Вместо этого она отпускает своего бестелесного
двойника. Именно следуя границе, огибая поверхность, мы переходим от тел к
бестелесному. Поль Валери высказал мудрую мысль: глубочайшее -- это кожа. В том
же состоит и мудрое открытие стоиков, положивших его в основу всей этики. В этом
и открытие маленькой девочки, растущей и уменьшающейся только от границ -- от
поверхности, которая краснеет и при этом становится зеленой. Она-то знает: чем
больше события втягиваются в целостное, безглубинное протяжение, тем больше они
воздействуют на тела -- они режут и калечат их. Позже, взрослея, люди вновь
попадают под власть основания, вновь падают. Теперь они слишком глубоки и уже не
способны ничего понимать. Так почему же примеры стоиков продолжают вдохновлять
Кэррола? Дерево зеленеет, скальпель режет, битва произойдет или не
произойдет?... Именно перед деревьями Алиса теряет свое имя. Именно к дереву
обращается Шалтай-болтай, не глядя на Алису. Вызубренное наизусть объявляет
битвы. Всюду ушибы и порезы. Но разве это примеры? Или так -- не тот ли это
случай, когда каждое событие является событием подобного рода: деревом, битвой и
раной -- событием тем более основательным, что оно происходит на поверхности?
Чем плотнее оно окаймляет тела, тем более оно бестелесно. История учит нас: у
торных путей нет фундамента; и география показывает: только тонкий слой земли
плодороден.
Такое переоткрытие стоической мудрости -- удел не только маленькой девочки.
Известно, что Льюис Кэррол вообще не любил мальчиков. В них слишком много
глубины, да к тому же фальшивой глубины -- ложной мудрости и животности. В Алисе
ребенок мужского пола превращается в поросенка. Как правило, только девочки
понимают стоицизм. Они улавливают смысл события и отпускают бестелесного
двойника. Но случается, что и маленький мальчик оказывается заикой и левшой, а
значит, улавливает смысл как двойной смысл поверхности. Неприязнь Кэррола к
мальчикам можно приписать не глубинной амбивалентности, а, скорее, поверхностной
27
ЛОГИКА СМЫСЛА
инверсии -- подлинно кэрроловскому понятию. В Сильвии и Бруно именно мальчик
играет роль изобретателя. Он учит свои уроки самыми разными способами: на
изнанке, на лицевой стороне, над и под, но только не в "глубине". Этот важный
роман доводит до предела эволюцию, начавшуюся в Алисе и продолженную в
Зазеркалье. Замечателен вывод первой части -- победа Востока, откуда приходит
все здравое, "субстанция того, на что уповают, и существование того, что
невидимо". Здесь даже барометр не поднимается и не падает, а движется вдоль и
поперек, показывая горизонтальную погоду. Растягивающее устройство удлиняет даже
песни. А кошелек Фортуната, сделанный в виде кольца ММбиуса, составлен из
неправильно сшитых носовых платков так, что его внешняя поверхность плавно
переходит во внутреннюю: он обертывает весь мир, да так, что то, что снаружи,
оказывается внутри, и наоборот6. В Сильвии и Бруно техника перехода от
реальности ко сну и от тел к бестелесному расширена, полностью обновлена и
доведена до совершенства. Только огибая поверхность и следуя границам, можно
переходить на другую сторону, -- таковы свойства кольца ММбиуса. Неразрывность
изнаночной и лицевой сторон смещает все уровни глубины. А поверхностные эффекты
в одном и том же Событии, которое вобрало в себя все события, привносят в язык
становление с его парадоксами7. Как говорит Кэррол в статье, озаглавленной
Динамика части-цы: "Гладкая Поверхностность -- это характер речи...".
________
6 Описание кошелька является одним из лучших творений Кэррола: Sylvie and Bruno
concluded, ch.7.
7 Такое открытие поверхности и критика глубины постоянны в современной
литературе. Они вдохновляют произведения Роб-Грийе. В другой форме мы снова
находим их у Клоссовски: в отношении между кожей Роберты и еМ перчаткой. См.
замечания Клоссовски по поводу этого эффекта в послесловии к Lois de
I'hospitelite, pp. 135, 344. См., также, Мишель Турнье, Пятница или
тихоокеанский лимб: "Странное, однако, предубеждение -- оно слепо соотносит
глубину с поверхностностью, согласно чему "поверхностное" -- это не нечто
"больших размеров", а просто "неглубокое", тогда как "глубокое", напротив,
обозначает нечто "большой глубины", но не "малой поверхности". И, однако, такое
чувство, как любовь, на мой взгляд, гораздо лучше измерять ее широтою, нежели
глубиной" (М., Радуга, 1992. - С.92).
