4. Политические идеи П. Я. Чаадаева
В 30-х гг. важным событием стали <Философические письма>
Чаадаева и полемика между славянофилами и западниками.
Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) был одно время учас-
тником <Союза благоденствия>, однако по оставлении воинской
службы под воздействием углубленных занятий философией
(вначале за границей, затем у себя дома) он радикально пере-
смотрел свое отношение к способам достижения общего блага.
Чаадаев - адресат оптимистического стихотворного послания
А. С. Пушкина <Товарищ, верь, взойдет она, Звезда пленитель-
ного счастья...>, и он же превратился со временем в носителя
пессимистических взглядов на историю своей родины. Занятия
по выработке и формулированию нового мировоззрения потре-
бовали значительных усилий; результатом их стали восемь
<Философических писем>, написанных в течение 4-летнего
затворничества. После публикации первого письма в 1836 г. его
автор был объявлен сумасшедшим и подвергнут медицинскому
надзору и домашнему аресту. Впоследствиион принимал актив-
ное участие в полемике западников и славянофилов и оказал
сильное влияние на ход и содержание этой полемики.
454
Глава 16. Политическая и правовая мысль
в России в первой половине XIX в.
Истолкование особенностей русской истории проникнуто у
Чаадаева сочетанием теолотческих и прогрессистских мотивов
и ар1ументов. Главную причину отсталости и застойного сущес-
твования России он увидел в отсутствии связи между этапами
ее истории> а также в отсутствии прогрессивных социальных и
культурных традиций. Все это превращало Россию в общество
без дисциплины форм, в частности дисциплины логики, права,
социальных условностей. В сравнении с римско-католической
семьей народов Россия как бы отпала от человеческого рода. В
ней мало что знают об идеях <долга, справедливости, права,
порядка>. Христианство пришло сюда из Византии, которая
только что была отторгнута от всемирного братства европейских
народов. Россия оказалась непричастной к этому чудотворному
источнику и сделалась жертвой монгольского завоевания. После
освобождения та же изолированность мешала воспользоваться
идеями, возникшими за это время у западных соседей, и вместо
этого мы попали под еще более жестокое рабство крепостной
зависимости. В то время как весь мир перестраивался заново, мы
по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные
из бревен и соломы. <Словом, новые судьбы человеческого рода
совершались помимо нас>.
После критики славянофилами его нелестного отзыва о раб-
стве на Московской Руси, после обвинений консерваторов в
презрительном антипатриотизме Чаадаев признает факт <пре-
увеличения>, но с большим достоинством (<Я не научился
любить свою родину с закрытыми глазами->) отвергает нападки
на избранный способ высказывания патриотических чувств. В
<Апологии сумасшедшего> (1837) в этой связи было сказано: <С
жизнью народов бывает почти то же, что с жизнью отдельных
людей. Всякий человек живет, но только человек гениальный
или поставленный в какие-нибудь особенные условия имеет
настоящую историю> Настоящая история народа начнется лишь
с того дня, когда он проникнется идеей, которая ему доверена и
которую он призван осуществить, и когда начнет выполнять ее
с тем настойчивым, хотя и скрытым, инстинктом, который ведет
народы к их предназначению. Вот момент, который я всеми
силами моего сердца призываю для моей родины-.>
Со времени Петра Великого мы думали, отмечает Чаадаев,
что и мы идем вместе с народами Запада. Но вот появляется
новая школа - школа новоиспеченного патриотизма - и
говорит, что больше не нужно Запада и что надо разрушить
создание Петра Великого, забыв о том, что сделал для нас Запад
4. Политические идеи IL Я- Чаадаева
455
и чему нас обучила Европа. Чему нам завидовать на Западе -
его религиозным войнам, его папству, рыцарству, инквизиции?
Предоставленные самим себе - нашему светлому уму, плодо-
творному началу, скрытому в недрах нашей мощной природы,
особенно нашей святой вере - мы очень скоро <опередили бы
все эти народы, преданные заблуждению и лжи>.
