Валентин задумался. Выяснить, что произошло с сотрудником редакции,
было его прямой обязанностью. Он набрал номер Утерина и попросил навест
и
справочку насчет Какабадзе. Кашин и Тавров поговорили о рыбах, когда Уте
рин
перезвонил.
-- Какабадзе Александр Шалвович -- ваш? У нас! В тюремной больнице в
тяжелом состоянии. Драка по пьяной...
-- А почему в тюремной-то?
-- Стало быть, виноват! Разберутся...
-- Пока разберутся -- меня начальство вызовет. Я что -- глазами хлопать
буду?
-- Надо самим разобраться, -- вмешался Раппопорт.
-- Володя, -- продолжал Кашин в трубку, -- сделай пропуск, мы отправим
сотрудника. Идет?
Раппопорт ввалился в комнату спецкоров.
-- Кашин помог затолкать вас в МУР, Славик. Только будьте осторожны.
Они и вас в два счета подошьют к делу.
-- Я им не дамся!
-- Тогда действуйте...
На ходу застегивая пальто, Ивлев сбежал по лестнице и остановил первую

попавшуюся машину. Это был самосвал, груженный снегом. За три рубля шофе
р
согласился везти куда надо и действительно плевал на все и ехал на красн
ый
свет. Быстрая доставка, однако, не помогла: часа полтора ушло на оформлени
е
пропуска.
-- Говорить разрешаю недолго, -- с показной строгостью сказал хирург в
офицерских погонах.
Он был худой и длинный. Плечи у него, казалось, вообще отсутствовали.
-- А что с ним все-таки? -- спросил Слава.
-- Писать будете? -- уточнил хирург. -- Распишите покрасивее, это ваш
брат умеет. Пьяная драка и прочее... Возишься с таким и думаешь, а стоит ли
возиться-то? Трещина в основании черепа, сломано два ребра, уплотнение в

правой почке, лицо всмятку.
Хирург повернулся, ушел. Шаги гулко уносились по коридору. Славик вынул

из кармана четвертак, оглянувшись, протянул молодому и симпатичному

охраннику.
-- Я один поговорю. Не бойся, ничего не будет.
Охранник оглянулся, спрятал деньги за голенище сапога и остался в
коридоре. В палате было коек двенадцать, дух смрадный, больные все тяжелы
е.
У потолка два окна с намордниками. Потолок в желтых подтеках -- где-то
сочилось сквозь перекрытия из канализации. Ивлев шел от кровати к крова
ти,
ища Какабадзе.
-- Ты? -- Саша хотел улыбнуться и не смог.
Глаза его стали мокрыми, слезы потекли мгновенно. Ивлев опустился на
колени на грязный пол, чтобы очутиться поближе к забинтованной, точно ша
р,
Сашиной голове.
-- Как тебе удалось... сюда? -- губами еле слышно прошевелил Какабадзе.
-- Я думал, умру, никто не узнает...
-- Чушь! Ты знаешь, мы -- люди пробойные. Времени в обрез, тебе
говорить нельзя. А суть? Можешь?
-- Меня опять будут бить, если скажу... Больно...
-- За что?
-- Просто так... Садисты...
-- Да кто?! Кто, старик?
-- Я искал такси...
-- Спешил к Инке?
-- Она сказала?
-- Она. Да Инка свой человек, последний кусок хлеба отдаст.
-- Я знаю... Не говори Наде...
-- Наде? Не скажу. Ты искал такси и...
-- Ага! На тротуаре милиционер. Я голосую, машины не останавливаются.
Он подходит: "Здесь остановка запрещена -- никто не остановится. Пройди
отсюда". Я рассердился: замерз, а он в валенках и ему делать нечего. Я
говорю: "Давай спорить. Если остановится -- червонец с меня, не остановится

-- с тебя! Сейчас остановится, вот увидишь!" А он говорит: "Точно!
Остановится!" Смотрю, прямо возле меня раковая шейка. В ней двое. "Садись!"
-- говорят мне. Я говорю: "Это мне не подходит, мне такси надо". -- "Садись,
говорят!" Меня за руку втащили и сразу поехали.
-- Куда?
-- В райотдел милиции. Но это я уже на другой день понял, потому что
бить они меня начали сразу, еще в машине, когда обыскали. Связали руки
ремнем и били... Они думали, грузин, денег много. А когда привезли в
милицию, к ним еще дежурный подключился. Я им: "Я не типичный грузин, я
нищий". "Будешь, -- говорит, -- знать, грузинская морда, как наших русских
баб хапать!" Они меня ногами били, и кастетами, и табуретку кидали из угла в

