-- Сколько наклебздонить?
-- Чего? -- не понял Тавров.
-- То есть написать...
-- Сам придумал? Беру на вооружение... Строк двести, не меньше...
Митинг я уже для тебя организовал.
-- Я раньше не понимал, -- проговорил Максим, -- как это полуграмотные
люди с трибуны шпарят готовыми кусками все, чего от них ждут. Как их выучил
а
Софья Власьевна?
-- И понял? -- с ухмылкой спросил Раппопорт.
-- Понял. Знаешь, как учат петь молодых кенарей? Их сажают в одну
клетку с опытными, умеющими петь. И юнец начинает повторять за старшими.

Наши журналисты -- типичные кенари. Наслушаются и твердят, не вникая в
смысл. А сходят с трибуны и говорят: "Шумит, как улей, родной завод, а
мне-то нулик и прямо в рот". Но я-то, Яша, не кенарь!.. "Никто не может...
служить Богу и мамоне".
-- Это было раньше, Макс, а теперь -- теперь мы можем. Да, насчет твоих
генотипов... Проследи, чтобы на станции Сортировочной было поменьше евре
ев.
Они меня уже подвели с движением за коммунистический труд.
-- Мало им революции? -- загоготал Закаморный. -- Нет, все же Павлов
рефлексы должен был изучать не на собаках.
-- В противном случае Ягубов все материалы зажмет.
-- Разве он уже у власти?
-- А то! Макарцев залег с инфарктом.
-- Не так страшен черт, как его Малюта. Ты задумывался, Рап, откуда
берутся ответработники?
-- Небось, опять биологические ассоциации?
-- Раньше на кораблях уничтожали крыс так. Сперва моряки ловили в
клетки четырех крыс, сдвигали клетки попарно и открывали дверцы. Крысы

бросались друг на друга, и те две, что злее и сильнее, загрызали тех, что
слабее. Тогда ловили еще двух крыс и подсаживали в клетки. А потом еще.
Оставшихся двух самых кровожадных и агрессивных выпускали на волю, пом
орив
голодом. Они исчезали в норах и догрызали крыс, не готовых к борьбе.
-- От твоей биологии тошнит! -- проворчал Раппопорт.
Он опять подумал о серой папке. Ну, держишь Самиздат в надежном месте.
Зачем же вылезать? Всех ведь начнут тормошить.
-- Макс, не слыхал, у нас рукопись читают?..
-- Не слышал, -- отрезал Максим. -- Если достанешь, дай. Я поехал на
твой субботник.
-- Погоди! Как ты сказал?
-- Клебздонить...
-- Во! Наклебздонить успеешь. А фотарь? Без снимков не прозвучит! Звоню
Какабадзе.


_24. КАКАБАДЗЕ АЛЕКСАНДР ШАЛВОВИЧ_

_ИЗ АНКЕТЫ ПО УЧЕТУ КАДРОВ_

Фотокорреспондент газеты "Трудовая правда".
Родился 2 июня 1941 г. в Тбилиси.
Национальность: грузин. Отец грузин, мать армянка.
Родной язык: русский.
Беспартийный. Ранее в КПСС не состоял. Член ВЛКСМ с 1955 г. Членский
билет No 13484167.
Образование: среднее.
Судебным преследованиям не подвергался. За границей не был.
Знание иностранных языков и языков народов СССР: отсутствует.
Семейное положение: холост. На иждивении числится мать -- Какабадзе
Аида Тиграновна.
Общественная работа: выполняет разовые поручения.
Военнообязанный, рядовой, воинское звание солдат. Военный билет No НМ
1493874.
Паспорт XIX ЕА No 707241, выдан 6 отд. милиции г. Тбилиси, 7 сентября
1962 г.
Прописан постоянно по адресу: Москва, ул. Юных ленинцев, 51, корпус 2,
кв. 3. Телефона нет.

_ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА САШИ КАКАБАДЗЕ_

В прошлом году Какабадзе провел отпуск на Кавказе, в Гаграх. Когда
кончился курортный сезон, вдвоем с матерью они сняли маленькую комнату
у
моря, и рано утром Саша ходил со спиннингом на причал. Он стоял на волнорез
е
в темно-красном тренировочном костюме, пока не становилось жарко. Ничег
о не
ловилось, но забрасывать было приятно. Раз возле Саши остановился пожил
ой
грузин с брюшком в дорогом костюме. Он молча стоял и смотрел, иногда
тихонько выбивал лакированным ботинком какой-то ритм. Простояв около ч
аса,
грузин не выдержал:
-- Зачем ловить, если ничего не ловится, а?
-- А зачем стоять и смотреть, как ничего не ловится?
Человек усмехнулся и ответил что-то по-грузински.
-- Извините, -- сказал Саша, -- по-грузински я не понимаю...
-- Какой же ты грузин? Одна видимость...
-- Я плохой грузин, обрусевший.
-- А по-русски говоришь с грузинским акцентом, -- засмеялся человек. --
Тяжелый случай, а? Давай познакомимся. Ты, наверно, живешь в Москве, я по
отдельным приметам чувствую...
-- Угадали! Меня Саша зовут. Александр.
-- Красивое имя! А я Георгий. Тоже ничего, да? Знаешь, кто я? Я --
главный технолог Самтреста. Понимаешь?
-- Еще бы! Самтрест -- на всех бутылках грузинских вин написано.
-- Да, это так. Я здесь отдыхаю, но мне никто не нравится. Сегодня я
повезу тебя в горы, в ресторан...
-- Но я тут не один, с мамой. Она у меня армянка. И мы снимаем комнату
с питанием. Так что спасибо!
-- При чем тут мама-армянка, при чем тут питание?! Ты понимаешь кто я?!
Послушай, сколько ты зарабатываешь?
-- Сто десять.
-- В день?
-- Нет, в месяц. И еще гонорар -- но не больше половины оклада. Больше
нельзя. Если больше, работаешь бесплатно. Ну, еще халтура подворачиваетс
я...
-- Как же ты живешь? Да у нас дворник больше зарабатывает! Раз в месяц
проходит по квартирам, и все дают дворнику по десятке. Ты кто по профессии?

-- Фотокор.
-- Очень интересно! Ты можешь напечатать в газете, кого хочешь? А кого
не хочешь -- можешь не напечатать? Да если бы я сидел на таком месте, я бы
твою маму-армянку купал в золотой ванне!
Саша намотал леску на катушку и ушел. Не захотел поехать гулять в
горный ресторан с главным технологом Самтреста. Днем они с мамой ходили
на
рынок, и Какабадзе с опаской обходил бочку с вином, у которой торговал
бойкий азербайджанец. Рядом был привязан ослик. В день приезда Саша подо
шел
к этой бочке попробовать стаканчик настоящего деревенского вина. Очер
едь
двигалась неспеша. На бочку был наклеен портрет Сталина. Каждый, кто полу
чал
вино, сперва чокался с Иосифом Виссарионовичем, ударяя в лоб портрету кр
аем
стакана, и только потом выпивал. Саша поднес к губам стакан.
-- Ты почему со Сталиным не почокался? -- закричал продавец. -- Грузин
не уважаешь, да?
-- Я сам грузин, -- сказал Какабадзе. -- А ты не грузин.
-- Я азербайджан, да. Это тоже Кавказ. Тебя Россия испортил. Кто Кавказ
живет, должен Сталин любить!
Пожав плечами, Саша чокнулся остатком вина с портретом и выпил за
упокой его души. Но больше этого делать не хотел из-за отца. Шалва
Какабадзе-отец был искусствоведом. В тридцатых годах он первым предлож
ил
убрать из Музея изобразительных искусств в Тбилиси полотна тех художни
ков,
которые не отразили в своих произведениях образа самого верного учени
ка
Ленина.
По счастливому совпадению музей находился в том самом здании, где
раньше была Тифлисская духовная семинария. В ней, как стало известно из

