В наших условиях, учитывая напряженность

партийной работы, отсутствие крепкого здоровья -- существенный недоста
ток.
Такой работник может быть заменен с пользой для дела.
Будут смотреть, распространялся ли макарцевский стиль на коллектив. И

придется честно сказать: есть разболтанность, отсутствие оперативнос
ти,
расшатана дисциплина. В таких условиях и политическая бдительность усы
плена.
А где есть сырость, там будет плесень. Сегодня это беспокоит его, Ягубова,

завтра -- горком, послезавтра заговорят в Большом доме. Случай с сыном
Макарцева -- тревожный сигнал, и мы ошибемся, если не сделаем оргвыводов.

Это будет и в интересах самого Игоря Ивановича.


_40. И НЕ ХОЧЕШЬ ВОРЧАТЬ, А ПРИХОДИТСЯ_

В то время, когда Зинаида Андреевна выходила из проходной МУРа,
Раппопорт проснулся. Он проснулся на два часа раньше, чем обычно, долго

стонал, сопел и кряхтел, пока поднялся. А поднявшись, полчаса бродил
полуодетый по комнате и кухне, бурчал под нос, что эта власть не дает ему

покоя даже во сне. При всем при том он приплелся в редакцию на полтора час
а
раньше обычного.
Здание "Трудовой правды" было построено в начале тридцатых годов, когда

еще существовал в московской архитектуре конструктивизм и влияние Кор
бюзье.
Поэтому спустя треть века дом выглядел современнее, чем корпуса
послевоенного сталинского барокко. Сперва Раппопорт собирался сразу в
зять у
вахтерши внизу ключ от приемной редактора. За взятый ключ надо было
расписаться в журнале. Конечно, можно было вписать любую фамилию, но вахт
ер
мог позже вспомнить -- а это в планы Якова Марковича не входило. Поэтому он

просто глянул на часы, поднялся к себе и стал ждать.
-- Уже сидишь? А я смотрю -- не заперто. Убирать иль не надо?
Маша, грузная баба в черном халате, приспущенных чулках в резиночку и
мужских ботинках, ожидая ответа, стояла в дверях с ведром и тряпкой.
Сотрудники редакции были уверены, что уборщица больше пачкает, чем убир
ает,
и звали ее не иначе как тетя Мараша. Происхождение клички было связано с

термином "марашка"1.
-- Убрать, обязательно убрать, тетя Мараша, -- сказал Яков Маркович. --
У меня тут грязи полно!
-- Пили, небось, опять? Бутылки есть? Погодите, сообщу на вас!
Регулярная выручка от собранных бутылок была серьезным довеском к
скромной зарплате Маши, и, ворча, что люди пьют, она хотела бы, чтобы пили
больше.
-- Может, и есть, поищи, -- подыграл Раппопорт. -- Я уйду, мешать не
буду...
Лифт поднял Якова Марковича в коридор, где была приемная редактора.
Дверь в приемную стояла открытой. Сперва уборщица проходила по всем
коридорам со связкой ключей, отворяла все двери редакции (кроме опечатан
ных,
конечно), опоражняла мусорные корзины, ссыпая их содержимое в большие

бумажные мешки из-под почтовой корреспонденции, и только потом мокрой

тряпкой, намотанной на щетку, протирала паркетные полы. Паркет от этого б
ыл
грязно-серого цвета, трескался, но Маше протирать было удобнее, чем
натирать. Опечатанные комнаты она убирала днем, в присутствии ответстве
нных
лиц.
Оглянувшись, Яков Маркович вошел в приемную. В ней было непривычно
тихо. Стулья и кресла, расставленные вдоль стен для посетителей, пустова
ли,
молчали телефоны. Уродливо торчал желтый тамбур с дверью, обитой
темно-красным дерматином: на двери -- черная стеклянная планка с надписью
:
"Макарцев Игорь Иванович".
Не теряя времени, Тавров отворил в столе Локотковой дверцу левой
тумбочки, которая не запиралась. В тумбочке верхние ящики были заполнен
ы
пачками бумаги, бланков, конвертов. В нижем ящике стояли туфли Анны
Семеновны, в которые она переобувалась утром, мыльница, ножницы, отвертк
а,
флакончик с лаком для ногтей, крем для рук, пачка чаю. Позади всего этого,

под старым журналом мод "Силуэт", лежала коробочка скрепок. Яков Маркови
ч
выдвинул пальцем коробку. Вместо скрепок в ней (и об этом знали все
сотрудники редакции, которым приходилось дежурить) лежал ключ. Кабинет
Маша
убирала уже при Анне Семеновне.
Шторы в кабинете Макарцева были задернуты, и стоял полумрак. Яков
Маркович медленно обошел вокруг большой редакторский стол и сел в кресл
о. Он
выдвинул средний ящик, заглянул в глубину, стал осторожно приподнимат
ь
бумаги. Серой папки не находилось. Тавров выдвинул ящик до конца, положил
на
колени, начал все перерывать более тщательно. Папки, которую он держал