Социально-политическую программу славянофильской шко-
лы, о которой здесь идет речь, Чаадаев относил к разряду
ретроспективных утопий. Ее суть он передавал такими словами:
<Итак, удалимся на Восток, которого мы всюду касаемся, откуда
мы не так давно получили наши верования, законы, добродете-
ли, словом, все, что сделало нас самым могущественным народом
на земле. Старый Восток сходит со сцены: не мы ли его
естественные наследники?>
Расходясь со славянофилами в оценке <выгод нашего изоли-
рованного положения>, Чаадаев сближался с теми из них, кто
воспринимал застойность как <спасительную неподвижность> в
эпоху потрясений. В своих представлениях о путях спасения он
был не менее утопичен, чем его оппоненты. Его программа
конструировалась с учетом такого же небольшого числа осново-
полагающих факторов (религия, просвещение и облагоражива-
ние нравов), как и у славянофилов (община, религия, самодер-
жавие).
О европейских революциях 40-х гг. он отзывался как о
впадении человечества в варварство и анархию и наступлении
эпохи господства <посредственности>. В этих условиях он стал
видеть призвание России в том, чтобы <дать в свое время
разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе>. О
перспективах социализма он заметил не без проницательности,
что <социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не
правы его противники>. При всех симпатиях к римско-католи-
ческому миру народов, в котором он находил гармоничное
соединение религии с политикой, а также с наукой и духом
общественных преобразований, он воздавал должное и плодам
православия на Руси: здесь плоды составили не наука и бла-
гоустроенный быт, а <духовное и душевное устройство челове-
ка - бескорыстие сердца и скромность ума, терпение и надеж-
да, совестливость и самоотречение. Ему мы обязаны всеми
лучшими народными свойствами, своим величием, всем тем, что
отличает нас от прочих народов и творит судьбы наши> (из
письма IL Вяземскому, 1847 г.).
456
Глава 16. Политическая и правовая мысль
в России в первой половине XIX в.
Мы призваны, отмечал Чаадаев, быть настоящим совестным
судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великим
трибуналом человеческого духа и человеческого общества. В
число собственных заслуг перед Россией он включал неизмен-
ную <любовь Отечества в его интересах, а не в своих собствен-
ных>, а также свое стремление вместо <представительства
идей> обзавестись своими собственными идеями. Его обобщения
русской и всеобщей истории благотворно повлияли на аналогич-
ную работу в среде западников и славянофилов, а также на
позицию маркиза де Кюстина, автора книги <Россия в 1839 г.>.
Его размышления о роли и судьбах церковной жизни на право-
славномВостоке и католическом Западе были подхвачены и
продолжены Вл. Соловьевым. Некоторые его взгляды и оценки
были усвоены в народничестве через посредство Герцена, осо-
бенно мысль о своеобразных свойствах русского народа, делаю-
щих его предрасположенным к ускоренному усвоению положи-
тельного опыта, накопленного Западом в области культурной и
политической.
S. Политико-правовые воззрения славянофилов
и западников
На рубеже 30-40-х гг. в среде дворянской интеллигенции
сложились два течения общественной и политической мысли
под условными наименованиями славянофилов и западников,
которые в лучших традициях русских просветителей и рефор-
маторов обсуждали вопросы исторических судеб России, ее
места и роли среди других народов, особенности ее политичес-
кого и правового опыта в сравнительно-историческом сопостав-
лении с опытом Европы и народов Востока.
Тема самобытности истории России и ее политического опыта
обсуждалась не впервые. Она ставилась и истолковывалась
разработчиками темы Москва - третий Рим, затем Аввакумом,
патриархом Никоном, Ю. Крижаничем, а в начале века также
Карамзиным, декабристами, представителями просвещенной
бюрократии. В этом же плане воспринималась формула режима
правления при Николае I, выдвинутая министром просвещения
С. С.Уваровым в виде триады <православие, самодержавие,
народность>. Самодержавие объявлялось главным устоем, обес-
печивающим мощь и величие России; православие считалось
соответственно основой духовной жизни; народность истолко-
вывалась как проявление многовековой традиции патриархаль-
ного единения народа со своим царем. Эта официальная теория
5. Политико-правовые воззрения славянофилов 457
и западников
усердно насаждалась в школах, университетах, в канцеляриях,
в церкви и армии.
Начальным событием в разработке идей ранних славянофи-
лов считается обмен в 1839 г. рефератами между Александром
Степановичем Хомяковым (1804-1860) и Иваном Васильеви-
чем Киреевским (1806-1856) по вопросу об историческом опыте
старой и новой России. Эти два реферата разошлись затем в
списках под названиями <О старом и новом> и <В ответ А. С. Хо-
мякову>. Славянофилы выдвинули ряд новых идей и положений
при оценке прошлого и современного опыта России, в частности
о необходимости переоценки опыта допетровской Руси, о значе-
нии крестьянской общины, местного самоуправления, о роли
государственного начала и о соотношении закона и обычая в
рамках их общей концепции народознания- Они были безуслов-
ными противниками и критиками крепостного права.
