А это тоже не радость.
Схватив пиджак, взял Анну за руку, накинул ей на плечи праздничный цветистый платок и потащил из комнаты. По дороге Дубровинский забежал в палисадник и с разрешения хозяйки нарвал два букета цветов. Один отдал жене, другой понес сам. Они вышли на улицу, влились в людской поток.
— Мысль у меня очень простая,— объяснил Дубровинский, прихорашивая пышные белые астры.— Мы встречали Трофимова на пристани и прозевали. Он, не зная нашего адреса, решил поселиться в гостинице. Мы искали, искали по городу и все же нашли его. Трофимов меня знает в лицо и, я думаю, сообразит, как себя надо вести в этом случае.
— Ося, а я-то зачем?—Анне все еще было немного страшновато.—Как бы неосторожным словом мне не испортить все дело!
— Не испортишь,— успокоил Дубровинский.— Когда приезжего встречает семейная пара да еще с цветами, это сразу снимает подозрения. А потом ты понадобишься у дома Резнова, приглядеться, не торчит ли там какой-нибудь шпик.
— Николай Иванович и то растерялся, где же мне...
— Ничего, Аня, ничего!
Он кликнул извозчика, проезжавшего мимо, подсадил Анну, вспрыгнул сам.
— Гони, голубчик, в «Телегинскую»,— распорядился озабоченно.— Как ты считаешь, с парохода не знающий города в какую гостиницу верней всего может поехать?
— Так ведь, барин, это кому как,— ответил извозчик, вытаскивая из-под себя ременный кнут и помахивая им. Конь рванулся крупной рысцой.— Это не угадаешь. По достатку. Ну, в «Телегинскую», ясно, кто попроще, все-таки ближе к пристани и подешевле. А тузы всякие,— он через плечо посмотрел на своих седоков, на «тузов» никак не похожих,— те уж беспременно только в «Большую центральную» едут.
Дубровинский громко выговаривал Анне: вечная копуша, никогда ничего вовремя не приготовит, за ворота выйти — полчаса перед зеркалом вертится. Упустили прибытие парохода. Где теперь найдешь Павла Семеныча? Какое огорчение ему причинили! Анна, войдя в роль, еще громче, чем он, всю вину валила на мужа, тупицу, который никогда ничего толком объяснить не умеет.
Так, в перебранке, они доехали до гостиницы Телегина на Соборной. Дубровинский выпрыгнул из экипажа, подал руку Анне. Она фыркнула и отказалась. Извозчик покачал головой: дамочка с характером.
Минут через пять Дубровинский вышел из подъезда обескураженный, разводя руками. Анна тут же набросилась на него:
— Нету? Так я и знала! Павел Семеныч с причудами. Ему если в гостиницу, только в самую лучшую. Уж на чем, на чем, а на этом он скупиться не станет.
— Давай, голубчик, гони в «Большую центральную»,— вздохнув, попросил Дубровинский.
По дороге они «помирились» и вошли в гостиницу вместе. Дубровинский бережно поддерживал Анну под руку. Весело переговариваясь, приблизились к полированному барьеру, за которым величественно восседал тучный, лоснящийся портье.
— Послушайте,— небрежно обратился к нему Дубровинский,— в каком номере остановился у вас только что с пароходом прибывший, немного эксцентричный, чудаковатый господин?
Он не знал, какой фамилией мог назвать себя Трофимов, и потому, перебрасываясь незначащими репликами с женой, словно бы между прочим сообщал портье некоторые его приметы. Тот, склонив голову набок, слушал со снисходительной улыбкой.
— Не с корзиной ли?— спросил, теперь и совсем откровенно посмеиваясь.— А позвольте: его фамилия?
— С корзиной? — удивился Дубровинский. И пропустил второй вопрос мимо ушей.— Нет, не думаю. Впрочем, это как раз в его духе. Он способен.
— Да, конечно, с корзиной!—воскликнула Анна.— Я просила тетю послать побольше самой лучшей тарани.