собственными руками в этом же кабинете в присутствии Макарцева, ни в
конверте, ни без оного сейчас не было.
Раппопорт приподнял бумаги на столе, осмотрел содержимое боковых
ящиков, тоже не запертых. Папка отсутствовала и здесь. И не хочешь ворчать
,
а приходится: обстоятельства вынуждают. Опытный зек чувствовал, что бол
ьше
оставаться в кабинете нельзя. Он огляделся, не оставил ли следов, запер

кабинет, положил на место ключ, осторожно выглянул в коридор и,
расслабившись, вялой походкой пошел к лифту. Лифт был занят, поднимался,

остановился на этаже. Чтобы не столкнуться с выходящим, Тавров забрался
по
лестнице вверх на несколько ступенек. Из лифта вышла Анна Семеновна и

торопливой походкой засеменила к приемной. Дождавшись, пока она скроет
ся,
Яков Маркович ввалился в лифт и поехал к себе. Маша кончила уборку и шла п
о
коридору, волоча швабру и запирая одну за другой двери.
-- Мою не закрывай, тетя Мараша! -- крикнул он.
Она молча побрела дальше, громыхая большими ботинками.

_41. ГАЙКИ ЗАТЯГИВАЮТСЯ_

В середине дня Анна Семеновна перебегала по редакции от двери к двери.

Каждому встреченному и каждому сидящему она протягивала ручку и список:

-- В шестнадцать ноль-ноль совещание у Ягубова. Явка строго
обязательна! Расписывайтесь.
Схватив лист, она бежала дальше. Раньше на совещания так никого не
собирали. И дело вовсе не в том, что ты карьерист, мчишься по первому
звонку, садишься и смотришь, кто опоздал, а кто обошел тебя, уже сидит ближ
е
к руководству и проявляет активность. Все спешили: ведь твое положение
в
редакции зависит от того, насколько ты информирован. Чем больше знаешь
о
том, что происходит, тем больше твоя власть. Кого ругали? Кто погорел? Кого

похвалят? Как без литургии неполон христианский обряд, так без совещаний
нет
партийной газеты.
-- Под расписку? -- спрашивали Анечку. -- А в чем дело, не знаете?
-- Понятия не имею!
-- Может, с Макарцевым что?
-- Нет, уж я бы знала!
-- Может, о сыне его хотят объявить?
Весть о сыне Макарцева еще с утра облетела редакцию и была обсосана до

косточек. Расписавшиеся терялись в догадках, отменяли встречи, перенос
или
междугородние переговоры. Те, кто собирался смыться, переигрывали план
ы.
Локоткова тем временем открывала следующую дверь:
-- В шестнадцать ноль-ноль... Распишитесь...
-- Ради вас, Анечка -- сказал Раппопорт, -- я подпишу все что угодно.
-- Ox, Яков Маркыч, вы все шутите!..
-- Нисколько!
Ивлев прилетел и позвонил Раппопорту, когда до совещания оставалось

полчаса.
-- Статья для вас готова.
-- Догадываюсь... Когда появитесь?
-- Яков Маркыч, вы мне предлагали ключи.
-- Намек понял. Хоть сейчас...
-- Тогда я сажусь в такси.
-- Отлично. Только учтите, что тут скоро совещание... Ягубов затягивает
гаечки. Так что вам, Славик, надо или явиться, или считаться еще в
командировке. Я выйду на улицу -- остановите такси шагах в двадцати от
подъезда.
Когда, отдав ключи, он вернулся в редакцию, народ уже двигался к
приемной. Анечка металась, носила стулья из кабинета Игоря Ивановича в

кабинет Степана Трофимовича. У дверей толпились сотрудники. Ягубов
возвышался за столом, на новой дерматиновой подушке, перед самым совеща
нием
принесенной Кашиным. Он красиво курил и время от времени двумя пальцами
,
держащими сигарету, и второй рукой указывал на свободные места, где можн
о
потесниться.
-- Почему не в зале, а здесь? -- осторожно спросил кто-то. -- Тесно
ведь...
-- Рабочее, деловое совещание, -- объяснил Степан Трофимович, ловко
перекатив сигарету по губе из одного угла рта в другой. -- В тесноте, да не
в обиде. Верно я говорю, Яков Маркыч?
Раппопорт в это время стоял в дверях, держа в руках очки и ища плохими
своими глазами свободное место.
-- Садитесь вот сюда! -- показал Ягубов. -- Это место просил
забронировать Полищук, но поскольку наш ответственный секретарь
безответственно опаздывает, мы его бронь снимаем...
Сидящие заулыбались. Полищуку пришлось скромно присесть на край стул
а
возле двери. Ягубов постучал карандашом по столу.
-- Что ж, будем начинать? -- спросил он и, приняв стихнувший гул за
одобрение, распорядился. -- Анна Семеновна, закройте, пожалуйста, двери и

