»
Впереди Ч свет, кровавый и тяжёлый. Никогда не приходилось мерить жизнь
шагами? осталось шестнадцать... восемь... надо успеть вспомнить всё хорошее
, да что-то память барахлит... Ноль!
Врата, льющаяся на глаза вода, вылезшие из стен фигуры слуг Ч это ничего,
это вступление. Здесь, где дальше некуда, мой пыл меняет знак на минус. Все
врата пройдены, впереди круг пустоты, зев истребления. Всесильный не охо
тится за нами! мы сами валим к нему толпами и как песок сыплемся в бездну, к
оторая не наполняется. От неё не увернёшься. И пока я по эту сторону, чёрны
й круг меня здорово волнует. Так волнует, что руки дрожат. Меня бесит, что я
не могу понять Ч полый он или жидкий? В нём ни лучика света; глаза болят, пы
таясь рассмотреть хоть что-нибудь в ровной черноте, где нет размеров, нет
глубины, прямо-таки ничего нет! От этой неприступности начина
ет трясти. Появляется дикое, сперва смешное, а потом всё более жгучее жела
ние потрогать издевательскую, непроницаемую пустоту. Или хо
тя бы подползти к краю и позвать. Нет, я вовсе не хочу, чтобы мне
кто-то ответил! просто почуять, оценить по эху, велика ли пропасть...
Велика ли смерть? большая она или маленькая? как успеть разглядеть её, ког
да явится? залюбоваться или обмереть Ч неважно, но я должен знать, прогло
тит она меня равнодушно или заметит, что кто-то в неё провалился, какой-то
живой человек с лицом, с именем?
Я выкликал. Не здесь. Это было давно. Не люблю вспоминать. Наверх я выбралс
я другим. Всесильный научил, как жить. Меня ломало. Хуже всего далось убийс
тво; потом стало легче, но первый убитый иногда снится. Он является мне по-
всякому. То скажет: «Я выжил, я прятался», то начинает рассказывать всякую
чушь, словно мы друзья, то возится в соседней комнате, скребётся в дверь Ч
я не вижу, но знаю: это он, и вовсе не живой. Противно. Надо войти и добить, иск
ромсать его кинжалом, а я не могу. Кажется, открою дверь, а там...
...вот этот зал, и он, стоя на краю бездны, делает мне знак: «Пойдём, пора. Хозяи
н ждёт».
Тень сна срывается с глаз, как повязка, Ч да, я нахожусь в зале.
Здесь всё иначе, всё по-другому Ч и звук, и свет. Я повязан, омыт, я принадле
жу Учителю, таящемуся в кладезе. Никто не скажет, что я плохой ученик.
Невысокий, но обширный зал под сводом цвета угля озаряют скрытые светиль
ники; здесь всё алое и чёрное, иного цвета нет. По кругу в стенах багровеют
ниши, где стоят слуги жрецов, вдоль стен тянется ровная площадка, а в центр
е покатого пола зияет кладезь. Над краем обрывается платформа без перил,
напротив возвышается кафедра. Торчащие друг против друга, они обозначаю
т два пути Ч падение и взлёт.
Тем немногим, кто призван сюда, отведены две ниши на черте, идущей под прям
ым углом к линии кафедры и платформы. Я Ч в открытой нише. Выемку напротив
отделяет силовой барьер, обозначенный контрольными лучами, похожими на
светящиеся прутья решётки.
Вот они! Их вталкивают одного за другим. Они рыскают глазами, взгляды бесп
омощные и затравленные. Только эйджи. Ни слишком молодых, ни пожилых. Одет
ы беспорядочно, в нарядах попадаются части полётной формы Ч тонкие пале
вые, серо-синие или перламутрово-серые брюки с узкими тёмными или серебр
яными лампасами, лёгкие куртки со стоячими воротниками, с множеством при
стяжных лямок и карманов...
Оказавшись в закрытой со всех сторон нише, они судорожно оглядываются, п
ереговариваются шёпотом, стараясь держаться ближе к стенам и друг к друг
у, но в нише нет ни тени, ни углов, где можно спрятаться в надежде, что тебя н
е заметят. Как свины или кролы, которых живьём предназначили псям.