— Лидочка, ты прелесть!— сказал Дубровинский и поцеловал ей ручку.— Итак, в каком он номере?
— В двадцать седьмом,— ответил портье, становясь вежливо-серьезным.— Второй этаж, направо.
— Пожалуйста, распорядитесь,— Дубровинский многозначительно поднял палец,— распорядитесь подать туда шампанское, шоколад и ананас. Есть апельсины?
— Все, что прикажете,— с полной готовностью ответил портье.
Анна поспешила добавить:
— И миндаль.— Словоохотливо объяснила: — Нет, вы представляете: заехать сразу с парохода не к родным, а в гостиницу! Вот самолюбие! Вот чудачество! Как это можно?
— Ничего, Лидочка! Мы его все равно утащим к себе. Извозчика я не отпускал,— сказал Дубровинский.
Сделал благодарственный жест рукой — портье в ответ поклонился, и они стали подниматься по лестнице. Трофимов на их стук отозвался не сразу, и Дубровинский с тревогой подумал: не пытается ли он каким-нибудь образом избавиться от своего опасного багажа. А окликнуть его, назвать себя сквозь массивную дверь было бы неосторожностью. По коридору ходили неведомо какие люди. Наконец щелкнул замок. В узкой щели показалось бледное лицо Трофимова.
— Павел Семеныч! — радостно закричал Дубровинский, заметив приближающегося коридорного.— Мы вас ждем у себя, Лидочка пирогов напекла, а вы — скажите пожалуйста! — в гостиницу! Ай-я-яй! Ну, с приездом вас! С приездом! Да позвольте же вас обнять и поцеловать!
Коридорный пробежал мимо, и Дубровинский, освободив из своих объятий вытащенного из номера Трофимова, озорно подмигнул. Теперь можно было и войти в помещение. Еще ошеломленный неожиданностью этой встречи, Трофимов не знал, что делать. Заметался по комнате.
— Иосиф Федорович,— бормотал он испуганно,— бога ради, уходите! Зачем вы здесь? За мной от самой пристани тащился хвост, я совершенно изнемог, вбежал сюда. Вот-вот может нагрянуть полиция. Я в отчаянии. Как быть с литературой? Бросить здесь? Сжечь? Топка голландской печи выходит в коридор. Или попытаться вынести? Но бежать отсюда надо как можно
скорее.
— Так и сделаем, Павел Семенович! Успокойтесь, прошу вас!—Дубровинский оглядывал номер: где же корзина? — Сделайте веселое лицо, И пойдемте. Но прежде в честь приезда вашего мы выпьем шампанского. Сядьте к столу, шампанское сейчас принесут. А насчет хвоста — это был наш человек.
— Да что вы?—озадаченно вскрикнул Трофимов.— Нет, нет, тот, что преследовал меня, явный шпик. В этом я убежден,
После я вам все объясню. Дайте скорее совет: как поступить. И уходите. Не хватало, чтобы еще и вас здесь застали!
— После и я вам все объясню, Павел Семеныч! Забрели вы, прямо скажем, в очень неподходящую гостиницу, извините за вольность, словно бы сели нагишом в муравейник. Но ничего, только, пожалуйста, спокойнее и веселее. Где корзина?
— Я задвинул ее под кровать. Бросил бы здесь и ушел, но боюсь, нет ли среди литературы чего-нибудь точно наводящего на след. Баренцева укладывала, не предполагая, конечно, что та-. кое может случиться.
Анна захлопала в ладоши:
— Браво, браво! Несут шампанское.— И кинулась на шею Трофимову.— Какой вы противный! Ну расскажите же, расскажите, как там поживает тетя? Здорова? Все молодеет? Прислала с вами таранки?
Коридорный в белом фартуке, с полотенцем, переброшенным через руку, согнутую в локте, расставлял на столе ведерко с замороженным шампанским, тарелки с шоколадом, очищенным миндалем, нарезанным ананасом. Из буфета, стоящего у стены напротив кровати, прикрытой шелковым покрывалом, достал три нарезанных алмазной гранью бокала, обмахнул их полотенцем.