28

Третья серия: предложение
Между событиями-эффектами и языком -- самой возможностью языка -- имеется,
существенная связь. Именно события выражаются или могут быть выражены,
высказываются или могут быть высказаны -- по крайней мере, в возможных
предложениях. Внутри предложения много отношений. Какие же из них ближе всего к
поверхностным эффектам, или событиям?
Многие исследователи согласны с тем, что в предложении можно выделить три разных
отношения. Первое принято называть денотацией [обозначением] или индикацией
[указанием]. Оно говорит об отношении предложения к внешнему положению вещей
(datum). Положение вещей индивидуализируется. Оно включает в себя те или иные
тела, смешения тел, качества, количества и связи. Процедура обозначения
заключается в соединении слов с конкретными образами, которые и должны
"представлять" положение вещей: изо всех образов, ассоциированных со словом -- с
тем или иным словом в предложении, -- нужно отобрать, выделить то, что
соответствуют именно этому комплексу. Обозначающая интуиция выражается в форме:
"это -- то", "это -- не то". Вопрос о том, изначально ли такое соединение слов с
образами или производно, необходимо оно или произвольно, пока еще не стоит.
Сейчас важно, что отдельные слова в предложении, вообще все лингвистические
составляющие всегда играют роль пустых форм для отбора образов и, следовательно,
для обозначения любого положения вещей. Не следует рассматривать такие слова как
универсальные понятия, поскольку они являются лишь формальными сингулярностями
[единичностями], функционирующими в качестве чистого "указателя" или, по
Бенвенисту, индикатора. Примерами таких формальных индикаторов могут служить
слова: вот, это, то, здесь,
29
ЛОГИКА СМЫСЛА
там, вчера, теперь и т.д. Собственные имена также являются индикаторами --
указателями. Но их роль особая, поскольку только они формируют материальные
сингулярности как таковые. С логической точки зрения, критерием и элементом
денотации выступает ее истинность или ложность. "Истина" означает либо то, что
положение вещей эффективно заполняет соответствующую дено-тацию, либо что
индексы "реализуются", либо что образ правильно подобран. "Истинно во всех
случаях" означает, что заполнен весь бесконечный ряд конкретных образов,
соединяемых со словами, и при этом никакого отбора уже не требуется. "Ложь"
означает, что денотация не заполняется либо из-за какого-то дефекта избираемых
образов, либо из-за принципиальной невозможности создать образ, объединяемый со
словами.
Второе отношение предложения часто называют манифестацией. Это отношение
заключается в связи между предложением и субъектом, который говорит и выражает
себя. Следовательно, манифестация представляется как высказывание желания или
веры, соответствующих предложению. Желание и вера -- это каузальные
умозаключения, а не ассоциации. Желание -- это внутренняя каузальность образа,
относящаяся к существованию объекта или соответствующего положения вещей.
Соответственно, вера -- это предвосхищение объекта или положения вещей,
существование которых должно задаваться внешней каузальностью. Отсюда не
следует, что манифестация вторична в отношении денотации. Напротив, благодаря ей
денотация вообще становится возможной, а умозаключения обеспечивают
систематическое единство, порождающее ассоциации [слов и вещей]. Юм хорошо
понимал это: при объединении причины и следствия именно "умозаключение,
сделанное на основании их связи", предшествует самой [причинно-следственной]
связи. Первичность манифестации доказывается и с помощью лингвистического
анализа, выделяющего в предложении специфические "манифестирующие" частицы типа:
я, вы, завтра, всегда, где-нибудь, везде и т.д. Подобно тому, как собственное
имя является привилегированным индикатором, "Я" -- основной манифестатор. Но от
Я зависят не только все прочие манифестаторы, с ним
30
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
также связаны и все индикаторы1. Индикация, или обозначение, соотносится с
индивидуальными положениями вещей, отдельными образами и единичными
обозначающими. Манифестаторы же, начиная с "Я", задают область личного,
действующего как принцип всех возможных денотации. Наконец, при переходе от
денотации к манифестации происходит смещение логических ценностей, что
проявляется посредством такой инстанции, как Коги-то: речь теперь идет не об
истине или лжи, а о достоверности или иллюзии. Например, в своем блестящем
анализе куска воска Декарт совершенно не интересуется его составом -- такая
проблема в тексте даже не ставится. Зато он показывает, как Я, манифестированное
в Когито, обосновывает суждение обозначения, благодаря которому воск
идентифицируется как таковой.