проследите, чтобы за дверью никаких посторонних не было... Так вот,
товарищи! -- он погасил сигарету. -- Не будем сегодня говорить высоких фраз

о том, что происходит у нас в стране. Все мы живем ради высоких целей.
Давайте сегодня говорить по-деловому о том, что нам мешает, что тормозит н
аш
путь к вершинам, которые теперь близки, как никогда.
"Опять близки?" -- в испуге подумал Яков Маркович.
При этом он кивнул Ягубову в знак одобрения и засопел.
-- Думаю, вы согласитесь со мной, -- продолжал Степан Трофимович, --
что наша газета должна не только смело говорить о хорошем, но и смело
критиковать недостатки. Разумеется, ни то, ни другое нельзя делать без

чувства ответственности. Мы служим партии и будем вести войну не только
с
вредными нам идеями, но и вредными фактами, если они мешают идти вперед.

Ведь когда газета выходит, печатное слово тоже становится исторически
м
фактом!
"Он мой единомышленник, -- думал Раппопорт. -- Почему же я его
недолюбливал? Может быть, потому, что он говорит это слишком серьезно?"
-- Вы сами знаете, -- сказал Ягубов, -- чем больше мы с вами становимся
творцами исторических фактов, тем ближе светлые вершины.
"А он альпинист! -- снова подумал Тавров. -- И тянет нас, всех заставит
карабкаться, ничего не попишешь. Вернее, попишешь, но уже на вершине".
Яков Маркович опять кивнул заместителю редактора в знак солидарности
с
его прогрессивными мыслями.
-- В последнее время, -- продолжал между тем Ягубов, -- из отделов в
секретариат поступают статьи, которые приходится возвращать. А разве с
амим
отделам не пора понять уровень новых требований? Давайте подойдем к воп
росу
диалектически, по-государственному. Разве партийные органы не знают о

недостатках? Знают! Стоит ли писать о временных трудностях, когда всем яс
но,
что эти трудности будут преодолены? Стоит ли вообще писать о недостатка
х,
если в скором времени они станут далеким прошлым?!
"Недостатков стало так много, что не видно достоинств".
При этой своей мысли Яков Маркович отрицательно качнул головой,
соглашаясь с Ягубовым, что писать о недостатках не имеет никакого смысла
.
-- Ну, а если необходимо поставить принципиальный вопрос, -- у
коммуниста должно быть развито чувство предвидения: а что скажут навер
ху?
Давайте говорить реально. У нас с вами два хозяина -- Большой дом и
читатель. Но ведь читатель нас с работы не снимет!
Яков Маркович заморгал глазами, снял очки и, закрыв глаза, стал
протирать стекла. "Как умно и точно говорит замредактора! Я его
недооценивал. Неужели он умней меня? Хитрей, это точно. Ведь при Макарцев
е
был тише воды, ниже травы. И вот расцвел. Как быстро растут люди в нашей
стране!"
-- Будем откровенны, -- улыбнулся Степан Трофимович. -- Иногда мы хотим
поговорить о недостатках в той или иной сфере, но для того, чтобы сделать

статью проходимее, начинаем с достоинств. В Большом доме мне показали ст
атью
английского журналиста. Он пишет, что статьи в советской печати надо
начинать читать с того места, где встречается слово "однако". Не будем
потрафлять вкусу буржуазной прессы. Слово "однако" прошу не употреблять.

-- А слово "но" -- можно? -- спросили сзади очень тихо.
Ягубов расслышал.
-- "Но" можно, -- ответил он. -- А вообще, я думаю, такого рода шутки
неуместны. Сегодня мне звонили по поводу рецензии на спектакль. Мы его

покритиковали, а его смотрели товарищи из Большого дома, и пьеса
понравилась. Я вызвал редактора отдела: "С кем согласовывали?" Оказываетс
я,
ни с кем. А ведь всегда есть где и с кем согласовать заранее.
-- Все согласовывать? -- спросил Алексеев.
-- Если хотите работать без ошибок, -- все!
-- С кем?
-- Подумайте -- и всегда найдете с кем. Если трудно, вместе
посоветуемся. Пресса может быть подлинным оружием только в сильных рук
ах.
Допустим, позиция автора вам не годна -- не мне вас учить, что делать.
Сперва вы ему объясняете, что статья дельная, но в ней нужно убрать выводы
,
которые умный читатель и без подсказки поймет. Автор перерабатывает. За
тем
вы просите смягчить название и начало, чтобы не было слишком в лоб. А пото
м
немного изменить середину, чтобы статья выражала не только частное мне
ние,
но и мнение газеты. Позиция автора стала более партийной. Теперь вы
поручаете опытному правщику дотянуть ее. И мы можем быть спокойны, и у
автора не возникнет неприятностей... Шатания, намеки -- вещи опасные. К чему

привели послабления в чехословацкой прессе? Мы все, конечно, любим Игор
я
Иваныча, но он, мне кажется, приуменьшал опасность аполитичной критики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81