гигиенический смеситель
Художник не только пациент и врач
цивилизации, он также и извращенец от цивилизации.
Об этом процессе десексуализации и этом скачке от одной поверхности к другой мы
почти ничего не сказали. Их мощь только проявляется в работах Кэррола: она
проявляется в той самой силе, благодаря которой базовые серии (те, что
подчиняются эзотерическим словам) десексуализуются в пользу альтернативы
есть/говорить, а также в силе, которой поддерживается сексуальный объект -
маленькая девочка. В самом деле, вся тайна заключается в этом скачке, в этом
переходе от одной поверхности к другой, в том, во что превращается первая
поверхность, граничащая со второй. От физической шахматной доски к логической
диаграмме или, вернее, от чувственной поверхности к сверх-чувственной плоскости
- именно при этом скачке Кэррол - знаменитый фотограф - испытывает удовольствие,
которое мы можем принять за извращение, и в котором он невинно признается (как
он сам говорит Амалии в "неконтролируемом возбуждении": "Мисс Амалия, надеюсь,
вы окажете мне честь вашим отказом... Амалия, вы моя!").
Тридцать четвертая серия: первичный порядок и вторичная организация
Если верно, что фантазм надстраивается по крайней мере над двумя расходящимися
сексуальными сериями и что он сливается с их резонансом, то не менее верно и то,
что две базовые серии (с объектом = X, который пробегает по ним и заставляет
резонировать) задают только внешнее начало фантазма. Будем называть резонанс
"внутренним началом". Фантазм развивается в той степени, в какой резонанс
индуцирует форсированное движение, выходящее за пределы серий и сметающее их. У
фантазма маятниковая структура: основная серия, пробегаемая объектом = X;
резонанс; и форсированное движение с амплитудой, большей чем исходное движение.
Это исходное движение, как мы видели, - движение Эроса, происходящего на
промежуточной физической поверхности, сексуальной поверхности, или области
высвобождаемых сексуальных влечений. Но форсированное движение, представляющее
десексуализацию, - это Танатос и "принуждение"; оно происходит между двумя
крайностями: первоначальной глубиной и метафизической поверхностью,
деструктивными каннибалистически-ми влечениями глубины и спекулятивным
инстинктом смерти. Мы знаем, что самая большая опасность, связанная с этим
форсированным движением, - это слияние крайностей или, вернее, утрата всего в
бездонной глубине ценой всеобщего крушения поверхностей. Но с другой стороны,
огромный потенциал, заложенный в форсированном движении, состоит в полагании -
за пределами физической поверхности - обширной метафизической поверхности, на
которую проецируются даже поглощающие-поглощаемые объекты глубины. Таким
образом, все форсированное движение мы можем назвать инстинктом
314 ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
смерти, а его полную амплитуду - метафизической поверхностью. Во всяком случае,
форсированное движение устанавливается не между двумя базовыми сексуальными
сериями, а между двумя новыми и неопределенно-большими сериями - поеданием, с
одной стороны, и мышлением - с другой, где вторая всегда рискует исчезнуть в
первой, а первая, наоборот, всегда рискует быть спроецированной на вторую1.
Значит, фантазм требует четырех серий и двух движений. Движение резонанса двух
сексуальных серий вызывает форсированное движение, выходящее за пределы основ и
границ жизни, погружающееся в бездну тел. Но это же движение резонанса
открывается и на ментальной поверхности, задавая, таким образом, две новых
серии, которые воюют между собой. Эту борьбу мы и пытаемся описать.
Что происходит, если ментальная, или метафизическая, поверхность займет верхнее
положение в этом маятниковом движении? Тогда глагол вписывается в эту
поверхность - то есть чудесное событие вступает в символическую связь с
положением вещей, не сливаясь с ним, - блестящий ноэматический атрибут, не
смешивающийся с качеством, а сублимирующий его - гордый Результат, не
сливающийся с действием или страданием, а извлекающий из них вечную истину.
Осуществляется то, что Кэррол назвал Световодозвуконепроницаемостью, а также
"Сиянием". Это тот глагол, который в своем единоголосии сопрягает поглощение и
мышление: он проецирует поедание на метафизическую поверхность и набрасывает на
ней эскиз мышления. А поскольку поедание уже является не действием, а быть
съеденным - не страданием, но ноэматическими атрибутами, соответствующими им в
глаголе, - то рот высвобождается для мысли, которая наполняет его всевозможными
словами. Таким образом, глагол - это говорить, что значит есть-думать на
метафизической поверхности; он вызывает событие как то, что может быть выражено
языком, что случается с поглощаемыми вещами; и он вызывает смысл, упорно
утверждающиеся в языке, как выражение
________
1 Глубина сама по себе не задана в сериях, но она присоединяется к сериальной
форме именно в условиях фантазма.