За третьим отношением предложения целесообразно закрепить именование
"сигнификации". Здесь речь идет о связи слова с универсальными или общими
понятиями и об отношении синтаксических связей к тому, что заключено
[implication] в понятии. С точки зрения сигнификации элементы предложения
представляют собой "означающее" понятийных содержаний, способных отсылать к
другим .предложениям, которые, в свою очередь, выступают в качестве предпосылок
данного предложения. Сигнификация определяется этим порядком понятийных
импликаций, где рассматриваемое предложение вводится только как элемент
"доказательства" в самом общем смысле слова: либо как посылка, либо как
заключение. Таким образом, "заключает в себе" и "следовательно" -- это, по
существу, лингвистические означающие. Импликация -- знак, определяющий отношение
между посылками и заключением; "следовательно" -- знак суждения, задающий
возможность самого утверждения как вывода из того, что заключено в понятии.
Когда мы говорим о доказательстве в самом общем смысле, то имеем ввиду
следующее: значение предложения всег-
___________
1 См. теорию "соединителей", как она представлена Бен-винистом в Problemes de
linguisticue generate, ch.20. Мы отделяем "завтра" от вчера или сегодня,
поскольку "завтра" -- это прежде всего выражение веры, и оно обладает тольксг
вторичной индикативной значимостью.
ЛОГИКА СМЫСЛА
да обнаруживается посредством соответствующей ему косвенной процедуры, через его
связи с другими предложениями, из которых оно выводится или, наоборот, которые
можно вывести из него. Напротив, денотация указывает на прямое действие.
Доказательство не следует понимать ни в узко силлогистическом, ни в
математическом, ни в физическом вероятностном смыслах, ни в моральном смысле
обещаний и обязательств. В последнем случае вынесение суждения заключения и есть
реальное исполнение обещанного2. Логической оценкой понятой таким образом
сигнификации и доказательства является теперь не истина (о чем свидетельствует
гипотетический вид импликации), а условие истины -- совокупность условий, при
которых предложение "было бы" истинным. Обусловленное, выводимое предложение
бывает ложным в случае, если указывает на несуществующее положение вещей, или же
когда не может быть верифицировано непосредственно. Сигнификация не
обусловливает истинности [предложения] без того, чтобы тем самым не задать и
возможности ошибки. Поэтому условия истинности противостоят не лжи, а абсурду,
то есть тому, что существует без значения, или тому, что может быть ни истиной,
ни ложью.
Вопрос о том, первична ли сигнификация по отношению к манифестации и денотации,
требует развернутого ответа. Так, например, если манифестация сама первична в
отношении обозначения и является его основанием, то лишь с очень специфической
точки зрения. Прибегая к классическому различению, мы говорим, что манифестация
первична с точки зрения речи, даже если это безмолвная речь. На уровне речи
начинает именно Я и начинает абсолютно. Следовательно, в порядке речи Я первично
не только в отношении всех возможных дено
_________
2 Например, когда Брайс Перейн противопоставляет наименование (денотацию) и
доказательства (значение), он понимает "доказательство" как то, что охватывает
нравственный смысл программы, которая выполняется, обещания, которое
сдерживается, и возможности, которая реализуется, -- как, например, в
"доказательстве любви" или во фразе "я буду любить тебя всегда", см. Recherches
sur la nature et les fonctlons du langege, Paris, Gallimard, 1972, ch.5.
32
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
таций, для которых оно служит основанием, но и в отношении всех сигнификации,
которые оно охватывает. Но именно с этой точки зрения понятийные сигнификации ни
самодостаточны, ни раскрыты как таковые: они только подразумеваются Я,
рассматривающего себя как имеющего такое значение, которое понимается сразу же и
совпадает с собственной манифестацией. Потому-то Декарт и мог противопоставить
определение человека как разумного животного своему же определению человека как
Когито: ибо если первое требует развернутого определения означаемых понятий (что
такое животное? что такое разумное?), то последнее понимается тут же, как только
высказывается3.
Такое первенство манифестации в отношении не только денотации, но и сигнификации
должно быть понято только в порядке "речи", где значения естественным образом
содержатся имплицитно. Только здесь Я первично по отношению к понятиям -- а
значит, и по отношению к миру и Богу. Но нет ли другого порядка, где значения
самодостаточны и раскрыты как таковые? В нем они были бы первичны и лежали бы в
основе манифестации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109