о времени меньшем, чем минимум чувственно
воспринимаемого времени по отношению к симулякрам как компонентам образа (для
этих компонентов существуют даже различные порядки быстроты - глубинное
истечение медленнее, чем истечение поверхностных симулякров, а поверхностные
симулякры менее быстры, чем указанный третий вид [фантазмы]). Возможно, движение
во всех этих случаях выступает учредителем "события" (eventa [явления], которые
Эпикур называет simptoms [симптомами]) в противоположность атрибутам или
__________
27 4:772ff, 962ff.
28 4:1094-1096.
361 ЛОГИКА СМЫСЛА
свойствам (conjuncta), - так что время должно быть названо событием событий, или
"симптомом симптомов", который вызван движением29. Ибо атрибуты - это свойства,
которые не могут быть абстрагированы или отделены от тел: например, форма,
размер, вес атома; или качества их соединения, выражающие расположение атомов,
без которого соединение не было бы тем, что оно есть (теплота огня или текучесть
воды). Но событие выражает, скорее, то, что случается, не разрушая природы вещи,
- так, степень движения совместима с его порядком (движение соединений и их
симулякров или движение и столкновения каждого атома). И если рождение и смерть,
объединение и распад - это. события, то они таковы по отношению к элементам
порядка, подчиненного порядку соединений, чье существование совместимо с
вариациями движения при переходе к пределу соответствующих времен.
Итак, мы можем ответить на вопрос о ложном бесконечном. Симулякры сами по себе
не воспринимаемы; что воспринимаемо, так это их агрегат в минимуме чувственно
ощущаемого времени (образ). Движение атома в минимуме непрерывного мыслимого
времени свидетельствует об отклонении, которое, тем не менее, происходит за
время меньшее, чем этот минимум. Подобно этому и образ свидетельствует о
последовательности и суммировании симулякров, которое происходит за время
меньшее, чем минимум непрерывного чувственно воспринимаемого времени. И точно
так же, как клинамен ведет мысль к ложной концепции свободы, так и симулякры
ведут чувственность к ложному пред-
362 ПРИЛОЖЕНИЯ
ставлению о воле и желании. Благодаря той скорости, которая позволяет им быть и
действовать ниже чувственно воспринимаемого минимума, симулякры порождают мираж
ложного бесконечного в формируемых ими образах. Они порождают двойную иллюзию
бесконечного удовольствия и бесконечного мучения - этакую смесь алчности и муки,
жадности и виновности, которая столь характерна для религиозного человека. И
особенно в третьих, наиболее быстрых видах - в фантазмах - мы становимся
свидетелями развития этой иллюзии и сопровождающих ее мифов. В смешении
теологии, эротизма и онейризма любовное желание обладает Только теми
симулякрами, которые заставляют его познать горечь и муку, - даже и в том
удовольствии, бесконечности которого оно желает. Наша вера в бога покоится на
симулякрах, которые танцуют, жестикулируют и накликают на нас угрозу вечного
наказания - короче, представляют бесконечное.
_________________
29 См. Секст Эмпирик, Против математиков, 10:219. Теория события - так, как она
дошла до нас в тексте Эпикура (Письмо Геродоту, 68-73) и Лукреция (1:440-482) -
является одновременно и насыщенной, и темной. Поскольку лишь одна пустота
является бестелесной сущностью, то событие, собственно говоря, не обладает
статусом бестелесной сущности. Конечно, у него нет сущностной связи с
симуляк-ром, а также - согласно последнему анализу - с движением атома
(471-477). Стоики наделяют событие хорошо определенным статусом потому, что они
расщепляют причинность так, что эффекты по природе отличаются от причин; но это
не может быть отнесено к Эпикуру, который разделяет причинную связь в
соответствии с сериями, которые сохраняют однородность причины и эффекта.
