https://wodolei.ru/catalog/stalnye_vanny/ 

 

"Гипотез
не изобретаю" - и не вполне соответствовал реальной работе этого
выдающегося ученого - скорее он соответствовал духу того научного
сообщества, к которому принадлежал Ньютон.

4. ПЛАН СОЗДАНИЯ ИСТОРИИ НАУКИ И ТЕХНИКИ

Бэкону принадлежит идея, получившая впоследствии - главным образом уже в
XVIII в. - свою реализацию: о необходимости создания истории науки и
истории искусств, под которой Бэкон понимает главным образом историю
технических изобретений и открытий, трактуемых им однако очень широко - как
историю преобразования природы человеческой деятельностью. Значительный
интерес представляет сам характер обоснования, какое дает Бэкон своей идее,
а также способ членения различных видов знания, представляющий собой одну
из первых классификаций наук на заре нового времени. Бэкон предлагает
традиционное деление истории на естественную и гражданскую: "в естественной
истории рассматриваются явления и факты природы, в гражданской -
деятельность людей". Слово "история" применительно к природе означает в
общем то же самое, что было принято понимать под этим выражением со времен
Аристотеля и Плиния; термин "история" означает, как и в эпоху античности,
"описание" - описание природных явлений и процессов - как обычных, так и
редких и поражающих своей странностью. Со времени Плиния и особенно в
средние века, а еще больше - в эпоху Возрождения сохранялся неизменный
интерес к так называемым чудесам природы. Разделяет его и Бэкон, но при
этом дает ему совершенно новую интерпретацию.
Итак, естественная история делится, согласно Бэкону, на три области:
во-первых, обычных явлений, во-вторых, - явлений исключительных и,
в-третьих, - "историю искусств, которую мы обычно называем также
механической и экспериментальной историей". Третий вид "естественной
истории" представляет собой проект того, что впоследствии получило название
"истории цивилизации"; реализации этого проекта предстояло большое будущее:
вспомним "Историю цивилизации" Бокля, Энциклопедию наук и искусств,
созданную под руководством Даламбера и Дидро, а также многочисленные
работы, посвященные промышленному развитию Европы, возникшие в XVIII-XIX
вв. Предмет истории искусств, или истории техники, - это, по Бэкону,
"взаимоотношения природы и человека". Это - область, которую мы теперь
называем "второй природой" и которая, как видим, рассматривается Бэконом не
как ветвь гражданской, а как одна из трех ветвей естественной истории.
Аргументом в пользу отнесения истории искусств к сфере естествознания
является для Бэкона то обстоятельство, что искусство и природа,
естественное и созданное человеком не противоположны друг другу, а глубоко
родственны, даже едины в своей основе. Именно поэтому при описании природы
нельзя ограничиваться изложением "истории животных, растений и минералов,
даже не упомянув об экспериментах в области механических искусств".
Что касается исследования в первых двух областях естественной истории, то
здесь, по мысли Бэкона, до сих пор разработана только первая, что же
касается второй, т.е. изучения необычных порождений природы, так называемых
монстров, то здесь с самой древности установился неправильный, бесплодный
подход. Целью большинства сочинений, затрагивающих эту тему, было, по
словам Бэкона, "удовлетворение пустого любопытства, к чему стремятся
чудотворцы и фокусники". Такой подход не мог дать ощутимого результата в
познании природы, - он представлял собой в сущности одну из разновидностей
созерцательно-теоретической, а не практически-деятельной ориентации науки.
А между тем именно изучение отклонений от обычного хода природы может
проложить путь к овладению природой, обеспечить "переход от чудес природы к
чудесам искусства".
Как же мыслит себе Бэкон такой переход? "Самое важное в этом деле - зорко
следить за природой, когда она внезапно отклоняется от естественного хода
своего развития, чтобы в результате таких наблюдений можно было в любой
момент восстановить по своей воле упомянутый ход развития и заставить
природу подчиниться". Иными словами, надо подстерегать природу в моменты ее
собственного отклонения от нормального пути, чтобы подглядеть, подсмотреть
ее тайны и таким образом овладеть ею, - как бы вставить в образовавшийся
зазор, щель между явлениями орудие, инструмент самого человека. Это
рассуждение Бэкона крайне характерно для начала XVII в. Обычно отмечают,
что оно несет в себе еще следы мышления эпохи Возрождения и потому не
указывает генеральный путь развития нового естествознания. Что печать
Возрождения тут налицо, это несомненно. И как раз печать тех тенденций
возрожденческой науки, которые сродни магии, алхимии, т.е. так называемому
герметическому (тайному) знанию. Однако это вовсе не означает, что Бэкон не