— Прикажете открыть? Или обожаете сами?—обратился к Дубровинскому, с некоторым сомнением оглядывая очень уж просто одетую компанию, но в то же время сделавшую столь изысканный заказ.
— Открой, голубчик!—попросил Дубровинский.— Только поосторожнее, мадам всегда очень боится. И поставь четвертый бокал.
— Ой! Ой! — зашептала Анна и прикрыла уши ладонями, наблюдая, как коридорный раскручивает на горлышке бутылки тонкие проволочки.
Хлопнула пробка, ударилась в потолок и покатилась по полу. Пенную струю шампанского коридорный ловко направил в бокалы.
— В четвертый не наливать? —осведомился он у Добровин-ского.
— Наливай! Наливай, голубчик!—И подал ,ему бокал.— Выпей с нами. Радость у нас необыкновенная. Такой человек! Слава отечества! Два года с ним не видались. Да на пристани проворонили. Хорошо хоть здесь сразу нашли.— И погрозил пальцем Трофимову: — Ну нет, все равно я тебя сейчас к себе увезу. За здоровье твое! И с благополучным прибытием!
Подняли бокалы торжественно. Анна ласкала Трофимова глазами. Коридорный тоже старательно тянул руку вверх. Черт их разберет, интеллигентов! Кто шпана — в цилиндре и при лайковых перчатках, а кто инженер или даже миллионер — в косо-
воротке. Эти — явные чудаки. Выпить вместе с ними просят. Почему и не выпить?
— Благодарствую, здоровья вам крепкого, господа!—сказал коридорный, ставя пустой свой бокал на самый край стола и не решаясь наряду с другими закусить шоколадом.
Анна это заметила, отломила половину плитки, сунула ему в руку. Сама принялась грызть миндаль.
— Будут еще приказания?—спросил коридорный, пятясь к двери.
— Будут,— беспечно махнул рукой Дубровинский.— Через десять минут зайдешь, снесешь вниз багаж и за номер рассчитаешься. Да посмотри, не уехал ли там мой извозчик?
Вытащил из бумажника кредитку, с лихвой покрывавшую не только оплату номера, стоимость ресторанного заказа и услуг, но и самые сверхщедрейшие чаевые, и небрежно бросил ее на стол.
— Что вы, Иосиф Федорович! — в испуге проговорил Трофимов.— Как можно в чужие руки отдавать корзину? Я ее сам вниз снесу.
— Нет, увольте, Павел Семеныч, то, что вы ее наверх сами внесли, неизвестно чем еще обернется.— Дубровинский приподнял, взвесил на руке корзину.— Ого! Тяжеленько. Могу себе представить, как она вас напарила, пока вы от филера убегали. Вернее, не от филера, а к филерам. Ими вся эта гостиница набита. Вот только сойдет ли сей груз за таранку? — спросил сам себя озабоченно, еще раз приподнимая корзину.— Сушеная рыба весит легче. Скажите вслух при коридорном, что на дне лежат еще банки с икрой.
— Хорошо, я скажу! Но, бога ради, Иосиф Федорович, и особенно вы, Анна Адольфовна, уходите скорее, коль здесь так опасно. Виноват во всем я, мне и исправлять свою оплошность.
— Фью! — не обращая внимания на слова Трофимова, вдруг свистнул Дубровинский и хлопнул себя по карману.— А я тоже хорош! Единственную кредитку отдал коридорному. Чем же с извозчиком буду рассчитываться? У вас нет денег, Павел Семеныч?
— Найдутся. Что вы, Иосиф Федорович!
— Тогда и гора с плеч.— Он взял тарелку с нарезанным ананасом, предложил жене: — Угощайся, Аня! Правда ведь вкусно? Не помню даже, когда я ел ананасы. И ел ли вообще?