Обычно чужакам хватает одного захода, чтоб нанюхаться духа Чёрного свят
илища. Даже в Эрке вздрагивают, когда слышат о нём. Наша детвора вникает сы
змала Ч есть алтарь Звезды, в начале рейда там гадают об удаче, а в конце б
лагодарят Всесильного. Дары всегда одинаковы, разница лишь в числе и кач
естве. Толков и слухов об этом Ч не счесть! Перед удальцами мужичьё расст
упается, но появись отряд чёрных слуг Ч всех как пылесосом в норы втянет.
Кого чёрные уводят, тот не возвращается. Бывает, слуги приносят обратно с
келет для погребения в костнице.
Вот бы послушать, что бормочут эйджи в нише. Всем сделали намёк на то, чем м
ожет кончиться прогулка. Йо, как их давит! вон, одна стучит кулаками в стен
у, только что головой не бьётся. Мается. Другой снуёт из стороны в сторону,
руки напряжены, скалит пасть; руганью душу отводит. Третий обхватил голо
ву, зажмурился, раскачивается и, похоже, воет. Четвертый на коленях, рукой
тычет в лоб, в живот и от плеча к плечу, потом поклон; губы что-то постоянно
проговаривают. Ага, этого можно исключить из списка на допрос Ч того, кто
закинул якорь в облака, не прошибёшь. Кто-то сидит, уныло свесив голову, др
угой тормошит его...
А вот эта не труслива, выходит почти к самым лучам Ч молодая эйджа в грубо
й вязаной кофте поверх кирпичного полётного комбеза, в раздолбанных спо
ртивных туфлях. Причёска гладкая, узел на затылке сколот деревянной шпил
ькой, а на лоб свисает высветленная чёлка. Лицо словно холодом стянуто, ши
рокие глаза застыли Ч смотрит в кладезь.
Тоже вычисляешь, как он тебя встретит? Не догадаешься, не наде
йся Ч человечьего ума не хватит. Я и сам теряюсь.
Лучи и силовой барьер не держат меня. Кладезь Ч рядом, он открыт. Только н
а миг заглянуть... Неужто смелости не хватит?.. о чём я? разве можно
туда смотреть? Плат, ковш замогильной воды, сухое касание губ Бо Аран
гака Ч я уже отдан склепу, я прописан в нём, как гражданин в граде, я свой ср
еди умерших! Мне ли бояться?!.. Я хочу, я хочу раньше срока узнать,
чем Всесильный воздаст верному ученику!
Эйджи? они просто провалятся, как грязь в Отхожее Жерло. А я? разве я не удал
ец, не воин?! я сделал всё, что велел Учитель!
Неподвижная эйджа в нише напротив шевелит губами. Тоже молится? или прок
линает? на каком языке она шепчет?..
«А ты пройдёшь по семицветному мечу на облака?»
Она не могла этого сказать. Это не линго! не её голос!..
Голос парня.
«Меч-радуга острый. Ты будешь идти босой по лезвию. Я уже пробовал. К
ровь текла по радуге. Каждый раз я срывался и падал в подземное пламя. Оно
очень жаркое. Я горел. И опять шёл по мечу...»
Я делаю движение вперёд Ч голос, льющийся издалека, слабеет и тает. Я в са
мом деле слышу или мне блазнится?.. Ещё шаг. Какие-то неслышные слова... я лов
лю исчезающий шёпот убитого.
Кладезь надвигается. Он слегка покачивается бездонным зеркалом, он пово
рачивается ко мне Ч большая линза пустоты.
За барабанными ударами возникает тонкая звенящая мелодия; затем всё обр
ывается, и раздаётся угрюмое многоголосое пение. Я отдёргиваю ногу Ч ещ
ё шаг, и я ступил бы на скат. Спев призыв, голоса смолкают, но вдруг возникаю
т вновь Ч нездешние, тягучие.
Жрецы в глухих островерхих куколях выплывают из мрака, совершая тайный,
кружащийся, медленный танец.