315 ЛОГИКА СМЫСЛА
мысли. Значит, думать тоже означает есть-говорить: есть - как "результат",
говорить как "сделавшееся возможным". Здесь борьба между ртом и мозгом подходит
к концу. Мы видели, что эта борьба за независимость звуков идет, начиная еще с
экскрементальных и пищеварительных шумов, наполняющих рот-анус в глубине; мы
проследили ее вплоть до освобождения голоса с высоты и, наконец, вплоть до
первичной формации поверхности и слов. Но говорение, в полном смысле этого
слова, предполагает глагол и проходит через глагол, который проецирует рот на
метафизическую поверхность, наполняя его идеальными событиями этой поверхности.
Глагол - это "вербальное представление" во всей его полноте, а также наивысшая
утверждающая сила дизъюнкции (единоголосие для того, что расходится). Однако
глагол молчит. И мы должны буквально понимать ту идею, что Эрос - это звучание,
а инстинкт смерти - молчание. В глаголе осуществляется вторичная организация, и
из этой организации исходит весь порядок языка. Нонсенс действует как нулевая
точка мысли, случайная точка десексуализованной энергии и точечный Инстинкт
смерти. Эон, или пустая форма и чистый Инфинитив - это линия, прочерченная этой
точкой, это церебральная трещина, на гранях которой появляется событие; а
событие, взятое в единоголосии этого инфинитива, распределяется по двум сериям
амплитуды, задающей метафизическую поверхность. С одной из этих серий событие
связано как ноэматический атрибут, а с другой - как ноэтичес-кий смысл, так что
обе серии - есть-говорить - образуют дизъюнкцию для утверждающего синтеза, или
равно-голосие того, что существует в единоголосом Бытии и для него. Именно вся
эта система - точка-линия-поверхность - представляет организацию смысла и
нонсенса. Смысл происходит с состояниями дел и удерживается в предложениях,
варьируя свой чистый единоголосый инфинитив согласно сериям положений вещей,
которые он сублимирует и результатом которых является, и кроме того согласно
сериям предложений, которые он символизирует и делает возможными. Мы видели,
каким образом возникает порядок языка с его формативными составляющими - то есть
с денотациями и их выполнением в
316 ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
вещах, с манифестациями и их осуществлением в личностях, с сигнификациями и их
воплощением в понятиях; именно в этом заключался предмет статичного генезиса. Но
чтобы подойти к этому рубежу, нужно было пройти все стадии динамического
генезиса. Ведь голос давал нам либо только денотации, либо пустые манифестации и
денотации, либо чистые интенции, взвешенные в тональности. Первые слова дали нам
только формативные элементы, не достигая сформированных частей [языка]. Но для
того, чтобы существовал язык, полностью использующий речь с тремя измерениями
языка, надо было пройти через глагол и его молчание, через всю организацию
смысла и нонсенса на метафизической поверхности - то есть через последний этап
динамического генезиса.
Теперь ясно, что сексуальная организация - это пред-очертание организации языка,
так же как физическая поверхность была подготовкой для метафизической
поверхности. Фаллос играет важную роль на всех стадиях конфликта между ртом и
мозгом. Сексуальность находится между едой и говорением; и в то самое время,
когда они отделяются от деструктивных поглотительных влечений, сексуальные
влечения внушают первые слова, составленные из фонем, морфем и семантем.
Сексуальная организация уже наделяет нас всей точечно-линейно-поверхностной
системой; а фаллос как объект = Х и слово = Х играют роль нонсенса,
распределяющего смысл по двум базовым сексуальным сериям - прегени-тальной и
эдиповой. Однако вся эта промежуточная область, по-видимому, нейтрализуется
движением десексу-ализации, точно так же как базовые серии фантазма
нейтрализовывались серией амплитуд. Причина здесь в том, что фонемы, морфемы и
семантемы- в их первоначальном отношении к сексуальности-еще не формируют
составных частей денотации, манифестации и сигнифика-ции. Сексуальность ни
денотируется, ни манифестируется, ни сигнифицируется ими; скорее, сексуальность
- это поверхность, которую они дублируют, и сами они суть дублеры, которые
строят поверхность. Речь здесь идет о двойном поверхностном эффекте, об обратной
и лицевой стороне, которые предшествуют всем связям
317 ЛОГИКА СМЫСЛА
между положениями вещей и предложениями. Вот почему, когда развивается другая
поверхность с иными эффектами, которые, наконец, закладывают основания для
денотации, манифестации и сигнификации как упорядоченных лингвистических
составляющих, - то такие элементы, как фонемы, морфемы и семантемы, поднимаются
на эту новую плоскость, но утрачивают при этом свой сексуальный резонанс.