биографии великого вождя всех народов, написанной им самим, пока семинар
исты
молились, вождь организовывал марксистские кружки. Музей заполнили пол
отна,
изображавшие товарища Сталина в разных возрастах. Правда, от ареста Шал
ву
Какабадзе это не спасло. Саше было около года, когда отца его посадили.
Аиде, его тщедушной жене, которая тоже работала в музее, родственники
помогли устроиться в торговлю. Аида стала хорошо зарабатывать, но ей был
о
мало. Она действовала энергично: обвешивала, торговала левым товаром,

научилась не давать сдачи. Сашина мать скопила целое состояние и -- чего

только не бывает? -- поехала в лагерь, где находился муж, и выкупила его. По
документам значилось, что заключенный Какабадзе Шалва убит при попытк
е к
бегству. А сам Шалва Какабадзе с паспортом Павла Коркиа, отбывшего срок з
а
мошенничество и убитого ворами, был выпущен на свободу. В Тбилиси паспор
т
этот, опять за большие деньги, заменили на паспорт с другим местом рожден
ия.
Сашина мать зарегистрировала брак второй раз.
Они уехали из Грузии на Урал, чтобы не встретить знакомых. А после
войны перебрались в Москву, и отец даже преподавал в театральном техник
уме
историю советского изобразительного искусства. Когда Саша вырос, отец у
шел и
женился на своей студентке. Саша же не собирался жениться, хотя Аиде
Тиграновне очень этого хотелось.
-- Посмотри, сколько в Москве девушек, -- говорила она. -- Даже твой
отец не выдержал. А ты? Уж если я его уговаивала от меня уйти, так тебе и
подавно пора! Твой отец, когда был молодой, имел целый гарем, и я никогда не

возражала, потому что знала: меня он любил больше всех! Ну что ты за
Какабадзе, если девушку соблазнить не можешь?
-- Успокойся, мама, -- урезонивал ее Саша. -- Я могу, но нету времени.
Сашино время улетало странно. Этот совершенно непрактичный, тихий
грузин вдруг заявлял в редакции, что он может поднять штангу весом сто

килограммов.
-- Не верите -- давайте спорить!
Спорили с ним охотно трое, а то и четверо! Условия такие: если
Какабадзе не поднимет штанги указанного веса, он каждому платит по деся
ть
рублей. Все садились в такси и ехали во Дворец тяжелой атлетики. Входили

прямо к директору, показывали редакционные удостоверения. Тот смеялся, у
знав
в чем просьба, и вел всех в зал. Здоровые спортсмены надевали на штангу
нужный вес и расходились. Щуплый Саша оставался на помосте со штангой од
ин
на один. Он храбро брался за нее тонкими руками, рывком отрывал и, тужась,

пытался положить на грудь. После двух-трех попыток, он, в красных пятнах,

молча сходил с помоста.
-- Деньги, ребята, в зарплату отдам...
И потом честно раздавал всем по десятке. Матери не говорил, чтобы не
расстраивать, подрабатывал, чтобы отнести ей денег. А сам жил впроголодь
до
следующей получки. Но через три дня после зарплаты обнаруживал, что може
т
читать мысли на расстоянии. От него отмахивались, жалея его. Он не отстава
л:
-- Честное слово, каждую вторую мысль отгадаю. Хотите на спор?..
Проиграю -- с меня пять рублей каждому.
Фотарем Саша Какабадзе стал случайно. После десятилетки его забрали в

армию, и он взял с собой фотоаппарат. У него была любимая шутка: он
фотографировал, не вставляя пленки. Но командир дивизии приказал ему

