Беспробудная
лень, тревожное безделье -- таков неизбежный результат автократии.
В угоду власти все стараются скрыть от иностранца те или иные
неприглядные стороны русской жизни. Никто не заботится о том, чтобы искр
енне
удовлетворить его законное любопытство, все охотно готовы обмануть ег
о
фальшивыми материалами. Все, проживающие в России, кажется, дали обет
молчания обо всем, их окружающем.
В день падения какого-нибудь министра его друзья должны стать немыми и

слепыми. Человек считается погребенным тотчас же, как только он окажетс
я
попавшим в немилость.
У русских есть названия всего, но ничего нет в действительности. Россия

-- страна фасадов. Прочтите этикетки -- у них есть цивилизация, общество,
литература, театр, искусство, науки, а на самом деле нет даже врачей: стоит

заболеть, и можете считать себя мертвецом!
Русский двор напоминает театр, в котором актеры заняты исключительно

генеральными репетициями. Никто не знает хорошо своей роли, и день спект
акля
никогда не наступает, потому что директор театра недоволен игрой свои
х
актеров. Актеры и директор бесплодно проводят всю свою жизнь, подготовл
яя,
исправляя и совершенствуя бесконечную общественную комедию. В России к
аждый
выполняет свое предназначение до последних сил.

-- Это кто же директор театра? -- невольно вслух спросил Макарцев.
-- Неужели вы не поняли? -- вопросом на вопрос ответил Кюстин и
засмеялся.
-- Вам, критиканам, советовать легко. Вам подавай коммунизм на
блюдечке! А где нам его взять готовым?
-- Нам не надо вашего комизма, -- грустно сказал Кюстин, не поняв
слова. -- И я вообще не знаю, чего вам надо. Я просто писатель и высказываю
свое мнение, правду, как я ее понимаю, только и всего.
Макарцев сердился и оттого увлекался еще больше. Он не мог не признать,

что это умная книга, потому что не было в ней дешевой брани. Тут не
упрекался лично он, Макарцев, представитель руководящей партии и, значи
т,
ответственный в какой-то мере за величайшие события века.
-- Да ведь я, если хотите знать, -- сказал Игорь Иванович, -- всегда
стараюсь смягчить, сделать культурнее, быть справедливее, человечнее, т
о
есть быть настоящим коммунистом.
-- Вижу, месье, -- прищурил глаза Кюстин. -- Поэтому я и пришел к вам.
-- Имей я больше власти, и система была бы не такой, как она есть. Но
что я могу поделать один?
-- Ведь я вас не сужу, -- вздохнул Кюстин. -- Да вы читайте дальше...

В России нет больших людей, потому что нет независимых характеров, за
исключением немногих избранных натур, слишком малочисленных, чтобы ока
зать
влияние на окружающих. Самый ничтожный человек, если он сумеет понравит
ься
государю, завтра же может стать первым в стране. Каждый поступок,
возвысившийся над слепым и рабским послушанием, становится для монарх
а
тягостным и подозрительным. Эти исключительные случаи напоминают о чьи
х-то
притязаниях, притязания -- о правах, а при деспотизме всякий подданный, лиш
ь
мечтающий о правах, -- уже бунтовщик.
Приезжайте в Россию, чтобы воочию убедиться в результате страшного
смешения духа и знаний Европы с гением Азии. Оно тем ужаснее, что может
длиться бесконечно, ибо честолюбие и страх -- две страсти, которые в други
х
странах часто губят людей, заставляя их слишком много говорить, здесь

порождают лишь гробовое молчание.
Величественный проспект доходит, постепенно становясь все безлюднее
,
некрасивее и печальнее, до самых границ города и мало-помалу теряется в

волнах азиатского варварства, со всех сторон заливающих Петербург и

расходящихся во все стороны от нескольких почтовых шоссе, постройка кот
орых
только начата в этой первобытной стране. Город окружен ужасающей
неразберихой лачуг и хибарок, бесформенной гурьбой домишек неизвестн
ого
назначения, безымянными пустырями, заваленными всевозможными отброса
ми --
омерзительным мусором, накопившимся за сто лет жизни беспорядочного
и
грязного от природы населения.
Русские заимствовали науку и искусство извне. Они не лишены природног
о
ума, но ум у них подражательный. Все православные церкви похожи одна на

другую. Живопись неизменно византийского стиля, то есть неестественна
я,
безжизненная и поэтому однообразная. Не люблю я искусства в России.
Коллекцию Эрмитажа особенно портит большое количество посредственн
ых
полотен. Собирая галерею Эрмитажа, гнались за громкими именами, но подли
нных
произведений больших мастеров немного, подделок гораздо больше.
Самый воздух этой страны враждебен искусству. Все, что в других странах