— Ося, а что если я возьму этот миндаль с собой? —нерешительно спросила Анна.— Чего же зря добру пропадать!
Дубровинский рассмеялся. Лихо истраченная им кредитка ощутимо скажется на бюджете ближайших дней. Ему припомнились округленные в изумлении глаза Анны, когда он так равнодушно бросил бумажку на стол. Горсточка орехов этой потери не уравновесит, но Аня так любит миндаль.
- Возьми, конечно! Только чуточку и оставь. Тот, кто подчистую все съедает с тарелок, уважением здесь не пользуется. Постучался коридорный.
— Ваша милость, все готово. Постоялец из восемнадцатого, купец уфимский, извозчика вашего хотел отбить, но я сказал:«Мои господа тебе лучше заплатят». Несть можно вещи?
— Неси,— разрешил Дубровинский. И коридорный подхватил корзину.
— Эка ты неловкий, брат! — закричал Трофимов, подбегая к нему.— Бери осторожнее. Там на дне стеклянные банки с икрой.
— Не извольте сумлеваться. Доставим в сохранности.
А сам почесал в затылке. Видимо, что-то его беспокоило, хотелось и сказать и не сказать. Будь бы он один с кем-то из трех с глазу на глаз, а в такой компании... Он опустил корзину, совсем уже было рот открыл, да передумал, вновь кинул ее себе на плечо, распахнул дверь и побежал вниз по лестнице.
— Барин, куда теперь? — спросил извозчик, когда все уселись в экипаж, а корзина была устроена между ними.— Я ведь полдня целых с вами езжу,— добавил он со значением.
— Не обидим. Давай гони на Сенную,— сказал Дубровинский особенно громко, так, чтобы услышал коридорный, все не отходивший от экипажа и отбивавший поклоны.
Подковы звонко зацокали по булыжной мостовой. Верх экипажа был откинут. Дубровинский усадил Трофимова рядом с Анной на обитое кожей, пружинящее сиденье, а сам, к ним лицом, пристроился на узенькой скамейке за спиной извозчика. Ему хорошо была видна убегающая назад улица, подъезд гостиницы и коридорный, почему-то столбом вросший в землю на месте, где они с ним расстались. Позади катились и еще экипажи, пролетки, сами они обгоняли ломовиков, и гостиница, фигурки людей возле нее, отдаляясь, становились все мельче.
И тут, в какой-то момент, когда совсем бы исчезнуть гостинице из поля зрения, а самому ему спокойно откинуться назад, Дубровинский заметил, как к муравейно-маленькому коридорному быстро подошли трое, и он энергично замахал руками, должно быть что-то им объясняя.
— Голубчик, знаешь, сверни сейчас на Почтовую.— Дубровинский постучал в спину извозчика.— Надо заехать к Ивану Ивановичу.
— На Почтовую так на Почтовую,— согласился возница.— Только ранее надо бы сказать. Крюк большой загибать придется, А мне — так хоть всю Самару наскрозь проехать.
— Заплатим,— сказал Дубровинский.
И принялся сочинять какую-то нелепую, но веселую историю, заставляя своих спутников заливисто хохотать, где от души, а где и по прямой подсказке. На Почтовой он забежал в незнакомый двор, постоял там несколько минут и вышел разочарованный: «Нету дома Ивана Ивановича!» Потом дал извозчику еще один адрес, и экипаж, тяжело поскрипывая рессорами, покатился по пыльным улицам. А где именно, Дубровинский не представлял — Самару он знал еще плохо.
— По Саратовской поедем?—спросил извозчик, оглядываясь.
— Можно и по Саратовской,— небрежно сказал Дубровинский.
И тут подумал: неожиданно кстати. Резнов живет как раз на Саратовской. Только в каком ее конце они выедут на эту улицу? Переглянулись и Трофимов с Анной. Она уже изнемогала от беспокойства: скоро проснется Верочка. Ах, надо ли еще мотаться по городу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124