сфотографировать свою семью, и тут за обман он сел бы на губу. Пришлось
вставить. К удивлению самого Саши, снимки получись вполне сносные. С тех п
ор
у него отбоя не было от офицеров. Его снимки стала печатать дивизионная

газета. В редакции этой газеты побывал корреспондент "Трудовой правды". Е
му
не разрешили фотографировать внутри воинской части без специального д
опуска.
А у Саши были готовые снимки, уже прошедшие военную цензуру.
Теперь к военным праздникам "Трудовая правда" стала помещать снимки
рядового Какабадзе. После демобилизации его взяли на "фикс" в отдел
иллюстраций. "Фикс" означал, что он будет работать без зарплаты, а за
прошедшие в печать снимки получать гонорар.
Он легко научился снимать то, что требовалось. Передовых рабочих,
которые, улыбаясь, смотрели на станок или отвернулись от станка (третьег
о
варианта быть не могло), строителей, колхозников он привозил из командир
овок
километрами, печатал пачки, не жалел об отвергнутых, готов был ехать снов
а
куда угодно. Но как только Александр выучился своей профессии, ему это

надоело. Он бы печатал снимки из жизни, которых у него скопилось много.
Уличные сценки, нищих, убогие базары в маленьких городах, тупые лица пьян
ых
рабочих, которые, гогоча, окружали во время съемки образцового передови
ка,
выдвинутого парткомом. Но снимки из жизни Саша мог смотреть только в
иностранных журналах. Для развлечения фотарь Какабадзе стал собирать
лица
ответственных деятелей партии и правительства, которых ему приходило
сь
фотографировать на различных съездах, церемониях и во время встреч гла
в
иностранных государств. Саша отбирал самые выразительные, те, что полага
лось
уничтожать немедленно.
-- Зачем они тебе? -- спрашивали его. -- Неужели на них смотреть не
надоело?
-- Очень надоело! -- весело отвечал он. -- Но это -- для потомков. Один
человек посоветовал их собирать.
-- Кто?
-- Это неважно... Вдруг потомки, сказал он, захотят устроить
Нюрнбергский процесс в Москве? Захотят -- и вот, пожалуйста.


_25. Я -- РЫБА_

Завидев в конце коридора Надю Сироткину, Саша опустил на пол тяжелый
кофр с аппаратурой, остановился и расставил от стены до стены худые руки
.
Стоял и ждал. Надежда, бледненькая от долгого отсутствия солнца, казалос
ь,
могла прошмыгнуть везде. Но только не мимо Какабадзе. Поэтому ее шаги
становились все вкрадчивей, и она остановилась.
-- Пропусти, пожалуйста, -- сухо попросила она. -- Я спешу...
-- Надя! -- с упреком проговорил Саша.
-- Что? -- она устало взглянула на него.
-- Надя!.. Сегодня уже восемь месяцев и четыре дня, как ты мне
нравишься.
-- И ты мне. Пусти!
-- Опять пусти, куда пусти, всегда одни пусти! Пожалуйста! Никто тебя
не держит! Но почему? Сколько тебе лет?
-- Двадцать три.
-- А мне?
-- Кажется, двадцать восемь.
-- Вот видишь! Идеальное соотношение сил.
-- Ну и что?
-- Как это что?! Давай вступим...
-- Куда?
-- В брак, куда же еще?
-- А потом?
-- Потом?.. Ты заставляешь меня краснеть, Надя. Потом у всех бывает
одно и то же.
-- Вот видишь! А я не хочу одного и того же...
-- Ну хорошо, согласен! У нас будет наоборот. У всех так, а у нас не
так. Только об одном тебя прошу: чтобы дети у нас были, как у всех. Мне надо
два. А тебе?
-- Мне тоже два.
-- Всего четыре. Согласен, Надя! Пошли!
-- Куда?
-- Опять куда! В ЗАГС.
-- Не хочу.
-- Хорошо, давай без ЗАГСа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81