возникает и развивается совершенно естественно, здесь удается только
в
теплице.
Презрение к тому, чего они не знают, кажется мне доминирующей чертой
русского национального характера. Их быстрый и пренебрежительный взг
ляд
равнодушно скользит по всему, что столетиями создавал человеческий ге
ний.
Они считают себя выше всего на свете, потому что все презирают. Их похвал
ы
звучат, как оскорбления. Вместо того чтобы постараться понять, русские

предпочитают насмехаться. Ирония выскочки может стать уделом целого на
рода.
Влияние татар пережило свергнутое иго. Разве вы прогнали их для того, что
бы
им подражать? Недалеко вы уйдете вперед, если будете хулить все, вам
непонятное.

Игорь Иванович остановился. Он снял очки и надавил двумя пальцами на
веки, чтобы дать глазам отдохнуть. Кюстин, казалось, дремавший в кресле,

молча посмотрел на него.
-- Какая разница, -- не обращаясь к нему, вслух сказал Макарцев, --
сейчас это написано или в 1839? Это наблюдательно подмечено!
-- Вы находите? -- удовлетворенно заметил маркиз.
-- Да, черт побери! Если быть с вами откровенным, то все эти мерзости у
нас есть! Это все давно пора менять. Чего мы боимся? Почему не хотим ничего

слушать?
-- В самом деле, почему? -- спросил Кюстин и захохотал.
-- Не вижу ничего смешного, -- сухо отреагировал Макарцев и продолжил
чтение.

Народ топит свою тоску в молчаливом пьянстве, высшие классы -- в шумном
разгуле. Этому народу не хватает одного очень существенного душевног
о
качества -- способности любить.
Путешественник с величайшими усилиями различает на каждом шагу две

нации, борющиеся друг с другом: одна из этих наций -- Россия, какова она
есть на самом деле, другая -- Россия, какою ее хотели бы показать Европе.
Наилучшей репутацией пользуются те путешественники, которые легче др
угих
поддаются обману. Всюду и везде мною ощущается прикрытая лицемерная

жестокость, худшая, чем во времена татарского ига: современная Россия

гораздо ближе к нему, чем нас хотят уверить. Везде говорят на языке
просветительной философии XVIII века, и везде я вижу самый невероятный гнет.

Мне говорят: "Конечно, мы хотели бы обойтись без произвола, мы были бы тогд
а
богаче и сильнее. Но, увы, мы имеем дело с азиатским народом". И в то же
время говорящие думают: "Конечно, хорошо было бы избавиться от необходим
ости
говорить о либерализме и филантропии, мы стали бы счастливее и сильнее, н
о,
увы, нам приходится иметь дело с Европой".
Все сводится здесь к одному-единственному чувству -- страху.
Что представляет собой эта толпа, именуемая народом? Не обманывайте
себя напрасно: это -- рабы рабов. Человек в России не знает ни возвышенных

наслаждений культурной жизни, ни полной и грубой свободы дикаря, ни
независимости и безответственности варваров. Тягостное чувство, не

покидающее меня с тех пор, как я живу в России, усиливается оттого, что все

говорит мне о природных способностях угнетенного народа. Мысль о том, че
го
бы он достиг, если бы был свободен, приводит меня в бешенство.
Если пробежать глазами одни заголовки -- все покажется прекрасным. Но
берегитесь заглянуть дальше названий глав. Откройте книгу, и вы убедите
сь,
что в ней ничего нет: все главы лишь обозначены, но их еще нужно написать.

Сколько лесов являются болотами, где не найти ни вязанки хвороста. Сколь
ко
полков в отдаленных местностях, где не найти ни единого солдата! Скольк
о
городов и дорог существует в проекте! Да и вся нация, в сущности, -- не что
иное, как афиша, расклеенная по Европе, обманутой дипломатической фикцие
й.
Политические суеверия составляют душу этого общества. Самодержец,
совершенно безответственный с политической точки зрения, отвечает за в
се. До
сих пор я думал, что истина необходима человеку, как воздух, как солнце.
Путешествие по России меня в этом разубеждает. Лгать здесь -- значит
охранять, говорить правду -- значит потрясать основы.
-- Смотрите, не проговоритесь! -- неизбежный припев в устах русского
или акклиматизировавшегося иностранца.
Русский народ -- нация немых. Русский получает на своем веку не меньше
побоев, чем делает поклонов. И те, и другие применяются здесь равномерно
в
качестве методов социального воспитания народа. Дрожат до того, что скры
вают
страх под маской спокойствия, любезного угнетателю и удобного для
угнетенного. Тиранам нравится, когда кругом улыбаются. Благодаря навис
шему
над головами всех террору, рабская покорность становится незыблемым пр
авилом
поведения. Жертвы и палачи одинаково убеждены в необходимости слепог
о
повиновения.
-- Что за преувеличения! -- воскликнут русские. -- Какие громкие фразы
из-за пустяков!
Я знаю что вы называете пустяками, в этом вас и упрекаю! Ваша привычка
к подобным ужасам объясняет ваше безразличное к ним отношение, но отнюдь
его
не оправдывает. Вы обращаете не больше внимания на веревки, которыми на