Они ведут бессловесную подземную песнь, похожую на долгий сдавленный во
й заживо погребённого. Словно в каком-то неживом громадном теле, в бесфор
менной глыбе, рудной жиле или механизме, возникла душа Ч и она слепо муча
ется в сердцевине холодной недвижимой массы, терзаясь вне времени во мра
ке охватившей её скорлупы.
Хоровое пение крепнет, становится отчётливей, страшней. Я слышу в нём про
буждающийся гнев, напряжение горячих мышц, скрип великанских суставов. В
от впервые разинуласъ жаркая пасть Ч нота отверстого горла звучит мощн
ым «Ааааа!». Гигант распрямляется, горбатая спина его становится гибкой
и могучей, угольная плоть его сочится и парит едким кипящим потом, низкая
голова ворочается на вершине широкого торса, вырастая из необъятных пле
ч.
Хор переполнен яростью убийства и радостью мести. Из слитных, ожесточивш
ихся голосов как будто вырастает фигура, устремлённая с угрозой к небу. В
лютой злобе и пылающей боли лопаются пузыри глаз на взбухающем лице. Кра
теры глазниц извергают багровое сияние, лава стекает по каменным щекам.
Голоса взвиваются криками, вспыхивают восклицаниями, сплетаются в судо
рогах первых слов: Я! Я! Ты Ч это Я! Сила во мне! Сила Твоя!

Это песня? разве это жрецы поют?.. Голоса уже не принадлежат певцам, они скл
адываются в гулкие, громовые слова Всесильного, овладевают всем Ч и кам
нем, и живыми тварями. Он является на зов великого выкликания и заполняет
собой мир. Нет сил устоять. Я дышу им, живу им, он мной правит. Я растворяюсь
в нём, я почти исчез...
Меня начинает затягивать, я клонюсь и едва могу удержать равновесие Ч и
ли пол колыхнулся под ногами?.. На спине и затылке зашевелились мурашки. Та
нец и пение вот-вот закружат, поведут к бездне. Я до боли сжимаю зубы, чтобы
подавить желание завыть вместе с певцами, вскинуть руки и завертеться... В
переди колеблется, мерцает скат пола Ч ступи на него! ты заскользишь, буд
ешь напрасно хвататься за гладь...
Гиблые желания приходят здесь на ум!
Иди на зов бездны. На край. А с края Ч прыгни! Ты узнаешь всё, что хочешь!
Я отшатываюсь и припадаю к стене, часто дыша. По лицу, словно вода кончины,
сбегают капли пота. Нет!.. Лучше оказаться за одной решёткой с эйджи.
С той стороны слышен с трудом сдерживаемый стон, чей-то плач Ч а, наконец
выводят долговязого! Но что это с ним?.. скованная походка, отсутствующий в
згляд, рот полуоткрыт... чтобы он двигался прямо, его сопровождают стражни
ки.
Оу, мне бы ваши зелья!..
Но у напитка безволия скверное свойство Ч с безразличием ко всему, даже
к жизни, приходит молчание. Жги, режь Ч в ответ тупой взгляд и односложные
слова без смысла. «Это Ч тело; дух ушёл. Душа и плоть соединятся в другом м
ире», Ч скажет Бо Арангак.
Жрецы кружат у кафедры, вскрикивая и вздымая руки.
Эйджи двигаются; даже совсем понурые встают и стягиваются к решётке, пог
лядеть напоследок на своего героя. Кое-кто буквально бросается к барьер
у, но отскакивает, налетев на контрольные лучи. Теперь видно все лица Ч он
и покрыты мраком и тоской. А та, что первой подступила к силовому полю, сад
ится на корточки, прячет лицо в коленях, обхватив свои ноги. Похоже, она пл
ачет.
То-то, дурья голова лохматая. Чуешь? зоркие братки не дремлют! Мониторинг
рабов действует как часы, сбои бывают крайне редко.
Пока долговязый, волоча ноги, под конвоем взбирается к концу ступенчатой
платформы, один из жрецов, откинув куколь на спину, всходит на кафедру. Бо
Арангак.