Сексуальный резонанс подавляется и нейтрализуется, тогда как базовые серии
сметаются новыми сериями амплитуды. Сексуальность существует только как аллюзия,
как пот или пыль, указывающие путь, пройденный языком, и которые язык продолжает
стряхивать и стирать с себя как крайне тягостные воспоминания детства.
Дело, однако, обстоит еще сложнее. Ибо если верно, что фантазм не ограничивается
метаниями между двумя крайностями - пищеварительной глубиной и метафизической
поверхностью; если он старается спроецировать на эту поверхность событие,
соответствующее поеданию, то как ему при этом не высвободить также и события
сексуальности? И как их высвободить, если не весьма специфическим образом? Как
мы видели, фантазм вечно возобновляет свое внутреннее движение десексуализа-ции
только при том, что он возвращается к своему внешнему сексуальному началу. У
этого парадокса нет эквивалента в других случаях проецирования на метафизическую
поверхность: десексуализованная энергия выдвигает и переиначивает объект
сексуального интереса как таковой и, таким образом, по-новому
ре-сексуализу-ется. Таков наиболее общий механизм перверсии при условии, что
перверсия отличается, как искусство поверхности, от низвержения, как техники
глубины. Согласно Пауле Хейманн, нельзя сказать, что большинство "сексуальных"
преступлений - это извращения; их следовало бы приписать низвержению глубин, где
сексуальные влечения все еще непосредственно вплетены во влечения поглощения и
разрушения. Но перверсия как поверхностное измерение, связанное с эрогенными
зонами, с фаллосом координации и кастрации и с отношениями между физической и
метафизической поверхностями, поднимает еще одну проблему, а именно, проблему
318 ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
наделения сексуального объекта десексуализованной энергией как таковой.
Перверсия - это поверхностная структура, выражающая себя как таковую без того,
чтобы обязательно проявляться в преступном поведении низвергающего характера.
Преступление здесь, несомненно, может иметь место, но только через регрессию от
перверсии к низвержению. Подлинная проблема перверсии правильно отражена в
соответствующем последней сущностном механизме - механизме Verleugnung
[отрицания - нем.]. Ибо, если Verleugnung - это у женщины поддержание образа
фаллоса, несмотря на отсутствие пениса, то такая операция предполагает
десексуа-лизацию как следствие кастрации, а также переиначива-ние сексуального
объекта, который является таковым благодаря десексуализованной энергии:
Verleugnung - не галлюцинация, а, скорее, эзотерическое знание2. Значит, Кэррол
- извращенец, но не преступник, извращенец, но не низвергатель; он - заика и
левша, использующий десексуализованную энергию фотоаппаратов в качестве до ужаса
спекулятивного глаза, чтобы вывести на сцену сексуальный объект par excellence,
а именно, маленькую девочку-фаллос.
В системе языка обнаруживается, таким образом, некая ко-система сексуальности,
которая подражает смыслу, нонсенсу и их организации: симулякр фантазма. Далее,
через все, что язык будет денотировать, манифестировать или сигнифицировать,
будет проходить сексуальная история, которая как таковая никогда не будет ни
денотирована, ни манифестирована, ни сигнифицирована, но которая будет
сосуществовать со всеми операциями языка, напоминая о сексуальной принадлежности
формативных лингвистических элементов. Этот статус сексуальности объясняет
подавление. Недостаточно сказать, что понятие подавления вообще является
топическим: это топологическое понятие. Подавление - это всегда подавление
одного измерения другим. Высота, то есть суперэго, чье скороспелое формирование
мы видели, подавляет глубину, где сексуальные и деструк-
__________
2 Как раз в терминах "знания" Лакан и некоторые из его учеников формулируют
проблему перверсии. См. сборник Le Desir et la perversion, Seuil, 1967.
319 ЛОГИКА СМЫСЛА
тивные влечения тесно связаны. Именно с этой связи или с внутренних объектов,
которые ее представляют, и начинается так называемое первичное подавление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
цивилизации, он также и извращенец от цивилизации.
