-- Ведь без моих рекомендаций они умрут в
коммуналке. Ну, да ладно!.. Ты, Яша, удачно меня застал. Я вчера появился.
-- Где был? -- удивился Яков Маркович, зная, что профессор до лета
никуда не сматывается.
Сагайдак подошел к Раппопорту вплотную и тихо сказал:
-- Умер Великий Зека...
-- Баумбах?! Но где?
-- Там. Я был там, сиделец... Мне позвонила его родственница, старуха.
Ей сообщили телеграммой, что он умер. Теперь они иногда сообщают... Я тут же

молнировал им, что приеду и похороню его сам. Я должен был, ты же понимаешь,

Яша...
-- А где это?
-- Где? Все последние годы он работал в лагере в Потьме.
-- Слыхал. Сверхсекретная шарашка.
-- Она! Еле попал... В конце концов они согласились выдать труп. Я спас
старика от общей могилы. Труп я получил, но он уже начал разлагаться.
Хорошо, я сообразил взять с собой заморозку.
-- Он сам умер или помогли?
-- Я произвел вскрытие и убедился, что он умер просто от старости. Я
стал искать гроб и достать не смог. Гроб я сделал сам, украв ночью доски на

лесопилке. Машину мне тоже не дают. Договорился в Саранске с таксистом з
а
пятьсот рублей съездить туда и обратно. Но гроб везти таксист отказалс
я
наотрез. Тогда я посадил Баумбаха на заднее сиденье и всю дорогу его держ
ал
в обнимку. В Саранске, найдя ход через обком партии, сделал цинковый гроб
и
справку, разрешающую привезти труп в Москву. Прошлым утром я кремирова
л
Великого Зеку.
-- Почему не позвонил?
-- Прости великодушно, но я хотел стоять в почетном карауле один. Он
мой учитель. Я был доходягой -- он меня спас.
-- Он спас нас и пол-Караганды.
-- Это был классный уролог. Слава его была столь велика, что однажды
зека Баумбаха взяли, переодели в генерала медицинской службы и увезли н
а
самолете. И он консультировал почечную колику у Усатого. А после
консультации его раздели и столкнули в лагерь с подпиской молчать под

угрозой расстрела. Не убили -- вдруг опять потребуется. Все лагерное
начальство его слушалось. Без него гебоны проржавели бы от люэса, в
просторечье именуемого сифилисом! Я его жалкий подражатель!..
-- Слушай, Антоныч, а почему он-таки упрямо не хотел на свободу? Ведь
его двадцать пять давно кончились!..
-- Просто был умней нас. Он понимал, что выйти некуда. Свободней, чем в
лагере, не будет. Там его кормили, жилье было хорошее, нары без щелей, жен
восемь или девять, и все его обожали. А приварок он имел -- дай Бог каждому.
Что еще советскому человеку надо? Его чтили все: и уголовники, и
политические. Все думали, что он еврей, а Баумбах -- это случайно. Ему
пришлось попасть в лагерь с паспортом одного вора, который, в свою очеред
ь,
украл документы у кого-то. Теперь это можно разгласить. Настоящая его
фамилия Зиновьев, за что его и посадили. Чистый русский интеллигент... Он

более настоящий Зиновьев, чем тот, который снюхался с Каменевым и Троцки
м.
Но люди считают так: раз уролог, значит, еврей.
-- До некоторой степени это ведь так и есть...
-- Рапик, я с ним переписывался до последнего дня! Конечно, не по
почте. Он постоянно консультировал меня в сложных случаях. Все-таки Берл
ин и
Вена -- это не Саратовский мединститут, особенно если ты в нем даже не
учился.
-- Теперь он отдохнет.
-- На том свете? Ты уверен?
-- За него -- уверен! Это мне на том свете будет еще хуже.
-- Разве может быть хуже?
-- Может, старина! Сейчас докажу. Дай-ка вон тот пухлый том в роскошном
переплете.
-- Данте? Я думал, ты читаешь только их доклады.
-- Заткнись! -- Яков Маркович открыл тяжелый переплет. -- "Земную жизнь
пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во ть
ме
долины"... Вот он, "Ад". Обратимся к поиску достойного меня круга.
-- Ну и что тебе подходит? -- ухмыльнулся Сизиф Антонович, зайдя сзади
и разглядывая гравюры.
-- В том-то и сложность, что мне все подходит. В любом круге Ада для
меня есть местечко. Смотри, Антоныч: вхожу во врата Ада -- сидят ничтожные.

