-- Понятно? -- спросил Царский, счастливый своим талантом. --
Давайте-ка хором, друзья: "Да здравствует -- интонация вверх, пауза -- наше
родное -- маленькая пауза -- советское -- пауза еще меньше --
прави-тель-ство-о-о!"
Пианино подтвердило правильность этой мысли величественным мажорны
м
аккордом.
-- Не басите, не басите! Нежнее, задушевнее! Так, чтобы всем, сидящим
вокруг вас в зале, захотелось повторить вместе с вами. Ну, давайте, --
артист заглянул в бумажку, -- "Слава могучему авангарду нашей партии, ее
ленинскому -- и раскатисто, как эхо, -- По-лит-бю-ю-юро-о-о-о!"
После уроков актерское мастерство Утерина продвинулось. Но и старый

опыт не пропал. На съездах и партийных конференциях членов группы
скандирования равномерно распределяли по залу с таким расчетом, чтобы к
аждый
сотрудник отвечал за определенную группу депутатов или делегатов. Влад
имир
наблюдал за движением рук закрепленных за ним зрителей. Локтем он мог

незаметно определить содержимое кармана проходящего мимо человека, на
давить
бедром на портфель, выясняя твердость и вес лежащего в нем предмета.
Тексты для скандирования сотрудникам выдавали заранее, отметив
галочками, после каких слов в докладе какую здравицу произносить, когд
а
аплодировать, когда аплодировать бурно, после какого абзаца долго не

смолкать, а когда вставать и устраивать овацию. В обязанности входило та
кже
вовлекать окружающих в аплодисменты и крики "ура!" Делалось это так. Когд
а
приближались слова, после которых должны были следовать аплодисменты, У
терин
поворачивался к своим соседям справа и слева и, восторженно улыбаясь,

говорил:
-- Здорово сказано, правда? Гениально! Давайте похлопаем!..
Тут как раз докладчик прерывался (у него в тексте тоже стояла галочка),
и Утерин мгновенно принимался хлопать, вовлекая сидящих вокруг личны
м
примером. И разницу между теми, кто аплодирует от избытка чувств, кто из

вежливости, а у кого такая работа, установить было невозможно.
Организация окончания речи вождя была самой сложной и ответственной

задачей. Требовалось особое мастерство, чтобы поднять весь многотысячн
ый зал
единым порывом восторга. Ведь начальник не подавал сигнал, когда
аплодисментам пора вдруг перейти в бурную овацию и когда во время оваци
и
всему залу встать. Поэтому на специальных тренировках участники групп
ы,
начав аплодировать, отсчитывали в уме двадцать секунд (два хлопка в секу
нду)
и переходили к бурным аплодисментам (четыре хлопка в секунду), вовлекая з
ал.
Затем ими отсчитывалось еще ровно двадцать секунд, и начиналась овация,
во
время которой раздавались как бы случайные, разрозненные крики "Ура!",
"Слава!". Наконец, еще через двадцать секунд (восемьдесят хлопков) все
сотрудники группы скандирования поднимались с мест, продолжая бурно

аплодировать, но теперь -- над головой. Одновременно они жестами приглаша
ли
встать соседей и кричали выученные заранее здравицы в честь вождя. Это б
ыл
апофеоз, после которого сотрудникам оставались только рутинные меропр
иятия
по слежке за сидящими вокруг.
Работал Владимир Кузьмич добросовестно, но вечерами у него теперь
оставалось время. Он решил сделаться следователем, и после второго курс
а
юридического факультета был переведен в группу борьбы с нарушениями

советской морали. Работа в группе была разнообразной. Сотрудники групп
ы
дежурили возле церквей в праздники и, отводя в сторону, били молодых люде
й,
пытающихся войти в церковь. В парадных избивали евреев, желающих поехат
ь в
Израиль. По указаниям смежного отдела поджидали студентов, вынимали и
з
портфелей Самиздат и били кастетами. Но били без увечий, поскольку это бы
ли
меры чисто воспитательного характера.
Потом была работа в группе заполнителей. Заполнители заранее занимал
и
все места на открытых политических процессах. Каждый желающий мог в прин
ципе
тоже попасть в зал судебного заседания, но мест не было. Если же кого-то
требовалось впустить, один из заполнителей как бы случайно поднимался
и
уходил, освобождая ровно одно место. Утерину пришлось заполнять залы, ко
гда
перед студентами выступали американский сенатор и член Политбюро итал
ьянской
компартии, которые могли сказать не совсем то, что нужно; он заполнял зал

Библиотеки иностранной литературы, когда там выступал социолог из ФРГ,
залы
выставок иностранной живописи, а также заполнял с плакатами улицы пере
д
посольствами вместе с группой скандирования, а если требовалось бить ст
екла,
то и с группой борьбы с нарушениями советской морали, выражая гнев и
возмущение советского народа.
Настал день, когда Утерин доложил начальству о том, что он окончил
университет и его образование может считаться законченным высшим. Он б
ыл
произведен из младшего лейтенанта госбезопасности в капитана милици
и и
назначен на должность старшего инспектора МУРа.
С Петровки Владимир Кузьмич и сейчас частенько ходит домой пешком до