Об этом процессе десексуализации и этом скачке от одной поверхности к другой мы
почти ничего не сказали. Их мощь только проявляется в работах Кэррола: она
проявляется в той самой силе, благодаря которой базовые серии (те, что
подчиняются эзотерическим словам) десексуализуются в пользу альтернативы
есть/говорить, а также в силе, которой поддерживается сексуальный объект -
маленькая девочка. В самом деле, вся тайна заключается в этом скачке, в этом
переходе от одной поверхности к другой, в том, во что превращается первая
поверхность, граничащая со второй. От физической шахматной доски к логической
диаграмме или, вернее, от чувственной поверхности к сверх-чувственной плоскости
- именно при этом скачке Кэррол - знаменитый фотограф - испытывает удовольствие,
которое мы можем принять за извращение, и в котором он невинно признается (как
он сам говорит Амалии в "неконтролируемом возбуждении": "Мисс Амалия, надеюсь,
вы окажете мне честь вашим отказом... Амалия, вы моя!").
Тридцать четвертая серия: первичный порядок и вторичная организация
Если верно, что фантазм надстраивается по крайней мере над двумя расходящимися
сексуальными сериями и что он сливается с их резонансом, то не менее верно и то,
что две базовые серии (с объектом = X, который пробегает по ним и заставляет
резонировать) задают только внешнее начало фантазма. Будем называть резонанс
"внутренним началом". Фантазм развивается в той степени, в какой резонанс
индуцирует форсированное движение, выходящее за пределы серий и сметающее их. У
фантазма маятниковая структура: основная серия, пробегаемая объектом = X;
резонанс; и форсированное движение с амплитудой, большей чем исходное движение.
Это исходное движение, как мы видели, - движение Эроса, происходящего на
промежуточной физической поверхности, сексуальной поверхности, или области
высвобождаемых сексуальных влечений. Но форсированное движение, представляющее
десексуализацию, - это Танатос и "принуждение"; оно происходит между двумя
крайностями: первоначальной глубиной и метафизической поверхностью,
деструктивными каннибалистически-ми влечениями глубины и спекулятивным
инстинктом смерти. Мы знаем, что самая большая опасность, связанная с этим
форсированным движением, - это слияние крайностей или, вернее, утрата всего в
бездонной глубине ценой всеобщего крушения поверхностей. Но с другой стороны,
огромный потенциал, заложенный в форсированном движении, состоит в полагании -
за пределами физической поверхности - обширной метафизической поверхности, на
которую проецируются даже поглощающие-поглощаемые объекты глубины. Таким
образом, все форсированное движение мы можем назвать инстинктом
314 ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
смерти, а его полную амплитуду - метафизической поверхностью. Во всяком случае,
форсированное движение устанавливается не между двумя базовыми сексуальными
сериями, а между двумя новыми и неопределенно-большими сериями - поеданием, с
одной стороны, и мышлением - с другой, где вторая всегда рискует исчезнуть в
первой, а первая, наоборот, всегда рискует быть спроецированной на вторую1.
Значит, фантазм требует четырех серий и двух движений. Движение резонанса двух
сексуальных серий вызывает форсированное движение, выходящее за пределы основ и
границ жизни, погружающееся в бездну тел. Но это же движение резонанса
открывается и на ментальной поверхности, задавая, таким образом, две новых
серии, которые воюют между собой. Эту борьбу мы и пытаемся описать.
Что происходит, если ментальная, или метафизическая, поверхность займет верхнее
положение в этом маятниковом движении? Тогда глагол вписывается в эту
поверхность - то есть чудесное событие вступает в символическую связь с
положением вещей, не сливаясь с ним, - блестящий ноэматический атрибут, не
смешивающийся с качеством, а сублимирующий его - гордый Результат, не
сливающийся с действием или страданием, а извлекающий из них вечную истину.
Осуществляется то, что Кэррол назвал Световодозвуконепроницаемостью, а также
"Сиянием". Это тот глагол, который в своем единоголосии сопрягает поглощение и
мышление: он проецирует поедание на метафизическую поверхность и набрасывает на
ней эскиз мышления. А поскольку поедание уже является не действием, а быть
съеденным - не страданием, но ноэматическими атрибутами, соответствующими им в
глаголе, - то рот высвобождается для мысли, которая наполняет его всевозможными
словами. Таким образом, глагол - это говорить, что значит есть-думать на
метафизической поверхности; он вызывает событие как то, что может быть выражено
языком, что случается с поглощаемыми вещами; и он вызывает смысл, упорно
утверждающиеся в языке, как выражение
________
1 Глубина сама по себе не задана в сериях, но она присоединяется к сериальной
форме именно в условиях фантазма.
