Ц Чернозуб, сын мой, я не п
онимаю. Ты же теперь образованный человек, ученый. Конечно, монахом ты ста
л случайно, но я понятия не имел, что тебя так мало волнует все, что ты тут ус
воил.
Чернозуб вытер глаза рукавом рясы и попытался возразить, высказав слова
благодарности, но пресвященный Джарад продолжил:
Ц Вспомни, каким ты был, когда явился сюда, сын мой. Всем вам троим было по
пятнадцать лет, и ты не знал ни одного слова на цивилизованном языке. Ты не
мог написать своего имени. Ты никогда не слышал о Боге, хотя, как выяснило
сь, был неплохо осведомлен о существовании гоблинов и ночных ведьм. Ты ду
мал, что конец света пролегает к югу от этих мест, не так ли?
Ц Да, владыка.
Ц Очень хорошо. А теперь подумай о сотнях, подумай о тысячах юных дикарей
, твоих соплеменниках, точно таких, каким ты был тогда. О своих родственник
ах, о друзьях. И теперь я хочу знать: что может наполнить твою жизнь больши
м смыслом, дать большее удовлетворение, чем возможность принести своему
народу начатки религии, цивилизации и культуры, которые ты усвоил здесь,
в аббатстве святого Лейбовица?
Ц Может, отче аббат забыл, Ц сказал монах, который к тридцати годам обре
л грустное костистое лицо, а из-за скромной застенчивой манеры поведени
я его свирепые предки никоим образом не узнали бы своего соплеменника.
Ц Я не родился свободным или среди дикарей, как и мои родители. У моей сем
ьи не было лошадей со времен моей прапрабабушки. Мы говорили на языке Коч
евников, но трудились на ферме. Настоящие Кочевники называли нас пожират
елями травы и плевали в нас.
Ц Ты не рассказывал этого, явившись сюда! Ц укоризненно заметил Джарад.
Ц Аббат Гранеден решил, что ты из диких Кочевников.
Чернозуб опустил глаза. Знай аббат Гранеден, кто он такой, отослал бы его д
омой.
Ц Значит, настоящие Кочевники плюют на вас? Ц задумчиво заключил преос
вященный Джарад. Ц В чем же причина? Предполагаю, ты не мечешь бисер пере
д этими свиньями?
Брат Чернозуб открыл и снова закрыл рот. Он покраснел, напрягся, скрестил
руки, положил ногу на ногу, привел их в прежнее положение, закрыл глаза, на
хмурился, сделал глубокий вдох и заворчал было сквозь зубы:
Ц Вовсе не бисер…
Но аббат Джарад прервал его, чтобы предотвратить взрыв эмоций:
Ц Ты настроен пессимистично относительно этих перемещенных племен. Ты
считаешь, что у них в любом случае нет будущего. Я же считаю, что оно есть, и
намеченную работу надо делать, ты единственный, кто на это способен. Помн
ишь обет послушания? Забудь цель трудов своих, если ты не веришь в нее, и об
рети цель в самой работе. Ты же помнишь изречение: «Труд Ц это молитва». Д
умай о святом Лейбовице, о святом Бенедикте. Подумай о своем призвании.
Чернозуб взял себя в руки.
Ц Да, мое призвание, Ц с горечью сказал он. Ц Как-то я подумал, что призва
н к молитве… к молитве и созерцанию. Во всяком случае, так мне было сказано
, отче аббат.
Ц Ну а кто же сказал тебе, что монах, погруженный в размышления, не должен
трудиться? А?
Ц Никто. Я не говорю…
Ц Значит, ты, по всей видимости, должен считать, что усвоение знаний Ц эт
о самый худший труд для того, кто погружен в созерцание. Не так ли? Ты думае
шь, что если будешь скрести каменные полы или выносить дерьмо из уборных,
то станешь ближе к Богу, чем переводя достославного Боэдуллуса? Послушай
, сын мой, если ученость несовместима с созерцательным образом жизни, чег
о тогда стоит жизнь святого Лейбовица? Чем бы мы тогда занимались в Юго-За
падной пустыне двенадцать с половиной веков? А что же те монахи, которые о
брели святость, трудясь в том скриптории, где ты сейчас работаешь?
