богоугодными делами. При Кронштадтском соборе его
усилиями было открыто "приходское попечительство для помощи
бедным", а позднее первый в России "Дом трудолюбия", в котором
работало 25 тыс. человек.
Иоанн Кронштадтский основал четыре монастыря, построил
множество церквей, а главное - создал широкое народное движение. На
святого, отмечал А.П. Чехов, "с надеждой были обращены взоры всего
народа". Церкви, в которых он служил, всегда были переполнены
людьми, со всех концов России к нему тянулись богомольцы за молитвой
и советом.
Исповедовать отдельно всех желающих отец Иоанн возможности
не имел. Их бывало до 2000 человек, и для них устраивалась общая
исповедь. Как рассказывают очевидцы, все говорили грехи свои громко,
даже кричали их, как бы желая, чтобы он их слышал. Слезы покаяния и
умиления были на глазах у всех. Нередко плакал и он сам. Потом он
поднимал епитрахиль и читал общую разрешительную молитву.
Впечатление это производило потрясающее.
Святой Иоанн Кронштадтский незадолго до своей кончины в
1908 году грозно пророчествовал о будущих судьбах России. Скорбя
душой за русское образованное общество, отходившее от веры и
стремившееся увлечь за собой весь русский народ, Иоанн Кронштадтский
обращался к нему с призывом покаяться. "Кайтесь, кайтесь, - взывал он,
- приближается ужасное время, столь опасное, что вы и представить
себе не можете". Он говорил, что, если не будет покаяния, Господь
отнимет у России Царя и напустит ей столь жестоких правителей,
которые всю землю Русскую зальют кровью. Он говорил, что хранитель
России после Бога есть Царь, а враги наши без него постараются
уничтожить и самое имя России. "Для всех очевидно, - писал святой
Иоанн, - что Царство Русское колеблется, шатается, близко к падению.
Отчего же столь великое, бывшее столь твердым, могущественным и
славным Царство Русское ныне так расслаблено, обессилело,
уничтожилось, всколебалось? Оттого, что оно сошло с твердой и
непоколебимой основы истинной веры, в большинстве интеллигенции
отпало от Бога, Который Один есть непоколебимая вовеки вечная
держава. Коим твердо держатся в дивной гармонии небо и земля -
столько веков. Вот отчего Царство наше колеблется; и одно ли Русское
Царство, занимающее шестую часть земли, колеблется от безбожия и
анархии? Нет, колеблются и трясутся все царства земные, оставившие
веру истинную; а некоторые царства и города, бывшие до Христа и после
Христа, сошли совсем с позорища мира за неверие и беззаконие. И чем
дольше существует мир прелюбодейный и грешный и преуспевает в
беззакониях, тем он больше и больше слабеет, дряхлеет и колеблется, так
что к концу мира он совсем сделается трупом и дымящеюся головнею,
которая совсем истлеет от последнего страшного, всеобщего огня: "ибо
земля и все дела на ней сгорят", по Апостолу, и "мы чаем новаго неба и
новой земли, по обетованию Божию, на которых живет правда".
Русский святой объясняет народу, почему в России случилось
неустройство: "Вера слову Истины - Слову Божию исчезла и заменена
верою в разум человеческий; печать, именующая себя гордо шестою
великою державою в мире подлунном, в большинстве изолгалась - для
нее не стало ничего святого и досточтимого, кроме своего лукавого пера,
нередко пропитанного ядом клеветы и насмешки, не стало повиновения
детей родителям, учащихся - учащим и самих учащих - подлежащим
властям; браки поруганы; семейная жизнь разлагается; твердой политики
не стало, всякий политиканствует - ученики и учителя в большинстве
побросали свои настоящие дела и судят о политике; все желают
автономии: едва ли не всякий ребенок мнит себя автономом; даже
средние и высшие духовно-учебные заведения позабыли о своем
назначении: быть слугами Церкви и спасения людей. Не стало у
интеллигенции любви к Родине, и она готова продать ее инородцам, как
Иуда предал Христа злым книжникам и фарисеям, уже не говорю о том,
что не стало у нее веры в Церковь, возродившей нас для Бога и небесного
отечества; нравов христианских нет, всюду безнравственность; настал, в
прямую противоположность Евангелию, культ природы, культ страстей
плотских, полное неудержимое распутство с пьянством; расхищение и
воровство казенных и частных банков и почтовых учреждений и посылок;
и враги России готовят разложение государства. Правды нигде не стало, и
Отечество на краю гибели. Чего ожидать впереди, если будет
продолжаться такое безверие, такая испорченность нравов, такое
безначалие?!"
Одним из главных центров духовного возрождения Святой Руси
была Оптина пустынь, прославившаяся подвигом благодатного
старчества, продолжившего древнерусскую традицию "умного делания".
Высокая духовность старцев стала привлекательной силой для многих
русских людей, особенно из образованного общества. Великие русские
писатели и мыслители приходили к старцам за советом и помощью.
"Великий подвиг оптинских старцев состоял в том, что они не оттолкнули
интеллигенцию, почувствовали порыв благой воли, но в то же время не
поддались соблазну стушеваться перед громкими именами Гоголя,
Достоевского, Толстого и других. Оптинские старцы могли дать
литературному произведению оценку гораздо более глубокую, чем самая
внимательная критика, так как они были напитаны духовностью".
Перелом в духовное просвещение России внесла и издательская
деятельность Оптиной пустыни. Монахами осуществляется выпуск
святоотеческой литературы. Но самое главное, большими тиражами идет
издание отечественной аскетической литературы. Выходят описания
жизни и труды старца Паисия Величковского, преподобного Нила
Сорского, затворника Георгия Задонского, епископа Петра и святителя
Иоанна Максимовича, оптинских старцев.
