У Платона единое выше ума, а
потому непостижимо для него даже с помощью диалектики (которая, кстати,
существенно отличается от диалектики гегелевской); гегелевская же система
потому и названа панлогизмом, что для разума (диалектического!) у него
ничего непостижимого нет. Хотя Гегель любит ссылаться на Аристотеля, чьи
понятия цели, энтелехии и целостности он хочет восстановить в правах,
критикуя новоевропейское естествознание за то, что оно отбросило эти
понятия, но по существу гегелевское учение несовместимо с онто-теологией
Аристотеля: достаточно напомнить, что Гегель отвергает закон тождества, а
вместе с ним и центральное у Аристотеля понятие бытия (сущности,
субстанции), составляющих фундамент аристотелевской онтологии и логики.
Вопреки Аристотелю, сформулировавшему закон тождества (непротиворечия) и
опиравшемуся на него как в учении о природе и мышлении, так и в учении о
Боге, Гегель заявляет: "Противоречие - вот что на самом деле движет миром,
и смешно говорить, что противоречие нельзя мыслить".
Ключевая роль отрицания в учении Гегеля обусловила специфическую, отличную
от классической античной трактовку определения как важнейшего действия
логики. Поскольку началом всего определенного (и, стало быть, мыслимого) у
Платона и Аристотеля является единое ("сущее и единое, - пишет Аристотель,
- то же самое, и у них - одна природа"), то определение мыслится греческой
классикой как ограничение беспредельного с помощью единства формы и в этом
смысле - как утверждение, полагание: определенное выше неопределенного,
беспредельного, как бытие выше небытия. Напротив, у Гегеля, воспринявшего
через Спинозу традицию, восходящую к Николаю Кузанскому и Джордано Бруно и
доведшего ее до логического конца, определение как ограничение есть
отрицание, ибо положительное мыслится здесь не как единое, но как
бесконечное, точнее - как тождество противоположностей - единого и
беспредельного. "Основа всякой определенности есть отрицание (omne
determinatio est negatio, как говорит Спиноза). Лишенное мысли мнение
неправильно рассматривает определенные вещи как лишь положительные и
фиксирует их под формой бытия. На одном только бытии дело не кончается, ибо
оно, как мы раньше убедились, совершенно пусто и бессодержательно". Принцип
тождества мышления и бытия, которым держится гегелевский монизм,
предполагает, таким образом, тождество единого и беспредельного, и оно-то
лежит в основе гегелевской диалектики и гегелевского пантеизма.
О пантеизме нужно сказать особо, поскольку именно здесь - один из
источников гегелевского имперсонализма, оказавшего определяющее влияние на
философскую и политическую мысль XIX-XX вв. Специфической особенностью
немецкого идеализма, начиная с раннего Фихте и кончая Гегелем (поздний
Фихте как раз пытался преодолеть эту точку зрения), является представление
о Боге не как об актуально сущем (и в этом смысле тождественном себе), а
как о развивающемся из первоначально потенциального в актуальное. Абсолют у
Гегеля не есть нечто действительно существующее, он есть возможное, т.е.
сущее в понятии. Его актуализация мыслится как самоосуществление в ходе
мирового процесса - сначала природного, а затем исторического. Вне и помимо
мирового процесса Бог своей актуальной реальности, своего бытия не имеет:
самосознание свое он обретает только благодаря человеку (идея, чуждая и
античной философии, и христианскому теизму), в самой адекватной и
совершенной форме - в диалектическом монизме гегелевской философии. Вот
почему Гегель столь непримиримо критикует те представления о Боге, согласно
которым первое и главное, что присуще Богу, есть бытие. История мира, по
Гегелю, - это в сущности и есть жизнь Бога. Тут, правда, имеет место
парадоксальная ситуация: с одной стороны, все существующее растворяется в
Абсолютном, представая как его неистинное, преходящее, конечное явление; с
другой стороны, Абсолютное не существует вне мира, не имеет самостоятельной
реальности и полностью поглощено миром. Не случайно последователи Гегеля
раскололись на два лагеря - на правых и левых гегельянцев. Правые
акцентировали первую сторону, настаивая на том, что для Гегеля реально
существует лишь Бог, а левые - вторую, будучи убежденными в том, что
гегелевская философия открывает путь материализму. И они не очень
заблуждались: пантеистическая система Гегеля действительно во многом
подготовила марксистский материализм.
Таким образом, реальность есть богочеловеческий процесс, в котором впервые
рождается не только человек, но и Бог, поскольку лишь в человеке он
актуально реализует себя, достигая в человеческом духе своего полного
самосознания.
Этим своим учением о развивающемся Боге Гегель радикально отличается от
Аристотеля, на которого так часто любит ссылаться. С точки зрения
Аристотеля, Бог есть чистая актуальность и лишь в качестве такового он
является условием возможности всякого конечного существования. Убеждение в
том, что актуальное бытие есть предпосылка потенциального, составляет
кардинальный принцип античной и средневековой философии: тезис немецкого
идеализма о становящемся Боге - специфически новоевропейский. Гегелевский
пантеистический монизм, как видим, существенно отличается как от античного
понимания единого, так и от христианского учения о трансцендентном личном
Боге.
Правда, тут может возникнуть вопрос: ведь в "Логике" Гегель показывает, как
абсолютная идея развертывает свои определения в идеальной сфере чистой
мысли до всякого "отчуждения" ее в природу и до возникновения человечества
и его истории. Так разве это не самостоятельное бытие трансцендентного
Бога, как его понимает христианство? Однако в этой своей чисто логической
стихии, в своем предмирном развитии Абсолют есть именно потенциальное
начало, сфера чистых возможностей, еще только ожидающих своей актуализации
в мировом процессе. И тем более это потенциальное состояние Абсолюта не
есть нечто трансцендентное - ведь в раскрытии логического содержания идеи
для человеческого - диалектического - разума нет ничего непостижимого.
Правда, поскольку диалектический разум опирается на закон противоречия (на
то самое противоречие, которое, с точки зрения средневековой теологии, есть
тот единственный запрет, который не может нарушить даже всемогущий Творец,
ибо это означало бы попрание самой формы разумного мышления), то ясность и
прозрачность гегелевского "разума" нередко оставляет желать лучшего: грань
между понятным для разума и непонятным для него до известной степени
стирается. Высшим принципом мышления для Человеко-Бога становится парадокс.
Именно отмена запрета противоречия делает человека способным постигнуть
процесс логического развертывания абсолютной идеи, т.е. всю внутреннюю
(хотя еще и только потенциальную) жизнь Божества. Такова сила,
всемогущество диалектики, этого поистине магического искусства.
Гегель выразил существенные черты миросозерцания нового времени,
определившие характер культуры XIX и ХХ вв.: во-первых, убеждение во
всемогуществе человека, а точнее богочеловечества, которому надлежит
овладеть природой и полностью подчинить ее своим целям; во-вторых,
убеждение в железной необходимости, с которой совершается богочеловеческий
процесс и в которой индивидуальной воле не дано ничего изменить.
Имперсонализм - естественное следствие пантеистического монизма Гегеля.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75