Кончиками пальце
в
Надежда развернула страницы и, разложив их на столе, осторожно придавил
а
край текста мизинцем, чтобы проверить, высохла ли краска. Буквы отпечата
лись
у нее на коже. Надя стала смотреть заголовки, стараясь вникнуть в их смысл
и
попытаться обнаружить (после десятков других людей, которые это делали
весь
день и более тщательно) ошибку, несуразицу, ляп. Она проверила, как
положено, не перевернуты ли вверх ногами клише, соответствуют ли подписи
под
снимками томy, что изображено, одновременно думая о том, подождет ее Ивлев
,
пока она тут копается, или уйдет.
Мастер стоял рядом с Надеждой и, глядя на нее с ухмылкой, ждал. Не
дождавшись, он вынул из ящика бумажный пакет с молоком, зубами оторвал уг
ол
и стал пить, запрокинув голову так, что капли падали на газету. Допив, он
отшвырнул пакет в угол. Сироткина, не спрашивая, вынула у него из нагрудно
го
кармана авторучку, написала мелко "В свет", расписалась и, посмотрев на
мастера, поставила время: 0.30, как полагалось по графику, хотя было уже
0.45. Она сунула ручку обратно ему в карман и побежала к лифту. Когда
створки захлопнулись, она облегченно вздохнула -- от тишины, от возможнос
ти
вернуться к себе самой. Слава Богу, отмучилась!
Ивлева не было. Сироткина заперла кабинет, спрятала ключ в столе Анны
Семеновны, спустилась по лестнице. Комната спецкоров тоже была закрыта.
Надя
вздохнула, сказала себе, что именно этого она и ждала, накинула шубейку,

напудрилась и подкрасила губы, чего почти никогда не делала, хотя и носил
а
французскую пудру и помаду с собой. Ее ждала разгонка -- последняя
редакционная машина, чтобы отвезти домой. Усевшись в теплую машину рядо
м с
шофером, Сироткина увидала Вячеслава Сергеевича. Он сидел на мокрой скам
ье в
сквере, под корявым старым кленом, освещенный тусклым фонарем,
покачивающимся от ветра. Воротник поднят, и поза старушечья -- всунув руки
в
рукава. Совсем замерз, бедненький, ожидая. Шофер поднял голову от руля,
потянулся рукой к ключу, другой рукой протирая глаза.
-- Я не поеду, -- вдруг сказала Сироткина. -- Мне тут недалеко,
пройдусь пешком.
Он вытащил путевку и протянул ей расписаться.
-- Время поставь попозже, -- попросил он.
Сироткина быстро расписалась, он сам захлопнул дверцу и уехал. Она тихо