Могу я сесть рядом, как считаешь?
-- Ну, допустим...
-- Идем дальше... Спускаюсь в первый круг, правдоподобно и со знанием
шарашечного дела описанный после Данте Александром Исаичем... Тут, межд
у
прочим, некрещеные и добродетельные нехристиане. Гожусь? Да с превелики
м
удовольствием! Ведь тут, в первом круге, компания какая, ты только глянь:

великие философы -- Сократ, Платон, Сенека, Цицерон. Карла Маркса, правда,
не указано. Подгонять под него свой социалистический реализм Данте еще
не
заставляли. Может, с великими философами рядом? Нет уж! Меня столкнут ниже
,
в глубь чертовой воронки!
-- А что там, ниже?
-- Во втором круге? Тут сладострастники. Тоже компашечка, будь здоров!
Ox, люблю о сексе поговорить!
-- Любишь ты, Яша, свои слабости преувеличивать!
-- Не преувеличиваю, Сизиф! Экстраполирую! А проще говоря, смотрю
вперед! Третий круг -- чревоугодники. Чем меньше ем, тем больше мне это
нравится. Круг четвертый -- скупцы и расточители. Ну, я не скупец, это
проверено. А расточитель -- факт. Расточаю всего себя, жизнь пускаю на
ветер. Пятый круг: гневные. Ух, я и гневный, уролог! И готов метать икру
тут, в пятом круге.
-- Забавно, -- процедил Сизиф Антонович.
-- Идем дальше, брат Вергилий!.. Круг шестой -- кто? Еретики! Душа не
нарадуется, какая теплая шайка. Эпикур, между прочим, тут. Вот с кем чайку

попить! Лучше зеленого -- теперь на зеленый перешел, не так сердце
трепещет... Опускайся, опускайся ниже! Круг седьмой: насильники над ближни
м
и его достоянием -- первый пояс. Самое место для журналиста с партбилетом!

Второй пояс -- насильники над собою и своим достоянием. Я могу сидеть одно
й
жопой на обеих скамейках сразу. Да и третий пояс, то есть скамейка, прямо

для меня -- я насильник над божеством, естеством и существом!
-- Потрясающе! -- прогоготал Сагайдак. -- Какой разрез прекрасной
действительности!
-- Оставь эмоции, дай договорю. Круг восьмой: обманувшие
недоверившихся! Спускаемся в первый ров восьмого круга: сводники и
обольстители...
-- Ты не сводник!
-- Тогда попробуй попроси у меня еще ключи!.. Второй ров: льстецы.
Третий ров: святокупцы.
-- Это кто?
-- Те, кто звали других к светлому будущему, в которое сами и не
собирались. В четвертом рве восьмого круга -- прорицатели, в пятом --
мздоимцы. А что же мне -- задаром писать это дерьмо? Шестой ров -- лицемеры.
Ну, тут не опровергнешь, гожусь! Седьмой ров -- воры. Я вор? Вор! Когда я
пишу "победа коммунизма неизбежна", я ворую у людей последнюю надежду.
-- Будет бить себя в грудь! Люди не такие дураки!
-- Люди не знаю, а у Данте -- точно сообразиловка работала! Поэтому
лукавых советчиков он сажает еще ниже -- в восьмой ров. А в девятом рве --
зачинщики раздора. Тоже можно найти для меня местечко. Десятый ров --
поддельщики металла. Данте -- великий эзоповец! Черт знает, что он имел в
виду! Во всяком случае, в десятом рве восьмого круга маются поддельщики