<Наша древность,- утверждал Хомяков,- представляет
нам пример и начала всего доброго в жизни частной, в судопро-
изводстве, в отношении людей между собой. Однако обычаи
старины, все права и вольности городов и сословий были
принесены в жертву для составления <плотного тела государст-
ва>, когда люди, охраненные вещественной властью, стали жить
не друг с другом, а, так сказать, друг подле друга, язва
безнравственности общественной распространилась безмерно, и
все худшие страсти человека развились на просторе: корысто-
любие в судьях, которых имя сделалось притчею в народе,
честолюбие в боярах, которые просились в аристократию, влас-
толюбие в духовенстве, которое стремилось поставить новый
папский престол>.
Петр Великий сумел единым взглядом обнять все болезни
отечества и <ударил по России, как страшная, но благодетельная
гроза>. Удар пришелся по сословию судей-воров, по боярам,
думающим о делах своего рода и забывающим родину, по
монахам, ищущим душеспасения в кельях и поборов в городах,
забывающим, однако, церковь, человечество и братство христи-
анское. И тем не менее силы духовные принадлежат не прави-
тельству, а народу и церкви.
Увеличение размеров и вещественной власти государства
привело к уничтожению областных прав, угнетению общинного
быта (общины и области, привычные к независимости, стали
угнетаться еще со времен федерации южных и северных племен
под охраной дома Рюриков). С Петра начинается новая эпоха -
время сближения с Западом, который до этого оыл <совершенно
458
Глава 16. Политическая и правовая мысль
в России в первой половине XIX в.
чужд> России, и это движение не было действием народной воли.
С этого момента <жизнь власти государственной и мсизнь духа
народного разделились даже местом их сосредоточения>. Одна
в Петербурге двигала всеми видимыми силами России, всеми ее
формальными изменениями, другая (жизнь церковная) <неза-
метно воспитывает характер будущего времени, мысли и чувст-
ва, которым суждено облечься в полную, проявленную деятель-
ность>. Личность государства получает отныне вполне опреде-
ленную деятельность, свободную от <всякого внутреннего вол-
нения>, в то время как <бесстрастное и спокойное начало души
народной, сохраняя свои вечные права, развивается более и
более в удалении от всякого временного интереса и от пагубного
влияния сухой практической внешности>.
Крепостное состояние, по мнению Хомякова, введено Петром.
Фактическое рабство крестьян существовало до этого в обычае
и не было признано в законе. Только в правление Петра <закон
согласился принять на себя ответственность за мерзость рабст-
ва, введенного уже обычаем>. Таким образом, закон <освятил и
укоренил давно вкрадывавшееся злоупотребление аристокра-
тии>.
Несомненной заслугой Хомякова явилось новое историческое
истолкование традиционной темы о взаимоотношении государ-
ства и церкви и дополнение ее историческим обзором статуса
крестьянской общины. Так расчищалась почва для обсуждения
более фундаментальной для политического быта темы о соотно-
шении общества и государства в русской и зарубежной истории.
Характерным для Хомякова оказался также интерес к меняю-
щейся роли обычая и закона.
В ответном обращении к Хомякову Киреевский отметил
неправильность постановки вопроса: была ли прежняя Россия
хуже или лучше теперешней, где <порядок вещей подчинен
преобладанию элемента западного>. Если рассматривать основ-
ные начала жизни в России и на Западе, то сразу же обнаружит-
ся <одно очевидное общее> - христианство. И все же различия
между ними также очевидны - в особенных видах христианст-
ва, в особенном направлении просвещения, в особенностях
частного и народного быта. Для подхода Киреевского стало
характерным сравнение не только результатов развития от-
дельных элементов, но и восхождение историческое к началу
складывания элементов, в частности просвещения и образован-
ности.
5. Политико-правовые воззрения славянофилов 459
и западников
В основание европейской образованности легли три элемен-
та - римское христианство, мир необразованных варваров,
разрушивших Римскую империю, а также классический мир
древнего язычества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125