Старчество просуществовало в Оптиной пустыни вплоть до 1917
года. Еще летом 1916 года здесь старчествовали в самом монастыре о.
Анатолий (Потапов) и в скиту скитоначальник о. Феодосии и о. Нектарий.
Один священник, близкий Оптиной, так охарактеризовал
духовный облик каждого: "Феодосии - мудрец, Анатолий - утешитель
и дивный Нектарий". Незадолго до этого умер старец Варсонофий,
который пытался духовно спасти Л. Толстого, когда он в силу высшего
порыва перед смертью направился в Оптину пустынь. В случае с Л.
Толстым особенно явно проявилось высокое значение Оптиной пустыни,
бывшей тогда одним из высших выражений православного духа,
добротолюбия. Как писал исследователь Оптиной пустыни И. М.
Концевич, из всех мыслителей, общавшихся со старцами, дальше всех от
оптинского духа был Л. Толстой. Из-за его крайней гордости старцу
Амвросию трудно было вести с ним беседу, которая сильно утомляла
старца. После своего отлучения Толстой больше со старцами не виделся.
Так однажды, подойдя к скиту, он остановился: какая-то невидимая сила
задержала его у святых ворот. В последние дни своей жизни,
почувствовав приближение смерти, Толстой, бросив все, направился в
Оптину пустынь, бежав от своего ближайшего атеистического окружения.
Когда оптинский старец о. Варсонофий по поручению Святейшего
Синода прибыл на станцию Астапово, чтобы принести примирение и
умиротворение умирающему, он не был допущен к Толстому все тем же
его окружением, по сути дела, поправшим последнюю волю писателя. Л.
Толстой умер без покаяния и был похоронен по-язычески. Старец
Варсонофий до конца своей жизни без боли и волнения не мог
вспоминать об этой поездке.
Великий святой Иоанн Кронштадтский постоянно приводил
Толстого как пример духовного разложения русской интеллигенции,
своей гордыней возомнившей себя выше Бога и в результате этого
впавшей в атеизм антихриста.
"Господь, - наставлял почитателей Толстого святой Иоанн
Кронштадтский, - пришел для того, чтобы зрячие ослепли, а слепые
прозрели (Ин. 9, 39). Можно иметь хорошее телесное зрение и быть
слепым духовными очами, и наоборот. Сколько слепых в нашей
интеллигенции... Многие писатели наши слепы.., они вдались в писание
светских романов, возомнили о себе, доверяют только своему разуму
глупому, страстному, а совести-то в них нет, и не хотят верить в Бога, в
Церковь и святые таинства. Только когда умирать станут, иногда
образумятся... И это те, которые называют себя учителями народа! Наш
русский антихрист графчик яснополянский - не верит, что Иисус
Христос - Сын Божий; он смутил всю нашу интеллигенцию и сотни
тысяч пошли за ним... Это всем известно, нечего и говорить. Толстой
только по происхождению русский. А посмотрите на нашу молодежь
университетскую и вообще всех высших учебных заведений! Она почти
наголо неверующая. Пока молодежь такова, не может быть полного
благоденствия в России; может ли она быть верна Царю? Нет,
неверующий в Бога не может быть верен Царю и Отечеству. От неверия
нашего и все наши бедствия. Вспомните японскую войну, сколько
неурядиц, беспорядков, злоумышлений раскрылись в ней! Кто не верен
Богу, тот не верен Царю и Отечеству. Россия прочна только верой в Бога,
без веры ей не устоять".
Русский святой бесстрашно идет против главного авторитета
русской интеллигенции.
"Большинство, - писал Иоанн Кронштадтский в 1902 году, - с
полным пренебрежением, в меньшей степени - с равнодушием, а то
многие даже вооружаются ненавистью и хулою на Святую Церковь и
служителей ее; а живописное художество, по мысли и внушению
известного богоотступника и богохульника Льва Толстого, дерзнуло
изобразить Христа на картине во весь рост не Богочеловеком, а простым
человеком, и выставляло ее на позорище для всех: точно, как на Голгофе
иудеи повесили Христа, пригвожденного на кресте. Каково же русское
современное интеллигентство, отрекшееся от Христа вместе со своим
лжеучителем? Не есть ли это новое голгофское поругание, современное
нам, и можно ли ввиду голгофской Жертвы воздержаться от публичного
обличения современных богохульников и отщепенцев от Христа и от
Церкви, - покупающихся на ниспровержение и престолов царских, и
церквей Божиих, и на убиение верных слуг царских, на преданных сынов
Церкви и Отечества? И мы смело обличаем это безверие и безумство, -
это современное бешенство неистовой и буйной молодежи, именуемой
образованною, но ни мало невоспитанною в правилах веры и
христианского благочестия и гражданской чести и доблести. Господь
видит все совершающееся в нашем Отечестве, как и на всей земле, и уже
скоро изречет праведный суд Свой на дерзких и вероломных, дышущих
злобою и убийством, на всех честных служителей Церкви, Царя и
Отечества.
Господи! Да возопиет кровь Твоя против всех крамольников, и да
воздаст им Господь праведным отмщением! Но если они способны еще к
вразумлению, вразуми их: Не ведят бо, что творят! Аминь".
Глава 8
Крестьянский мир. - Традиции Святой Руси. - Высокая
культура. Нравственные начала. - Хозяйственные трудности. -
Аграрное перенаселение и малоземелье. - Благотворное влияние общины.
- Крестьянство. - Основа Русской монархии.
В царствование Николая II русское крестьянство, составлявшее
около 80% всего населения, было самым многочисленным сословием
Русского государства, наиболее полно сохранявшим и оберегавшим
основы и традиции Святой Руси. Сохранить свои традиции крестьянам
позволили общины, тысячелетние навыки самоуправления и
самоорганизации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154