угол, она мне по голове задевала. И опять спрашивали, где я деньги прячу. А

когда я уже двигаться не мог, окружили и мочились на меня, все старались в

рот попасть. Я захлебнулся...
Саша прикрыл глаза, сморщился то ли от боли, то ли от воспоминаний.
-- Говорят, судить будут. А за что? Славик! Берегись их!
-- Да ты успокойся, Сашка. Теперь мы вмешались. Если что, Макарцева
попросим.
Дверь в палату открылась. Тощий хирург поманил пальцем Ивлева. Слава
погладил Какабадзе пальцами по лицу, собирая его слезы, и вышел.
-- Вы, значит, из "Трудовой правды"? -- капитан в милицейской форме
потянул Ивлева за рукав. -- Рад познакомиться, старший инспектор Утерин. Мн
е
поручено с вами побеседовать. Пресса о нас немало пишет, не жалуемся, да

только не все понимают нашу специфику. Давайте поднимемся ко мне...
Они прошли узким подвальным коридором под лампочками, закованными в

решетки, к лифту. Дважды у них проверили документы. В комнате Утерин указа
л
Вячеславу на стул.
-- Трудная у вас задача, -- Владимир Кузьмич перешел к сути. -- Сам я
делом этим не занимался, полковник поручил вам объяснить. Улики против

Какабадзе серьезные. У вас сомнения: дескать, в милиции его били. Между
нами, случается иногда, бьют -- люди разные у нас. Но тут драка. Свидетелей
у него нет...
-- Есть, -- сухо сказал Ивлев.
-- Нашли? -- искренне удивился Утерин. -- Вячеслав Сергеич, я насчет
вас Кашину звонил, справился. Он вас рекомендовал как умного и опытного

журналиста.
-- Спасибо!
-- Мы с вами оба -- люди подчиненные. У меня свое начальство, у вас
свое. С начальством лучше не ссориться, верно?
-- Точно.
-- Кстати, как там ваш Макарцев -- все еще в больнице? Вот не повезло:
инфаркт, а тут история с сыном. И рад бы найти смягчающие вину
обстоятельства -- так нет ничего! Мальчишке пятнадцать лет отсидеть -- это

будет конченый человек. Начальство считает, можно пойти друг другу
навстречу. Посоветуйтесь. Официально такого, конечно, никто не скажет,

понимаете?
-- Я вас понял, -- Ивлев поднялся.
Утерин тоже встал и виновато улыбнулся. Они крепко пожали друг другу
руки, как старые друзья.
По тротуару холодный ветер мел пыль, закручивая ее в воронки. На
Тверском бульваре дети играли между луж на сухих островках асфальта.

"Согласись!" -- скажет ему Раппопорт. "Никаких статей! -- заявит Ягубов. --
Критиковать милицию -- значит критиковать власть. Разоблачать -- дело
карающих органов. Мы -- пропагандисты". "Запашок в этой сделке есть, но это
частный случай, -- скажет Макарцев. -- Речь ведь идет о жизни. Представь,
что твой сын, Ивлев, попал в беду..." Интересно, а что скажет Полищук?


_45. ПОЛИЩУК ЛЕВ ВИКТОРОВИЧ_

_ИЗ АНКЕТЫ ПО УЧЕТУ РУКОВОДЯЩИХ КАДРОВ_

Социальное происхождение -- служащий. Дед, также Лев Викторович
Полищук, -- рабочий, участник трех революций, член партии с 1906 г.,
персональный пенсионер (из автобиографии).
Член КПСС с 1949 г., партбилет No 02692311. Ранее в КПСС не состоял.
Партийное взыскание (выговор с занесением в учетную карточку) снято го
д
назад в связи с безупречным поведением.
Образование высшее, инженер, окончил Высшее техническое училище имен
и
Баумана в 1955 г.
Имеет научные труды по социологии (статьи написаны в соавторстве).
За границей был в Швеции, Австрии, Саудовской Аравии, Бангладеше,
Кувейте, OAР, Корейской народной республике, Монголии (трижды), --
туристические поездки по "Спутнику" руководителем молодежных делегаци
й.
Женат, один ребенок, 6 лет.
Член партийного бюро редакции, зампред Общества монгольско-советско
й
дружбы.
Отношение к воинской обязанности -- майор запаса, политсостав,
спецучет.
Паспорт УП ФИ No 283452, выдан 21 о/м Москвы 8 января 1960 г. Прописан
постоянно по адресу: ул. Кондратюка, 10, кор. 3, кв. 67. Тел. 253-28-14.
Дополнение к анкете: рост 176 см, глаза зеленые, цвет волос -- темный
шатен, усы черные.

_ВИРАЖИ ПОЛИЩУКА_

В десятом классе Лев, человек целеустремленный, стал кандидатом в
мастера спорта по стоклеточным шашкам. Когда он поступал в Бауманское

училище, самая патриотическая кафедра института -- спортивная -- надавила
на
приемную комиссию, и Полищук был принят, хотя недобрал одного балла. На

втором курсе он стал мастером спорта и учился меньше, чем разъезжал по

соревнованиям. Как человека общительного его выбрали членом комитет
а
комсомола, а затем выдвинули на должность секретаря. Перед ним замаячил
а
сверкающая перспектива выхода в дамки. Получив диплом инженера, молодо
й
коммунист и румяный комсомольский лидер Лев Полищук, имеющий безукориз
ненную
анкету (никто не знал, что у него бабушка -- еврейка), был рекомендован
ответорганизатором в отдел науки ЦК ВЛКСМ. Он стал курировать молодежь
в
новых сибирских академгородках.
У Полищука был серьезный недостаток, который на студенческом уровне н
е
очень ему мешал, а после стал обжигать: он верил людям. И они его подвели.
Два раза он поддержал в Новосибирском академгородке нечто, похожее на