людей, денег и слов! Ну, уж это весь Союз журналистов встретишь!
-- А кто в девятом круге? Не помню.
-- Девятый круг, профессор, фантастически звучит: там обманувшие
доверившихся.
-- Доверившиеся -- это читатели "Трудовой правды"?
-- В частности, они. Ну, как? -- и Рап гордо посмотрел на Сизифа, будто
"Ад" написал он. -- Так вот. Первый пояс девятого круга -- предатели родных,
второй -- предатели родины и единомышленников, третий -- предатели друзей
и
сотрапезников, четвертый пояс -- предатели благодетелей.
-- Сукой ты никогда не был, Яша!
-- Откуда ты знаешь, кто был, а кто нет? Ну так вот... Ниже всего, в
центре Земли, предатели величества Божеского и человеческого. Конечно,
я
пойду в тот круг, куда партия прикажет, но лучше, конечно, сюда, в девятый.
А вообще, я вот что тебе скажу, Антоныч: мне этих девяти кругов мало. Данте

в двадцатом веке не жил, наивный был. Мне нужен десятый, такого у Данте нет.

Данте не предвидел, а я его заслужил.
-- Сгущаешь!
-- Не сгущаю, Сизиф. В десятом круге сидят растлители не отдельных
людей, но целых наций, целых народов, а может, и всего человечества. Знаешь,

кто в десятом круге? Вижу там Ленина, Гитлера, Сталина, Мао, ну и мельче
шавки, бесконтрольные политики и их журналисты. Авось и для меня кто на

сковородке подвинется... Я всю жизнь для них гавкал. И наказание свое я
наперед знаю: вечно читать вслух, с выражением, собственные статьи с утра
до
вечера... А может, доверят для Сатаны отчетные доклады писать? Лозунги
сочинять: "Черти всех стран, соединяйтесь!", "Все дороги ведут к
сковородке!". А что, если в аду еще о субботниках не слыхали? Помогу! Только

бы в десятый круг попасть! Так хочется занять наконец свое законное мест
о.
Как думаешь, окажут доверие?
-- Окажут, Яша, окажут...
-- Если окажут, не пойду. Значит, они меня опять обмануть хотят, выжать
больше, чем дать!
-- С такой честностью, как у тебя, Яша, можно думать о раскаянии... А
тогда есть шанс попасть в Рай!
-- В Раю я уже пожил. Хватит с меня! О честности мне поздно думать, а
раскаяние -- на фига мне оно?
-- Пожалуй! -- согласился Сагайдак. -- Раскаяться -- значит написать
книгу "В круге втором". А потом "В круге третьем" и так далее. Одному
человеку это не под силу. Тут надо коллектив здоровых авторов. А где их
найти -- здоровых?
Сизиф Антонович повалился на диван и воздел руки к потолку.
-- Только в Ад! -- твердил Яков Маркович. -- Может, мне заявление
написать? "Прошу послать меня в десятый круг Ада... И т.д." Я ведь уже
писал...
-- Когда?! -- испуганно спросил Сагайдак.
-- Мальчишкой писал, чтобы меня в Испанию послали. Горел мировой
революцией. Мать тогда уже сидела. Ради мировой революции я от матери
отрекся. Верил, что она Сталина предала.
Сизиф Антонович поднялся с дивана.
-- Прошу, Яша, хватит. Видно, у меня нервы после похорон Баумбаха
сдали... Паскаль говорил, что есть два рода людей: грешники, считающие себя