Ч Благодарение Всесильному, Ч возглашает он, подняв лицо и руки, Ч за п
омощь, нам ниспосланную! Приносим жертву как залог надежды на божественн
ую милость!
Стражники отстают на ступень от длинного эйджи, чуть пригибаются и, качн
увшись вместе по команде, выбрасывают руки вперёд, толкая его в спину.
Он зависает над провалом. Наверное, от чувства опасности опоённый зельем
мозг просыпается в момент падения Ч пока ноги касаются платформы, долг
овязый делает полуоборот всем телом, взмахивает руками и поднимает голо
ву, но он уже летит, не может удержаться. Голова его поворачивается, взгляд
оживает, а изо рта вырывается громкий крик Ч то ли он называет имя, то ли к
ого-то зовёт.
Он застревает в глазах. Рокочут барабаны. Платформа пуста; стражники схо
дят по неогороженным ступеням, а я почему-то вижу его, застывшего над чёрн
ым зеркалом в неустойчивой позе, в движении, с поднятыми руками Ч словно
он собрался взлететь на крыльях. Красиво!..
Крик гаснет в бездне. Удара не будет Ч из кладезя никогда не доносится уд
аров падающих тел.
Рабы в нише напротив подавлены Ч кто опускает голову, кто отворачиваетс
я, кто вновь садится и закрывает лицо, подобно эйдже с чёлкой. Однако баба
с деревянной шпилькой в волосах, набравшись смелости, встаёт, выпрямляет
ся и отдаёт косменский салют. И не одна! шестеро повторяют жест правой рук
ой, согнув её и сжав кулак у плеча.
Меня обжигают восхищение и злость. Йо, эти Рослые!.. обламываешь, усмиряешь
Ч вот вроде бы добился послушания! и вдруг кто-нибудь так на тебя посмот
рит, словно скажет: «Всё равно я на голову выше».
С этими, салютовавшими, и время тратить без толку. А вот по жирной чёрной м
етке в их рабочие карточки надо влепить!
Почему-то ноги мои Ч ватные. Держусь за стену. Я чувствую подлость, как бу
дто меня обманули. Кладезь зияет, его не насытишь, но я вижу, что
он закрыт намертво. Слегка трясёт, я ощущаю Ч он меня не приме
т. Всё, что вело и плющило, чуть не с ума сводило, вмиг пропало, стоило долгов
язому нырнуть туда. Он исчез, перешёл на другую сторону.
Если я сейчас взбегу на платформу и кинусь в кладезь, меня ждёт другое Ч н
е вход в иной мир, а каменная скважина с конкретным дном, о которое я шварк
нусь, как мясо. Наверху услышат обычное «Шмяк!», словно не человек погиб, а
куль с отбросами спустили. Я распластаюсь посреди изломанных мослов и тр
еснувших черепов, выхаркав на истлевшие останки кровь и желчь. Мои кости
превратятся в зубчатые обломки и будут торчать из разрывов кожи на боках
и бёдрах; минуту-две я повою, пытаясь двигать вывернутыми, хрустящими кон
ечностями, обмочусь и нагажу себе в штаны Ч и так, лёжа в гниющей мертвечи
не, мочевине и дерьме, я потеряю сознание, после чего сдохну, захлебнувшис
ь кровавой рвотой. Явятся пси, посапывая мокрыми носами, оценят мою упита
нность и примутся рвать на мне одёжку, чтобы добраться до самых мясистых
частей. Им ведь надо спешить, пока я свеженький.
А долговязого я там не встречу. Он не там.
Но почему? Почему я знаю это точно, как число патронов в магазине?!
Почему я не услышал, что было за словами: «И опять шёл по мечу»?

Ч Каждого, кто осмелится противостать нам, ждёт та же участь! Ч Бо Аранг
ак повышает голос. Ч Нет возврата тем, кто дерзает противиться воле Всес
ильного!
Отступив с кафедры и поклонившись бездне, он манит меня: «Подойди». Я иду,
едва различая зал и его лицо. Я обманут, я пуст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66