подкралась к Ивлеву сзади, отогнула воротник, подула ему в ухо. Не
оборачиваясь, он сильно сгреб ее рукой.
-- Мне больно, больно! -- захрипела она. -- Голову оторвешь!
-- Ты где живешь? -- спросил Славик, обводя ее вокруг скамейки и ставя
между колен.
-- На авеню Старых Кобыл.
-- Это, простите, где?
-- Так один приятель отца говорит. А вообще-то Староконюшенный
переулок...
-- Арбат? За час дойдем.
-- Дойдем... А жена? Она будет беспокоиться...
-- Она привыкла...
Ивлев взял Надю за руку, и они вышли на полутемную улицу. Большая часть
фонарей для экономии электричества была погашена. Возле тротуара лежа
ли
сугробы, черные от копоти, в окружении больших луж. Прогромыхал грузовик
--
строительные детали по Москве возили и ночью. Милицейская патрульная ма
шина
проехала мимо, задержавшись. Наряд подозрительно оглядел Ивлева и Надю,
но
вылезать и проверять документы поленился.
-- А я люблю Москву ночью, -- мечтательно сказала она. -- В ней нет
толкучки, очередей, хамства. Особенно люблю, когда выпал снег: все
становится чистым.
-- Снег похож на стиральный порошок...
-- Нет! На белые простыни!.. -- она повернулась к нему, идя спиной
вперед, поцеловала в щеку. -- Знаешь, я всегда думала, что это будет в
двухспальной кровати, как в заграничных фильмах. Простыня -- с мелкими
цветочками. А утром раздвинешь занавес -- за окном солнце и лес -- весь в
снегу!
-- У редактора на столе -- приятнее.
-- Газета -- публичный дом, ты сам говорил.
-- Запомнила?
-- Я все запоминаю, что говоришь ты. Я такая счастливая сегодня!
Добилась все-таки тебя. Получила!
Вячеслав усмехнулся, хотел что-то произнести, но передумал.
-- Знаешь, даже не верится... -- продолжала она. -- Скажи, теперь я
женщина?
-- Нет еще.
-- Нет? А я думала... Ну и когда же?
-- Что -- когда?
-- Когда стану женщиной?
-- Откуда я знаю? Наверно, когда не будешь спрашивать у меня.
-- Газета -- публичный дом, -- мечтательно произнесла Надя. -- У нас в
отделе два социолога материалы для диссертации собирают. Вчера один, ко
гда
мы вдвоем в комнате остались, подходит и кладет руку на талию. "Наденька, --

говорит, -- у меня к вам просьба..." "Пожалуйста", -- говорю. Снимаю его
руку с талии и кладу в нее пачку писем... "Я попрошу письма антисоветского

содержания откладывать, чтобы нам не приходилось просматривать всю поч
ту".
-- А раньше?
-- Раньше я эти письма начальству сдавала, как велели... Я же не
знала... А сегодня поняла.
-- Почему сегодня?
-- А я у редактора в столе Самиздат нашла; когда будете дежурить,
Вячеслав Сергеич, обязательно почитайте серую папку. Только никому! Я

сказала вам, потому что... у меня никого нет. Вот мой Староконюшенный... В
том подъезде живет Хрущев.
-- Его охраняют?
-- В нашем доме все подъезды охраняют. Зайдите, не бойтесь...
Они постояли немного в темноте, подождали, пока лифтер отошел к своему

столу в углу холла. Дверца лифта захлопнулась, и сквозь решетку просунул
ись
тонкие пальцы. Он стал целовать их, все по очереди.
-- Пожалей меня! -- прошептала она. -- А то умру от неисполненных
желаний.

_31. СВИДАНИЕ В КРЕМЛЕВКЕ_

Опасность миновала настолько, что Игоря Ивановича перевезли в новый

корпус в сосновой роще на Рублевском шоссе. Но он все еще лежал на спине.

Первое время он вздрагивал от пронзительных звонков, периодически
раздававшихся во всех палатах.
-- Да вы не волнуйтесь, -- ласково успокаивала хорошенькая сестра.
-- А в чем дело?
-- Звонки -- просто предупреждения медперсоналу. Пока звенит, выходить
в коридор нельзя: член Политбюро лечиться приехал. А пройдет он -- и опять

можно...
И Макарцев действительно привык. Ему даже было приятно, когда звенел
звонок: вот и здесь, в больнице, Игорь Иванович находился поблизости от

руководства. Вчера после очередного консилиума профессор Мясников поо
бещал,
что вот-вот разрешит повернуться на правый бок.
-- Еще месяц, ну, от силы полтора, и будете, как огурчик, правда, пока
еще маринованный...
-- Мне нужен телефон, -- потребовал Макарцев.
-- Телефон? Нет! Никаких дел! Вам нужны положительные эмоции...
В качестве таковых ему разрешили немного читать. Он уговорил сестру
принести из библиотеки "Трудовую правду". Он читал свою газету, как все
читали, утром, а не накануне. Внимательно просмотрел все номера, вышедшие
в
его отсутствие.
-- Нет, ты только подумай, Зина! -- возмущенно сказал он жене, едва она
присела возле него. -- Чем заполнены полосы? Мышиная возня, когда я сотни
раз им твердил: поднимайте значительные вопросы! Не мельтешите!.. Зачем