Ц Но это не то же самое…
Чернозуб сдался. Он попал в ловушку аббата, и, чтобы выбраться из нее, долж
ен был заставить Джарада признать эту разницу, чего, как он знал, Джарад ст
арательно избегает. Существовал вид «учености», который представлял со
бой религиозную практику созерцательности, свойственную данному орден
у, но не имел ничего общего с головоломным трудом по переводу текстов дос
тославного историка. Он знал, что Джарад имел в виду оригинальную работу,
имеющую вид ритуала, по сохранению Меморабилии Лейбовица Ц фрагментар
ных, с трудом понимаемых записей о Magna Civitas, Великом государстве. Записей, спас
енных от сожжения времен Упрощения самыми первыми последователями Айз
ека Эдварда Лейбовица, любимого святого Чернозуба после Девственницы. П
оздние последователи Лейбовица, дети темного времени, самоотверженно в
зяли на себя довольно бессмысленный труд по копированию, перекопирован
ию, запоминанию и даже исполнению хором этих загадочных записей. Эта ску
чная утомительная работа требовала полного и бездумного внимания, при м
инимуме воображения, с помощью которого копиист мог увидеть какой-то см
ысл в бессмысленном сплетении линий, отображавших диаграммы и забытые и
деи двадцатого столетия. Она требовала полной самоотдачи и погружения в
работу, которая сама по себе была молитвой. Когда человек, творя молитву, п
олностью уходил в нее, какой-то звук, слово, звон монастырского колокола м
огли заставить его изумленно поднять глаза от копировального стола и ув
идеть, как таинственно преобразился окружающий мир, который сияет божес
твенным постоянством. И может, тысячи усталых копиистов на цыпочках вход
или в этот рай через ворота из разрисованного пергамента, но эта работа н
е имела ничего общего с головоломными стараниями познакомить Кочевник
ов с Боэдуллусом. Тем не менее Чернозуб решил не спорить.
Ц Я хотел бы вернуться в мир, владыка, Ц твердо сказал он.
Ответом ему было мертвое молчание. Глаза аббата превратились в блестящи
е щелки. Чернозуб моргнул и отвел взгляд в сторону. Какое-то насекомое с ж
ужжанием влетело в комнату, описало два круга и приземлилось на шею Джар
ада; пробежавшись по ней, оно вспорхнуло и с жужжанием вылетело в то же окн
о.
Из-за приоткрытой двери соседней комнаты доносились приглушенные голо
са новичков или послушников, повторявших затверженные ими куски Мемора
билии, но тишина от этого не нарушалась.
«… И завихрения магнитного поля, оцениваемые в ходе времени, интенсифици
руют вектор плотности потока электричества в сочетании с уже существую
щим вектором плотности. Но третий закон утверждает, что отклонение векто
ра плотности потока электричества приводит…» Ц голос был тихим, мягким
, почти женским и тараторил с такой скоростью, словно монах перебирал чет
ки, размышляя над одним из Таинств. Голос был знакомым, но Чернозуб не мог
определить его владельца.
Наконец преосвященный Джарад вздохнул и заговорил:
Ц Нет, брат Чернозуб, ты не можешь снять с себя обеты. Тебе тридцать лет, но
что ты представляешь из себя за стенами обители? Четырнадцатилетнего бе
глеца, не знающего, куда направить стопы. Фу! Да любой простак скрутит тебе
шею, как цыпленку. Твои родители скончались, не так ли? И земля, которую они
возделывали, им не принадлежала. Так?
Ц Как я могу получить свободу, отче аббат?
Ц Упрямец, какой упрямец. Что ты имеешь против Боэдуллуса?
Ц Ну, с одной стороны, он презрительно относится ко всем Кочевникам…
Чернозуб остановился; ему угрожала опасность попасть в другую ловушку. Н
ичего он не имел против Боэдуллуса. Ему нравился Боэдуллус. Для святого т
емных веков Боэдуллус был рассудителен, любознателен, находчив Ц и нете
рпим. Это была нетерпимость цивилизованного человека по отношению к вар
варам, или владельца плантаций к бродячим погонщикам скота, или же, скаже
м, Каина к Авелю. Та же самая нетерпимость была и в Джараде. Но дело было не в
мягком презрении Боэдуллуса к Кочевникам. Чернозуб ненавидел весь замы
сел в целом, но по другую сторону стола сидит его учитель, который смотрит
на него с болезненной скорбью. В монастыре преосвященный Джарад всегда б
ыл для Чернозуба учителем, но сейчас он представлял нечто большее. Кроме
кольца аббата он носил красную ермолку. Как его преосвященство кардинал
Кендемин, возлюбленный принц Церкви, Джарад мог с тем же правом носить и т
итул «Победителя во всех спорах».
Ц Есть ли для меня какой-нибудь способ уйти в мир, милорд? Ц снова спроси
л Чернозуб. Джарад подмигнул.
Ц Нет! Если хочешь, даю тебе три недели, чтобы прочистить мозги. Но больше
не задавай таких вопросов. И не пытайся меня шантажировать подобными нам
еками.
Ц Не будет никаких намеков, никакого шантажа.
Ц Вот как? Если я снова откажу тебе, ты перемахнешь через стенку, не так ли?

Ц Я этого не говорил.
Ц Отлично! Теперь слушай, сын мой. Исходя из данного тобой обета послушан
ия, ты принес ему в жертву все свои личные желания. Ты обещал повиноваться
, а не делать вид, что ты подчиняешься. Твоя работа Ц это твой крест, понятн
о? Поэтому благодари Бога и неси его. И возноси молитвы, возноси молитвы!
Поникнув, Чернозуб уставился в пол и медленно покачал головой.
Чувствуя, что одержал победу, преосвященный Джарад продолжил:
Ц И я больше не хочу слышать подобных вещей, во всяком случае, пока ты не з
авершишь все семь томов, Ц он встал. Чернозуб тоже поднялся. Затем, посме
иваясь, словно разговор доставил ему удовольствие, аббат выставил переп
исчика из кабинета.