дискуссии. Однако дискуссии быстренько переросли из чисто научных в

социальные, и было дано указание закрыть комсомольско-молодежное кафе
.
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Павлов вызвал Полищука и кратко объяснил:
-- Стриптизов не будет.
Вслед за Семичастным и Шелепиным Павлов рвался в ЦК КПСС или, на худой
конец, в КГБ. Полищук, как и все ответработники комсомола, понимал, что
руководству страной требуется омоложение и лучшие кадры для этого ест
ь в
комсомоле, первом помощнике партии. Однако если Полищуку такое омоложе
ние
представлялось выходом из застоя, то для Павлова и его единомышленников
цель
была в том, чтобы взять свое. Так или иначе старейшины поняли, что стоит
только пустить в Большой дом одного комсомольского лидера -- за ним двину
тся
остальные, связанные веревкой, как альпинисты. И хотя оба серых здания ст
оят
напротив друг друга, между партией и комсомолом был построен прозрачны
й и
непреодолимый забор. Лев понял это окончательно, когда проворовавшего
ся
Павлова назначили Председателем спорткомитета, оставив ему спортивный
Олимп,
навсегда закрыв партийный. К этому времени Полищук и сам поостыл в
оргработе.
Друзья его лепили диссертации, жили веселее. Во время перетряски,
связанной со сменой руководства, Полищуку удалось уйти в институт, где п
осле
многолетнего перерыва возобновлялась социология. Но какую бы сторону ж
изни
ни взялись изучать социологи, о публикации результатов не могло быть и р
ечи,
поскольку они "не соответствовали". Руководство возило закрытые отчет
ы
наверх, но там они тоже не нравились. У Полищука уже была готова диссертац
ия
на тему "Стремления советской молодежи и их реализация", когда пришло
указание прекратить заниматься конкретной социологией. Впредь инсти
тут
должен был следовать заданиям, в которых указывалось, какие выводы нужн
о
получить.
К счастью, Лев Викторович уже прошел хорошую школу чутья и сумел до
оргвыводов перескочить в Институт международного рабочего движения, в
новый
сектор футурологии. Тут готовили для компьютера сложную программу, цел
ь
которой -- показать, как далеко уходит коммунизм по сравнению с загнивающ
им
капитализмом. Работа продвигалась успешно, были почти готовы нескольк
о
докторских и ряд кандидатских диссертаций. Компьютер работал в торжест
венной
обстановке, руководство института обещало верхам результаты к предсто
ящему
съезду партии. Однако неожиданно машина заявила, что международное раб
очее
движение не имеет существенного значения, коммунизм не уходит вперед,
а
капитализм не загнивает. Больше того, идеология, с точки зрения футуроло
гии,
не играет роли в развитии экономики. В некоей точке пути капитализма и

коммунизма сливаются. Временная роль идеологии в том, заявил компьютер
,
чтобы тормозить конвергенцию, мешать ей.
Наказать компьютер за антиленинский подход к науке было нельзя, но
сектор футурологии ликвидировали. Полищук метнулся в поисках другого м
еста
работы и замешкался. Тут-то его и настиг выговор с занесением в учетную

карточку за идеологическую халатность, хотя непосредственно с расчета
ми Лев
связан не был.
В это время Макарцев, озабоченный омолаживанием кадров "Трудовой
правды", подыскивал себе ответственного секретаря взамен старика Овсе
ева,
старого правдиста, которого с почетом проводили на пенсию. Макарцев пони
мал,
что, не найди он сам нейтрального человека, ему пришлют из ЦК и тот станет

усердно выполнять не его, Макарцева, волю, а тех, кто его посадил. Полищук,

рекомендованный через знакомых, сразу понравился, -- Макарцеву вообще ср
азу
нравились или не нравились люди.
В новом деле мастер спорта по стоклеточным шашкам скоро почувствовал

себя как рыба в воде. Весь прошлый организаторский опыт пригодился. Газе
тный
механизм увлек Льва. Опасная система верить людям, так до конца Полищуко
м не
изжитая, обеспечивала ему хорошие отношения со всеми сослуживцами.
Единственное, что для него было хуже горькой редьки, -- это частые поездки

наверх. К счастью, Макарцев любил это делать сам, а когда не мог, облегчал

его участь, посылая своих замов. К этому времени карьерные соображения Л
ьва
Викторовича еще раз полиняли. Он будто ощутил макушкой свой потолок.
Ягубов очень удивился, когда услышал, что Полищук ездит на работу в
метро с пересадкой на троллейбус, в то время как ему положена персональн
ая
машина, и обедает в закрытой столовой ЦК ВЛКСМ, куда его пускают по
привычке, а не в столовой Большого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81