315 ЛОГИКА СМЫСЛА
мысли. Значит, думать тоже означает есть-говорить: есть - как "результат",
говорить как "сделавшееся возможным". Здесь борьба между ртом и мозгом подходит
к концу. Мы видели, что эта борьба за независимость звуков идет, начиная еще с
экскрементальных и пищеварительных шумов, наполняющих рот-анус в глубине; мы
проследили ее вплоть до освобождения голоса с высоты и, наконец, вплоть до
первичной формации поверхности и слов. Но говорение, в полном смысле этого
слова, предполагает глагол и проходит через глагол, который проецирует рот на
метафизическую поверхность, наполняя его идеальными событиями этой поверхности.
Глагол - это "вербальное представление" во всей его полноте, а также наивысшая
утверждающая сила дизъюнкции (единоголосие для того, что расходится). Однако
глагол молчит. И мы должны буквально понимать ту идею, что Эрос - это звучание,
а инстинкт смерти - молчание. В глаголе осуществляется вторичная организация, и
из этой организации исходит весь порядок языка. Нонсенс действует как нулевая
точка мысли, случайная точка десексуализованной энергии и точечный Инстинкт
смерти. Эон, или пустая форма и чистый Инфинитив - это линия, прочерченная этой
точкой, это церебральная трещина, на гранях которой появляется событие; а
событие, взятое в единоголосии этого инфинитива, распределяется по двум сериям
амплитуды, задающей метафизическую поверхность. С одной из этих серий событие
связано как ноэматический атрибут, а с другой - как ноэтичес-кий смысл, так что
обе серии - есть-говорить - образуют дизъюнкцию для утверждающего синтеза, или
равно-голосие того, что существует в единоголосом Бытии и для него. Именно вся
эта система - точка-линия-поверхность - представляет организацию смысла и
нонсенса. Смысл происходит с состояниями дел и удерживается в предложениях,
варьируя свой чистый единоголосый инфинитив согласно сериям положений вещей,
которые он сублимирует и результатом которых является, и кроме того согласно
сериям предложений, которые он символизирует и делает возможными. Мы видели,
каким образом возникает порядок языка с его формативными составляющими - то есть
с денотациями и их выполнением в
316 ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
вещах, с манифестациями и их осуществлением в личностях, с сигнификациями и их
воплощением в понятиях; именно в этом заключался предмет статичного генезиса. Но
чтобы подойти к этому рубежу, нужно было пройти все стадии динамического
генезиса. Ведь голос давал нам либо только денотации, либо пустые манифестации и
денотации, либо чистые интенции, взвешенные в тональности. Первые слова дали нам
только формативные элементы, не достигая сформированных частей [языка]. Но для
того, чтобы существовал язык, полностью использующий речь с тремя измерениями
языка, надо было пройти через глагол и его молчание, через всю организацию
смысла и нонсенса на метафизической поверхности - то есть через последний этап
динамического генезиса.
Теперь ясно, что сексуальная организация - это пред-очертание организации языка,
так же как физическая поверхность была подготовкой для метафизической
поверхности. Фаллос играет важную роль на всех стадиях конфликта между ртом и
мозгом. Сексуальность находится между едой и говорением; и в то самое время,
когда они отделяются от деструктивных поглотительных влечений, сексуальные
влечения внушают первые слова, составленные из фонем, морфем и семантем.
Сексуальная организация уже наделяет нас всей точечно-линейно-поверхностной
системой; а фаллос как объект = Х и слово = Х играют роль нонсенса,
распределяющего смысл по двум базовым сексуальным сериям - прегени-тальной и
эдиповой. Однако вся эта промежуточная область, по-видимому, нейтрализуется
движением десексу-ализации, точно так же как базовые серии фантазма
нейтрализовывались серией амплитуд. Причина здесь в том, что фонемы, морфемы и
семантемы- в их первоначальном отношении к сексуальности-еще не формируют
составных частей денотации, манифестации и сигнифика-ции. Сексуальность ни
денотируется, ни манифестируется, ни сигнифицируется ими; скорее, сексуальность
- это поверхность, которую они дублируют, и сами они суть дублеры, которые
строят поверхность. Речь здесь идет о двойном поверхностном эффекте, об обратной
и лицевой стороне, которые предшествуют всем связям
317 ЛОГИКА СМЫСЛА
между положениями вещей и предложениями. Вот почему, когда развивается другая
поверхность с иными эффектами, которые, наконец, закладывают основания для
денотации, манифестации и сигнификации как упорядоченных лингвистических
составляющих, - то такие элементы, как фонемы, морфемы и семантемы, поднимаются
на эту новую плоскость, но утрачивают при этом свой сексуальный резонанс.