метро, замедляя шаг возле Лубянки. Топтуны, прогуливающиеся вдоль здани
я,
делают вид, что они просто прохожие. А прохожие делают вид, что об этом не

догадываются. Утерин идет медленно, подмигивая каждому из бывших свои
х
коллег.
-- Как дела, Володя? Сколько платят?
-- Дела идут, контора пишет, -- тихо отвечает Утерин, делая вид, что
разглядывает бронзового Дзержинского.
-- А ты все топчешься?
-- Да вот, понимаешь, никак не переведут в группу скандирования.
-- Понятно! Ну, будь!
И Владимир идет дальше. А топтун очаянно трет уши и вдруг, чтобы
согреться, бросается к мальчику из провинции, который сфотографирова
л
памятник Дзержинскому.
-- Здесь фотографировать запрещено! -- сурово выговаривает он, отбирает
фотоаппарат и засвечивает пленку.


_37. НАДО ИСКАТЬ КАНАЛЫ_

Около получаса Зинаида Андреевна ждала в бюро пропусков, пока ее
позвали к окошечку и вернули паспорт с вложенным в него листочком бумаг
и.
Сердце у нее колотилось, и мысли сновали в беспорядке. Но она старалась н
е
позволить себе расслабиться и думала о том, как подать новость Игорю
Ивановичу и можно ли ему вообще при нынешнем его состоянии услышать тако
е.
Макарцев не раз упрекал ее в том, что она живет, как у Христа за
пазухой. Умру -- как будешь справляться? Она смеялась и отвечала ему, что
надо будет -- научится, а вообще она уверена, что он с его энергией
переживет ее и еще женится. Конечно, ей не хотелось бы этого, но сие не в ее

власти: все мужчины одинаковы. Вот и представился Зинаиде случай доказа
ть,
что самостоятельной она быть умеет. Лучше бы только не было этой
необходимости. За что прогневался Бог? Она вспомнила Бога механически,
в
связи с навалившейся бедой. В остальное время он был ей не нужен.
Ей объяснили, как пройти к старшему следователю Утерину. Дверь
оказалась запертой, и Зинаида Андреевна остановилась в коридоре, присло
нясь
к стене. Мимо нее деловито сновали люди в милицейской форме и штатские.

Одного она попыталась спросить, он отрицательно качнул головой, как немо
й, и
она снова стояла, ждала. Защитить ее от невнимания, прийти на помощь было

некому. В ней никто здесь не нуждался, но от всех от них она сейчас
зависела, и это ее унижало. Минут через сорок (а может, и час минул) к двери
подошел спортивного вида мужчина, немного простоватый, с погонами. Он

вытащил из кармана связку ключей, нашел подходящий и открыл дверь.
-- Вы -- Макарцева? -- не подняв глаз, с хрипотцой спросил он. --
Зайдите.
Он вошел в кабинет первым, позвякивая ключами. Зинаида Андреевна не
привыкла к такому обращению и готова была разреветься от обиды. Но ей
предстояло заменить Игоря, быть мужчиной, и она плотно сжала губы.
-- Присаживайтесь.
Утерин так и не взглянул на нее. Он не торопясь закурил, ловко швырнул
спичку в форточку и молча углубился в папку. Дым дешевых сигарет доплыл д
о
нее, и она закашлялась.
-- Макарцев Борис Игоревич, рождения 1950-го, русский, комсомолец --
ваш сын? -- он наконец-то посмотрел на Зинаиду Андреевну.
-- Мой, мой, конечно! -- она напряглась так, будто у нее собрались
отобрать сына.
-- Та-ак... Он выпивал?
-- Нет, -- помедлив, ответила Зинаида Андреевна. -- Только сок --
томатный очень любит.
-- Томатный любит... Это хорошо.
-- Ну, может быть, на праздник рюмочку с отцом...
-- С отцом? Вот протокол первого допроса... "Вечером 15 марта я
встретился с Котловым, моим бывшим школьным другом... Купили бутылку водк
и и
сели у него дома поговорить по душам. Пришел еще один друг, Демченко.
Остатки водки мы вылили ему. Потом я поехал в Дом журналиста, где
познакомился с девушкой, имя не помню..." Кто это -- Демченко?
-- Котлов -- Борин одноклассник. А Демченко -- первый раз слышу...
-- Имя девушки тоже не знаете?
-- Не знаю, -- закрыв глаза, тихо ответила Зинаида.
-- Так... "Я угостил ее коньяком и предложил проехаться за город. Она
отказалась, так как ей надо было домой. Тогда я поехал за город сам. Двоих