ваших глазах связывают человека, чем на ошейники ваших собак. Умерьте ва
ше
рвение, откажитесь только от лжи, которая всюду господствует, все
обезображивает, все отравляет у вас, -- и вы сделаете достаточно для блага

человечества.
Среди бела дня на глазах у сотен прохожих избить человека без суда и
следствия -- это кажется в порядке вещей. В цивилизованных странах
гражданина охраняет от произвола агентов власти вся община; здесь
должностных лиц произвол охраняет от справедливых протестов обиженног
о.
Адвокатов не может быть в стране, где отсутствует правосудие. Откуда же

взяться среднему классу, который составляет основную силу общества и б
ез
которого народ превращается в стадо, охраняемое хорошо выдрессирован
ными
овчарками?
Нравы русских, вопреки всем претензиям этого полуварварского племени
,
еще очень жестоки и надолго останутся жестокими. И под внешним лоском

европейской элегантности большинство этих выскочек цивилизации сохр
анило
медвежью шкуру -- они надели ее мехом внутрь. Но достаточно их чуть-чуть
поскрести -- и вы увидите, как шерсть вылезает наружу и топорщится. Русски
е
не столько хотят стать действительно цивилизованными, сколько стараю
тся
казаться таковыми. В основе они остаются варварами. К несчастью, эти варв
ары
знакомы с огнестрельным оружием. Это -- нация, сформированная в полки и
батальоны, военный режим, применимый к обществу в целом и даже к сословия
м,
не имеющим ничего общего с военным делом.
Из подобной организации общества проистекает такая лихорадка завист
и,
такое напряжение честолюбия, что русский народ теперь ни к чему не спосо
бен,
кроме покорения мира. Мысль моя постоянно возвращается к этому, потому ч
то
никакой другой целью нельзя объяснить безмерные жертвы, приносимые

государством и отдельными членами общества. Очевидно, народ пожертвов
ал
свободой во имя победы.
Возникает серьезный вопрос: суждено ли мечте о мировом господстве
остаться только мечтою, способной еще долгое время наполнять воображе
ние
полудикого народа, или она может в один прекрасный день претвориться в

жизнь? Скажу лишь одно: с тех пор как я в России, будущее Европы
представляется мне в мрачном свете.
Участь России, уверяют меня, -- завоевать Восток и затем распасться на
части. Научный дух отсутствует у русских. У них нет творческой силы, ум по

природе ленивый и поверхностный. Если они и берутся за что-либо, то тольк
о
из страха. Народ, не могущий ничему научить те народы, которые он собирает
ся
покорить, недолго останется сильнейшим. Государство, от рождения не
вкусившее свободы, государство, в котором все серьезные политические кр
изисы
вызывались иностранными влияниями, такое государство не имеет будущег
о.
Я стою близко к колоссу, и мне не верится, что провидение создало его
лишь для преодоления азиатского варварства. Ему суждено, думается мне,

покарать испорченную европейскую цивилизацию новым нашествием с Восто
ка. Нам
грозит вечное азиатское иго, оно для нас неминуемо, если излишества и пор
оки
обрекут нас на такую кару.
Эта милая страна устроена так, что, не имея непосредственной помощи
представителей власти, иностранцу невозможно путешествовать по ней б
ез
неудобств и даже без опасностей. Вы решаете лучше не видеть многого, чем б
ез
конца испрашивать разрешения -- вот первая выгода системы. Вы всегда буде
те
под пристальным наблюдением, вы сможете поддерживать лишь официальны
е
контакты со всевозможными начальниками, и вам предоставят лишь одну сво
боду
-- свободу выражать свое восхищение перед законными властями. Вежливост
ь,
таким образом, превращается в способ наблюдения за вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81