Сексуальный резонанс подавляется и нейтрализуется, тогда как базовые серии
сметаются новыми сериями амплитуды. Сексуальность существует только как аллюзия,
как пот или пыль, указывающие путь, пройденный языком, и которые язык продолжает
стряхивать и стирать с себя как крайне тягостные воспоминания детства.
Дело, однако, обстоит еще сложнее. Ибо если верно, что фантазм не ограничивается
метаниями между двумя крайностями - пищеварительной глубиной и метафизической
поверхностью; если он старается спроецировать на эту поверхность событие,
соответствующее поеданию, то как ему при этом не высвободить также и события
сексуальности? И как их высвободить, если не весьма специфическим образом? Как
мы видели, фантазм вечно возобновляет свое внутреннее движение десексуализа-ции
только при том, что он возвращается к своему внешнему сексуальному началу. У
этого парадокса нет эквивалента в других случаях проецирования на метафизическую
поверхность: десексуализованная энергия выдвигает и переиначивает объект
сексуального интереса как таковой и, таким образом, по-новому
ре-сексуализу-ется. Таков наиболее общий механизм перверсии при условии, что
перверсия отличается, как искусство поверхности, от низвержения, как техники
глубины. Согласно Пауле Хейманн, нельзя сказать, что большинство "сексуальных"
преступлений - это извращения; их следовало бы приписать низвержению глубин, где
сексуальные влечения все еще непосредственно вплетены во влечения поглощения и
разрушения. Но перверсия как поверхностное измерение, связанное с эрогенными
зонами, с фаллосом координации и кастрации и с отношениями между физической и
метафизической поверхностями, поднимает еще одну проблему, а именно, проблему
318 ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
наделения сексуального объекта десексуализованной энергией как таковой.
Перверсия - это поверхностная структура, выражающая себя как таковую без того,
чтобы обязательно проявляться в преступном поведении низвергающего характера.
Преступление здесь, несомненно, может иметь место, но только через регрессию от
перверсии к низвержению. Подлинная проблема перверсии правильно отражена в
соответствующем последней сущностном механизме - механизме Verleugnung
[отрицания - нем.]. Ибо, если Verleugnung - это у женщины поддержание образа
фаллоса, несмотря на отсутствие пениса, то такая операция предполагает
десексуа-лизацию как следствие кастрации, а также переиначива-ние сексуального
объекта, который является таковым благодаря десексуализованной энергии:
Verleugnung - не галлюцинация, а, скорее, эзотерическое знание2. Значит, Кэррол
- извращенец, но не преступник, извращенец, но не низвергатель; он - заика и
левша, использующий десексуализованную энергию фотоаппаратов в качестве до ужаса
спекулятивного глаза, чтобы вывести на сцену сексуальный объект par excellence,
а именно, маленькую девочку-фаллос.
В системе языка обнаруживается, таким образом, некая ко-система сексуальности,
которая подражает смыслу, нонсенсу и их организации: симулякр фантазма. Далее,
через все, что язык будет денотировать, манифестировать или сигнифицировать,
будет проходить сексуальная история, которая как таковая никогда не будет ни
денотирована, ни манифестирована, ни сигнифицирована, но которая будет
сосуществовать со всеми операциями языка, напоминая о сексуальной принадлежности
формативных лингвистических элементов. Этот статус сексуальности объясняет
подавление. Недостаточно сказать, что понятие подавления вообще является
топическим: это топологическое понятие. Подавление - это всегда подавление
одного измерения другим. Высота, то есть суперэго, чье скороспелое формирование
мы видели, подавляет глубину, где сексуальные и деструк-
__________
2 Как раз в терминах "знания" Лакан и некоторые из его учеников формулируют
проблему перверсии. См. сборник Le Desir et la perversion, Seuil, 1967.
319 ЛОГИКА СМЫСЛА
тивные влечения тесно связаны. Именно с этой связи или с внутренних объектов,
которые ее представляют, и начинается так называемое первичное подавление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109