* * *
Как же нам защититься от иллюзии, если не с помощью строгого различения
истинного бесконечного и верной оценки времен, вмонтированных друг в друга, и
тех переходов к пределу, который они заключают в себе? В этом и состоит значение
Натурализма. Таким образом, фантазмы становятся объектами удовольствия даже в
том эффекте, который они производят и который, в конце концов, Проявляется
таким, каков он есть: эффект быстроты и легкости, примыкающий к внешней
интерференции самых разных объектов - как некое сгущение последовательностей и
одновременностей. Ложное бесконечное - это принцип смятения духа. В этом пункте
совпадают спекулятивная и практическая цели философии как Натурализма, наука и
удовольствие: это всегда вопрос обличения иллюзии, ложного бесконечного,
бесконечности религии и всяких теолого-эрото-онеирических мифов, в которых эта
иллюзия выражается. На вопрос "в чем польза философии?" должен следовать ответ:
а кто еще заинтересован в выработке образа свободного человека, в обличении
всяческих сил, которым нужны миф и смятенный дух для того, чтобы утвердить свою
власть? Природа не противостоит
363 ЛОГИКА СМЫСЛА
обычаю, ибо существуют естественные обычаи. Природа не противостоит конвенции:
то, что закон зависит от конвенции, не исключает существования естественного
закона, то есть, естественной функции закона, которая служит мерой незаконности
желаний против смятения духа, сопровождающего их. Природа не противостоит
изобретениям, ибо изобретения раскрывают саму Природу. Но Природа противостоит
мифу. Описывая историю человечества, Лукреций предлагает нам своего рода закон
компенсации: несчастье человека исходит не из его привычек, конвенций,
изобретений или индустрии; оно идет от мифа, который смешивается с ними, а также
от ложного бесконечного, которое миф внедряет в его чувствования и труды. К
происхождению языка, открытию огня и первостепенной важности металлов
присоединяются богатство и собственность, которые мифичны в принципе; к
конвенциям закона и справедливости добавляется вера в богов; к использованию
бронзы и железа - возникновение войн; к изобретениям искусства и промышленности
- роскошь и распутство. События, несущие несчастья человечеству, неотделимы от
мифов, делающих эти события возможными. Отличить в человеке то, что восходит к
мифу, а что - к Природе, и в самой Природе отличить истинное бесконечное от
того, что таковым не является, - такова практическая и спекулятивная цель
Натурализма. Первый философ - натуралист: он говорит о природе, а не о богах.
Его позиция в том, что его дискурс не должен вводить в философию новые мифы,
которые лишали бы Природу всей ее позитивности. Действующие боги - такой же миф
религии, как и судьба - миф ложной физики, а Бытие, Единое и Целое - миф ложной
философии, которая вся пропитана теологией.
Дело "демистификации" так никогда и не продвинулось дальше. Миф всегда является
выражением ложного бесконечного и смятения духа. Одна из наиболее глубинных
констант Натурализма в том, чтобы осудить всякое уныние, всякую причину
364 ПРИЛОЖЕНИЯ
уныния, и все, что нуждается в унынии, дабы укрепить собственную власть.30 От
Лукреция до Ницше преследуют и добиваются все той же цели. Натурализм превращает
мысль и чувственность в утверждение. Он направляет свои атаки против престижа
негативного; он лишает негативное всякой власти; он отвергает право духа
отрицания говорить от имени философии. Дух отрицания изымает явление из
чувственно воспринимаемого и связывает интеллегибельное с Единым и Целым. Но
такое Целое, такое Единое - ничто иное, как ничтожество мысли, так же как
явление - ничтожество чувственности. Натурализм, согласно Лукрецию, - это
мышление о бесконечной сумме, все элементы которой не даны вместе сразу; и
наоборот, натурализм - это чувственное восприятие конечных соединений, которые,
как таковые, не складываются друг с другом. Этими двумя путями утверждается
множественность. Множественное [именно] как множественное - это объект
утверждения; точно так же и различное как различное - это объект радости.
Бесконечное является абсолютным интелле-гибельным определением (совершенством)
суммы, которая не оформляет свои элементы в целое. Но и само конечное - это
абсолютное чувственное определение (совершенство) всего составного. Чистая
позитивность конечного - это объект чувств, а позитивность подлинного
бесконечного - это объект мысли. Между этими двумя точками зрения нет
противостояния. Между ними, скорее, есть некая корреляция. Надолго вперед
Лукреций заложил импликации натурализма: позитивность Природы; Натурализм как
философия утверждения; плюрализм, смыкающийся с множественным утверждением;
сенсуализм, связанный с радостью различения; и практическая критика всяческих
мистификаций.
____________________
30 Очевидно, что нам не следует рассматривать трагическое описание чумы как
завершение поэмы. Оно четко совпадает с легендой о безумии и самоубийстве,
которую распространяют христиане с тем, чтобы продемонстрировать несчастный
личный конец эпикурейства. Конечно же, возможно, что Лукреций - в конце жизни -
сошел с ума. Но совершенно не стоит взывать к так называемым фактам жизни для
того, чтобы вытащить вывод о поэме, или же рассматривать эту поэму как
совокупность симптомов, из которой можно вывести заключение о личном "случае"
автора (дурной психоанализ). Конечно же не таким образом формулируется проблема
отношения психоанализа к искусству - смотрите по этому поводу тридцать третью
серию Логики смысла.