только я согласился взять Ягубова?
-- Не волнуйся, Гарик, -- успокаивала она его, ласково вынимая из рук
"Трудовую правду". -- Ягубова ведь не ты выбирал. Конечно, ты нашел бы
своего человека... Но скоро выйдешь, и этот Ягубов опять будет выполнять

твои распоряжения.
Ягубов, так сказать, пришел вместе с должностью. Газете дали еще одного

заместителя редактора, и кто-кто, а уж Игорь Иванович не мог не понять, чем

это пахнет. Все замы были двойного подчинения -- ему и ЦК. Ягубов, без
сомнения, предназначался в фигуры тройного подчинения -- еще и КГБ. К чему

этот сверхконтроль? Недоверие, закулисные шашни... Ведь покончили с этим --

и вот опять. Чего-то я не понимаю... Я всегда сам делал газету, можно
сказать вдохновлял людей. А теперь второстепенные работники решают вм
есто
меня и меня же считают старомодным за то, что я приезжаю вечером посмотре
ть
полосы. Это, видите ли, атавизм -- вникать в конкретные дела. Ведь прав был
Ленин, говоря: если что и погубит советскую власть, так это бюрократизм.

Теперь узнаете, каково без меня.
-- Ты позвонила Таврову? -- нетерпеливо спросил он жену. -- Где же он?
-- Конечно, позвонила! Сказал, приедет... Сейчас протру тебе спину.
Надеюсь, я сделаю это аккуратней сестры, хотя тебе, может, и приятней, чтоб
ы
протирала она и хлопала при этом ресницами.
-- Не говори глупостей, Зинуля.
Он прикрыл глаза в полудреме, а Зинаида протерла ему спину до самого
копчика ваткой со спиртом от пролежней. Она опять села, раскрыла "Трудову
ю
правду" и просматривала ее. Иногда она это делала, но только при Игоре
Ивановиче. Думала она о том, как удачно ей удалось сделать дорогой подаро
к
палатной врачихе. На доллары, оставшиеся от последней заграничной поез
дки
мужа, она купила в валютной "Березке" джинсовый костюм и японские часы,
узнав, что у врачихи сын-подросток. Та была очень рада и тут же сообщила,
что ей уже обещали по великому блату новый швейцарский препарат, которо
го
тут, в Кремлевке, днем с огнем не найти, и она его израсходует на Макарцева.

Зинаида Андреевна пообещала ей японский зонтик и заодно спросила разме
р ее
обуви, после чего они расстались довольные друг другом. Мужу, разумеется
,
рассказывать это было ни к чему.
Хорошенькая сестра приоткрыла дверь и тихо произнесла:
-- К вам гость, Игорь Иваныч. Можно пропустить?
-- Давайте, давайте, -- сказал он.
Сестре этой Зинаида недавно подарила флакон французских духов. Вопрос
,
только что заданный сестрой, Макарцеву понравился, и глаза у него
заблестели. Сами давали разрешение медперсоналу пропускать к себе те