людей, переходивших Кутузовский проспект, заметил, только когда они уже
были
перед самым радиатором, так как было темно. Я нажал на тормоз и резко
повернул вправо, но они тоже побежали вправо, и я их сбил. Хотел
затормозить, но пока думал, останавливаться или нет, отъехал уже далеко
и
тогда еще прибавил газ. Выехав на Минское шоссе, я одумался и остановился.
И
сам вышел на дорогу, навстречу Госавтоинспекции..."
-- Он на себя наговаривает, -- сказала Зинаида. -- Хвастается!
-- Посмотрим, -- проговорил Утерин, листая бумаги. -- Вот заключение
медицинской экспертизы... Спустя 1 час 40 минут после происшествия...
Сильная степень алкогольного опьянения.
-- Он не мог много выпить!
-- Стакана два водки или коньяку, не меньше!
-- Но ведь как он сбил, никто не видел! Это кто-то другой, а вы
сваливаете на него!
Утерин в первый раз усмехнулся.
-- Вот показания свидетелей: таксист Мамедов, автомашина 13-77 ММТ.
Следовал за "Москвичом" Макарцева на расстоянии ста метров. Видел, что
произошло, и из ближайшего автомата позвонил в милицию. После этого
патрульную машину направили в погоню. Шофер уборочной машины 91-54 МОР Окун
ь
двигался по левой стороне навстречу... Акт дорожного происшествия...
Превышение скорости до 95 километров в час. На правом крыле и капоте
"Москвича" следы ударов, кровь.
-- А те двое? -- она замялась, не зная как их назвать и как спросить.
-- Они... что?
-- Как раз принес заключение патологоанатома. Вскрытие показало у обоих

наличие алкоголя в крови -- в средней степени.
-- Значит, они сами виноваты!
-- Больше того, они переходили улицу в неположенном месте.
-- Вот видите, я же говорю! Сами и поплатились...
-- Сами-то сами, -- Утерин почесал затылок. -- Это смягчает вину вашего
сына. Но много остается. Пьяный за рулем -- раз. Превышение скорости -- два.
Оба пострадавших со смертельных исходом -- три. Не остановился, чтобы
оказать помощь, -- четыре... Решать будет суд...
-- Суд? Подождите, -- глаза Зинаиды Андреевны наполнились слезами, и
вся ее твердость рухнула. -- Объясните, что я должна сделать, чтобы суда не

было?
Утерин смотрел на нее внимательно. Вопрос можно было понимать
по-разному, но сама постановка его свидетельствовала о том, что его
собеседница имела определенные возможности.
-- Таких советов давать не могу. Лучше вам самой решить этот вопрос.
-- Я должна посоветоваться с мужем. Но он сейчас в больнице. Вы знаете,
кто он?
-- Знаю. Это узнать нетрудно.
-- Я тоже так думаю... Скажите, а могу я увидеть сына?
-- Вы просите свидания?
-- Да, да! Свидание!
Утерин тщательно погасил сигарету о каблук ботинка, бросил в корзину

для бумаги, медленно поднялся, дело положил в сейф, запер его и вышел.
Зинаида успела наплакаться, вытереть слезы и тщательно привести себя
в
порядок. Только глаза остались вспухшими и красными. Еще никогда она не

чувствовала себя такой старой.
-- Учитывая, что вы -- жена Макарцева, свидание разрешили, -- произнес
Владимир Кузьмич с порога, -- но ваш сын отказался.
-- Не может быть! -- воскликнула Зинаида Андреевна, пораженная этим
больше, чем всем предыдущим. -- Неправда!
-- Если хотите, -- сухо сказал Утерин, -- можем привести его.
-- Насильно? Нет уж!.. Я могу быть свободна?
Она гордо поднялась.
-- Я отмечу ваш пропуск.
Утерин глянул на часы, проставил время и расписался. Он посмотрел вслед

Макарцевой. "Самых красивых женщин отбирает для себя начальство", --
промелькнуло у него. Но зависти в этой мысли не было.
Зинаида вышла из ворот, не чуя под собой ног, остановилась, не зная
куда двигаться, что предпринять, к кому обратиться. Второй удар, после
инфаркта Игоря, обрушился на нее. Но мужу она ничего не скажет. Она будет

бороться сама.
Игорь Иванович болен, но с его положением не могут не посчитаться. Она
не имеет права расслабиться, позволить несчастью взять власть над ее

нервами. Она будет рассуждать, как обычно делает Гарик, начиная с основно
го,
а не второстепенного, и действовать так, будто это не ее сын, а чужой, будто

это лишь ее общественный долг -- спасти ребенка, попавшего в беду. Придума
в
эти слова -- общественный долг, она решительно подошла к машине. Двоенино
в
безмятежно подремывал за рулем. Он вложил руки в рукава, чтобы не стыли, и

добирал невзятое у сна ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81