справедливыми, и справедливые, считающие себя грешниками. Всеми своим
и
бичеваниями ты только доказал, что принадлежишь ко вторым, больше ничег
о. И
забудем Данте! Ты чего пришел среди ночи?
-- Дельце есть.
Но тут вдруг мягкая рука нежно обвилась вокруг шеи Якова Марковича.
Ноздри ощутили волшебный аромат тонких духов. Золотой дождь волос
прошелестел по его лицу и закрыл от него ковры, драгоценности и Сизифа

Антоновича. К губам Раппопорта прижалась щека -- нежная кожа, прозрачный

силуэт. Яков Маркович чмокнул эту щеку два раза, почувствовав, как мягки
е
пухлые губы проскользили мимо его рта, едва коснувшись, и поцеловал друг
ую
щеку.
-- Здравствуй, детка! -- ласково сказал Яков Маркович, неуклюже облапив
тонкую талию. -- Ты еще не спишь?
-- Она уже проснулась, -- пояснил Сизиф Антонович.
Алла погладила Раппопорта по небритым щекам и тихо присела рядом с ним

на египетский пуф, не запахивая яркого халата с раскиданными по всему по
лю
золотыми хвостами жар-птиц. Полы халата свесились по обе стороны ее беде
р,
закрыв ботинки Якова Марковича, не чищенные с прошлой осени.


_53. АЛЛА_

_ЖАЛКИЕ КРОХИ СВЕДЕНИЙ, КОТОРЫЕ УДАЛОСЬ РАЗУЗНАТЬ_

Занимаемая должность: Бабочка.
Отчество и фамилия: просит называть себя по имени.
Год рождения: меняла пять или шесть раз и, чтобы исключить возможность

уточнения, название места, где родилась, изъяла раз и навсегда.
Национальность: всегда такая же, как у мужчины, с которым.
Социальное происхождение: как и национальность.
Партийность: пишет, что комсомолка.
Образование и специальность: студентка мединститута, аспирантка
философского факультета, солистка кордебалета театра оперетты, манеке
нщица,
медсестра (в зависимости от обстоятельств).
Имеет ли изобретения: имеет, использует в повседневной практической

работе.
Иностранными языками не владеет. Родным языком также.
Выполняемая работа с начала трудовой деятельности: трудовой книжки н
е
имеет.
Правительственные награды: пока не имеет.
Почетное звание: будет сообщено позднее.
Отношение к воинской обязанности: если надо -- да.
Паспорт утерян. Проживает с паспортом подруги.
Домашний адрес: непостоянный.

_ИЗ ЖИТИЯ СВЯТОЙ АЛЛЫ_

И когда родилась она из пены в неизвестном году, Голос сверху повелел:
-- Быть ей красоты такой, что глаз не оторвать, здоровья отменного, и
функция ее на земле -- приносить мужчинам радость.
Росла она, как цветок в поле, не ведая ни рахита, ни бронхита. А
выросла -- не употребляла никакой косметической химии, пускай даже
импортной. Вскоре достигла Алла возраста, для призвания ее достаточного
, и с
тех пор время ее остановилось. Стала она жить в предчувствии покоя и
блаженства, слыша подле себя голоса небесных ангелов.
И встретился ей земным ангелом на Сретенке, возле кинотеатра "Уран",
раб Божий Сагайдак, как раз тогда на волю по амнистии выпущенный. Сходил
и
они в кино на комедию "Весна" за ее счет и стали жить как Муж и Жена.
Ходили, правда, по Москве одно время слухи, что до этого подрабатывала
Алла с офицерами на Казанском вокзале, а после пошла на повышение к
ресторану "Центральный" и стала известна в актерских кругах под кличко
й
Алка-зеркальница из-за своего интереса наблюдать некоторые процессы
в
зеркало. Но того, можно считать, не было.
Больные к Сагайдаку шли сплошным косяком, но прописываемые им инъекци
и
синестрола, окстерола или сильбаэстрола, не говоря уж о питье женьшеня и
ли
вытяжки из рогов пятнистого оленя -- пантокрина, далеко не всегда
благотворно воздействовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81