больные, у кого дело шло на поправку, кто снова становился ответственны
м
работником. В палату медленно и неуклюже вошел Яков Маркович, придержив
ая
белый халат у шеи рукой, более волосатой, чем его голова. Он замахал руками
,
затопал на месте, брызгая слюной.
-- Макарцев, Макарцев! Ты с кем-нибудь свою болезнь согласовал? Ведь по
всем данным в больницу должен был загрохотать я...
-- Почему ты? -- слабо улыбнулся Игорь Иванович.
-- Я в больницу всегда готов, как юный пионер.
-- Не очень ты похож на юного пионера, правда, Зина?
Она вежливо улыбнулась.
-- Я выходил строиться на линейку в другом лагере, вот и выгляжу не
очень свежо. У меня сто болезней, а ты взял мой процент на себя!
-- Будет считаться! Рад тебя видеть, старина. Познакомься, моя супруга.
Зина, это Тавров, ты о нем слышала.
-- Раппопорт, -- представился Тавров.
-- Мы уже знакомы, -- Зинаида Андреевна протянула руку. -- Заочно.
-- Заочно я воспринимаю только партийные постановления. А красивых
женщин, вы знаете, так мало, что их надо посмотреть.
-- Муж не ценит, -- она погладила Игоря Ивановича по голове.
-- Зинуля! -- Макарцев похлопал ее по руке. -- Хватит здесь отсиживать.
Борька придет обедать, а тебя нет. За меня не волнуйся. Мы тут с Яковом
Маркычем чуток потолкуем о газетных делах -- тебе это неинтересно...
Он притянул жену за руку к себе и поцеловал в щеку. Зинаида улыбнулась
Якову Марковичу.
-- Умоляю, недолго. Ты должен меня слушаться. Это я говорю как врач.
-- Ты не врач, Зинуля, а жена ответработника.
Она с показной обидой надула губы и тихо притворила за собой дверь.
-- Что там творится, рассказывай! -- жадно набросился Макарцев на Якова
Марковича, едва жена исчезла за дверью. -- Кстати, я на досуге прочел твою
статью "Писатели -- идеологические бойцы". Дельно, и главное, правильные
обобщения. Чего ты смеешься?
-- Писатели, -- пробурчал Раппопорт, -- бывают двух категорий: те, за
кого пишут, и те, кто пишет за других.
-- Но есть ведь и настоящие писатели?
-- Боюсь, они не бойцы идеологического фронта...
-- Ну их к Богу! -- Макарцев сделал вид, что понял иначе. -- Нам
хватает хлопот с нашими писателями. О них и будем думать...
-- Если так...
-- Вот что, Тавров. Расскажи лучше о субботнике. Какой план действий
дальше?
-- Что рассказывать?... Соцстраны нас, конечно, поддержали. Весь наш
лагерь выйдет с лопатами. Куда уж дальше?
-- Да, это размах! Ай да жилу раскопал! Вот это, я понимаю,
журналистика! От души поздравляю! Погоди вот, выйду из больницы, поставл
ю
вопрос о том, чтобы представить тебя к премии Союза журналистов...
-- Не надо. Не надо премии, -- замахал руками Раппопорт. -- Ты лучше
Ягубова умерь...
-- Мешает? Вот сукин кот! Не понимает важности мероприятия. Ну и
кругозор у моего зама!
-- Не об этом. Он понимает!.. Я знаю, антисемитом быть необходимо...
-- Чепуха!
-- Но нельзя же так в лоб...
-- Вот сволочь! Не бойся, Яков Маркыч! Пока я главный редактор этой
газеты, тебя никто пальцем не тронет, так и знай!.. Вот что... Готовь-ка
доклад к очередному партсобранию о требованиях идеологической работы
в новых
условиях.
-- Я -- свой доклад на собрании?
-- Ты, ты! Ягубову дам указание. Тебе это важно для партийного
авторитета. На собрании будут представители райкома, горкома, ЦК.
-- Пожалуйста, мне что -- жалко?
В разговоре возникла пауза, и Яков Маркович снова подумал, зачем он все

же понадобился Макарцеву. Не для того же, в конце концов, чтобы поздравить
с
рождением идеи юбилейного субботника! И уж тем более не для того, чтобы

поручить доклад на партсобрании. Неужели опять он беспокоится о той папк
е?
-- Кстати, чтобы не забыть, Тавров, -- Макарцев прервал молчание,
поморщился от боли. -- Помнишь о папке?
В больнице Макарцев то и дело возвращался к ней мыслями. Маркиз де
Кюстин не давал ему покоя. Разумеется, Игорь Иванович правильно поступи
л
тогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81