В коридоре Чернозуб прошел мимо Поющей Коровы, спешащего на вечерню. Пра
вило молчания было в силе, и никто из них не обронил ни слова. Поющая Коров
а ухмыльнулся. Оба его спутника, вместе с которыми Чернозуб бежал с пшени
чных плантаций, знали, почему он хотел увидеть пресвященного Джарада, и н
икто не испытывал к нему симпатии, они считали, что ему досталось теплень
кое местечко. Поющая Корова работал в новом печатном цехе. Крапивник Ц н
а кухне, где числился братом вторым поваром.
Крапивника он увидел тем же вечером в трапезной. Второй Повар стоял у раз
даточной линии, большой деревянной ложкой накладывая на поднос порции к
аши. Каждый из проходивших бормотал: «Deo gratias», Ц и Крапивник кивал в ответ, с
ловно говоря «Милости просим».
При появлении Чернозуба Крапивник подцепил ложкой большую порцию каши.
Чернозуб прижал поднос к груди и движением пальца дал понять, что порция
слишком велика, но Крапивник как раз повернулся, чтобы дать необходимые
указания поваренку. Когда Чернозуб опустил поднос, Крапивник и вывалил н
а него всю порцию.
Ц Забери половину! Ц прошептал Чернозуб, нарушив молчание. Ц Голова б
олит! Ц Крапивник приложил палец к губам, покачал головой, кивком показа
л на надпись «Санитарные правила» за раздаточной линией, потом кивнул на
указатель у выхода, где уборщик подбирал недоеденное.
Чернозуб опустил поднос на стол. Горстью правой руки он набрал каши, а лев
ой схватил Крапивника за рясу. Залепив ему физиономию комком каши, стал р
азмазывать ее, пока Крапивник не укусил его за большой палец.
Настоятель принес приговор прямо в «камеру» Чернозуба: решением его пре
священства Джарада он освобожден от работы в скриптории на три недели, в
место чего ему придется все это время, вознося молитвы, скрести каменный
пол на кухне и в трапезной. И двадцать один день Чернозубу придется смире
нно вымаливать прощение у Крапивника, ползая на коленях по мыльному полу
. Больше года прошло, прежде чем он снова осмелился поднять вопрос о своей
работе, о своем призвании и о своих обетах.
В течение этого года Чернозуб заметил, что община внимательно присматри
вается к нему. Он чувствовал, что отношение стало меняться. То ли изменило
сь отношение к нему других, то ли изменения крылись в нем самом, но результ
атом стало одиночество и отчужденность. В хоре он поперхнулся на словах,
говоривших о едином хлебе и едином теле, «где вас много, там и я среди вас».
Его приобщенность к пастве, казалось, никому не была нужна. Слова «я хочу у
йти» вырвались у него прежде, чем он успел по-настоящему их обдумать; но о
н не только произнес эти слова, но и позволил другим их услышать. Среди при
нявших постриг, кто, дав торжественный обет, бесповоротно посвятил себя
Богу и правилам ордена, монах, высказывающий сожаление по сему поводу, бы
л аномалией, источником смущения, предвестником событий, достойных сожа
ления. Кое-кто откровенно избегал его. Другие посматривали на него со стр
анным выражением. Остальные были подчеркнуто любезны.
Новых друзей он нашел среди самых молодых членов паствы, послушников и к
андидатов на пострижение, еще не успевших в полной мере принять Устав. Од
ним из них был Торрильдо, очаровательной внешности юноша, чей первый год
пребывания в аббатстве был уже неоднократно отмечен нарушениями. Когда
Чернозуб был сослан на кухню и три недели нес груз покаяния, выскребая по
лы, он обнаружил, что рядом с ним трудится Торрильдо, наказанный за какие-
то нарушения, о которых ничего не было известно. Приглушенный голос, чита
вший Меморабилию в соседней с кабинетом преосвященного Джарада комнат
е во время той злосчастной беседы, принадлежал Торрильдо. Они разительно
отличались друг от друга кругом интересов, происхождением, характером и
возрастом, но общее наказание сблизило и позволило сформироваться прия
тельским отношениям.
Торрильдо был рад, обнаружив, что монах, старше его по возрасту, не относит
ся к числу непогрешимых. Чернозуб, не признаваясь самому себе, что завиду
ет относительной свободе послушника, позволяющей ему покинуть обитель,
представил себя на месте Торрильдо и проникся его проблемами. Торрильдо
обладал обаянием и многочисленными талантами (что ускользало от вниман
ия многих других послушников). Чернозуб поймал себя на том, что дает ему со
веты, и даже растерялся, когда Поющая Корова мрачно сообщил, что Торрильд
о копирует его манеру поведения и стиль речи. Их отношения стали напомин
ать союз отца и сына и послужили причиной еще большего отчуждения от при
нявших постриг монахов, которые откровенно хмурились при виде их отноше
ний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77