365

II
Фантазм и современная литература

III. - Клоссовски, или тела-язык
Творчество Клоссовски построено на удивительном параллелизме между телом и
языком или, скорее, на отражении одного в другом. Рассуждение - действие языка,
но пантомима - действие тела. Основываясь на мотивах, которые ещМ предстоит
определить, Клоссовски полагает, что рассуждение по существу теологично и
обладает формой дизъюнктивного силлогизма. На противоположном же полюсе -
пантомима тела, которая перверсивна по сути и обладает формой дизъюнктивной
артикуляции. К счастью, у нас есть путеводная нить для лучшего понимания этого
отправного пункта. Биологи, к примеру, указывают, что развитие тела
осуществляется скачками и рывками: утолщению конечности предзадано быть лапой
еще до того, как оно определяется в качестве правой лапы, и так далее. Можно
сказать, что тело животного "колеблется", или что оно проходит через дилеммы. И
рассуждение тоже продвигается рывками, колеблется и разветвляется на каждом
уровне. Тело - это дизъюнктивный силлогизм, язык же - начало пути к различению.
Тело замыкает и утаивает скрытый язык, язык же формирует некое великолепное
тело. Самая абстрактная аргументация - мимикрия, но пантомима тела -
последовательность силлогизмов. И уже неизвестно, имеем ли мы дело с
рассуждающей пантомимой или же с мимикрирующим рассуждением.
366 ПРИЛОЖЕНИЯ
В известном смысле, именно наша эпоха открыла перверсию. Нам нет нужды описывать
[извращенное] поведение или пускаться в неприятные объяснения. Саду это было
нужно, но теперь он воспринимается как само собой разумеющееся. Мы же, со своей
стороны, ищем "структуру", или форму, которую можно было бы заполнить такими
описаниями и разъяснениями (поскольку она делает их возможными), но сама эта
структура не нуждается в заполнении, чтобы называться перверсив-ной. Перверсия -
как раз и есть такая объективная сила колебания в теле: и та лапа, которая ни
правая, ни левая; и та детерминация посредством скачков и рывков; и та
дифференциация, никогда не подавляющая недифференцированного, которое
подразделяется в ней; и та неопределМнность, которой отмечен каждый момент
различия; и та неподвижность, которой отмечен всякий момент падения. Гомбрович
дал название Порнография перверсивному роману, где нет непристойных историй, а
лишь показываются молодые подвешенные [в неопределМнности] тела, колеблющиеся и
падающие в неком застывшем движении. У Клоссовски, который пользуется совершенно
иной техникой, сексуальные описания выступают с особой силой, но лишь с тем,
чтобы "осуществить" колебание тел и распределить его по частям дизъюнктивного
силлогизма. Значит, наличие таких описаний предполагает лингвистическую функцию:
они теперь уже не разговор о телах, как предшествующих языку или находящихся вне
последнего; наоборот, они формируют посредством слов некое "великолепное тело"
для чистого разума. Нет непристойного самого по себе, говорит Клоссовски; то
есть непристойное - не вторжение тел в язык, а скорее их взаимоотражение и
языковый акт, фабрикующий тело для мысли. Это тот акт, в котором язык выходит за
пределы самого себя, когда отражает тело. "Нет ничего более вербального, чем
избыток плоти.... Повторяемое описание полового акта не только прослеживает
трансгрессию, оно само является трансгрессией языка посредством языка"'.
С другой стороны, именно наша эпоха открыла теологию. Более нет нужды верить в
Бога. Скорее, мы ищем
_________
1 Un si funeste desir (Paris: Gallimard, 1963), pp.126 - 127.
367 ЛОГИКА СМЫСЛА
"структуру", то есть форму, которая могла бы быть заполнена верой, но сама такая
структура не нуждается в заполнении, чтобы называться "теологической". Теология
теперь - наука о несуществующих сущностях, тот способ, каким эти сущности -
божественное или антибожественное, Христос или Антихрист - оживляют язык и
создают для него это великолепное тело [для чистого разума], разделяющееся в
дизъюнкциях. Осуществилось пророчество Ницше о связи между Богом и грамматикой;
но на этот раз такая связь становится осознанной, желаемой, разыгрываемой,
имитируемой, "колеблющейся", развиваемой в полном смысле дизъюнкции и
поставленной на службу Антихристу - распятому Дионису. Если извращение - это
сила, соответствующая телу, то равноголосие - это сила теологии; они отражаются
друг в друге. Если одно - пантомима par excellence, то другое - рассуждение par
excellence.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109