оказался пророком новой науки и в этом пункте. Ведь эксперимент - любой,
как мысленный, так и эмпирический - предполагает помещение природного
явления в условия необычные, редко встречающиеся в самой природе и потому
позволяющие "раскрыть тайны" природных вещей. Не случайно даже подзорные
трубы вызывали у средневековых ученых подозрение и недоверие; такое же
недоверие несколько столетий спустя Гете высказывает по отношению к
классическим экспериментам новой науки - экспериментам Ньютона по
разложению светового луча. И по той же причине: природа в первом и во
втором случае "искажается", насилуется, в результате чего созданный
"монстр" не может претендовать на то, чтобы по нему устанавливались законы
протекания явлений в их естественном состоянии.
Вторжение в естественный ход развития природы с помощью экспериментов, по
мнению Бэкона, представляет самый плодотворный путь к познанию законов,
потому что, так же как и из человека, тайны из природы надо вырывать силой.
А что природа, как и люди, имеет достаточно оснований, чтобы хранить свои
тайны, в этом у Бэкона нет никакого сомнения. "Ведь подобно тому как
характер какого-нибудь человека познается лучше всего лишь тогда, когда он
приходит в раздражение, и Протей принимает обычно различные обличья лишь
тогда, когда его крепко свяжут, так и природа, если ее раздражить и
потревожить с помощью искусства, раскрывается яснее, чем когда ее
предоставляют самой себе". Под пытками и природа, и человек должны выдать
свою тайну - таково убеждение буржуазной цивилизации на заре ее истории.
Проектируя создание естественной истории, Бэкон по понятным причинам больше
всего внимания уделяет истории искусств, т.е. "истории покоренной и
преобразованной природы", - ведь раньше история техники вообще мало
интересовала исследователей. Бэкон поэтому подчеркивает необходимость дать
историю не только отдельных - наиболее удивительных и впечатляющих -
изобретений и усовершенствований человеческой деятельности, но и самых
"известных и распространенных опытов в тех или иных практических
дисциплинах", потому что для познания природы они нередко дают больше, чем
вещи менее распространенные. Кроме того, по мнению Бэкона, в механическую и
экспериментальную историю надо включить "не только собственно механические,
но и практическую часть свободных наук, а также и многообразные формы
практической деятельности, чтобы ничто не было пропущено из того, что
служит развитию человеческого разума".
Если история техники составляет, по Бэкону, раздел естественной истории, то
история науки - раздел истории гражданской. Невозможно создать подлинную
гражданскую историю, не включив в нее как неотъемлемую ее часть - и притом
часть самую лучшую и достойную - историю науки. "Действительно, если бы
история мира оказалась лишенной этой области, то она была бы весьма похожа
на статую ослепленного Полифема, так как отсутствовало бы именно то, что
как нельзя более выражает гений и талант личности". До сих пор, указывает
Бэкон, история науки как самостоятельная дисциплина не была создана, ибо те
сведения, которые даются при изложении основного содержания отдельных наук
- математики, юриспруденции и т.д. - относительно истории этих наук, как
правило, представляют собой "сухое перечисление различных школ, учений,
имен ученых или же поверхностное изложение хода развития этих наук" и
потому не могут претендовать на подлинное звание истории науки. "Я с полным
правом заявляю, что подлинной всеобщей истории науки до сих пор еще не
создано", - не без основания говорит Бэкон.
Как же представляет себе Бэкон настоящую всеобщую историю науки? Поскольку
соображения Бэкона здесь носят программный характер, мы остановимся на них
подробнее, тем более, что влияние идей Бэкона именно в области истории
науки невозможно переоценить. Не только первые истории науки XVIII в.
написаны под влиянием идей Бэкона, но и обширная "История индуктивных наук"
У. Уэвелла, и даже некоторые современные исследования, например, работы
такого крупного историка науки, как Кромби, еще несут на себе следы
бэконовской историко-научной программы. Именно Бэкон, как мы уже отмечали,
предложил кумулятивную модель истории науки и определил тем самым характер
ее развития на протяжении более чем двух столетий.
Первый уровень изучения истории науки - это, по Бэкону, уровень фактов:
"какие науки и искусства, в какие эпохи, в каких странах мира
преимущественно развивались. Здесь нужно сказать о состоянии науки в
древности, о ее развитии, распространении по разным частям света (ведь
знания путешествуют так же, как и сами народы); далее следует сказать о тех
или иных ошибках, периодах забвения и возрождения". Фактическая сторона
дела должна быть понята шире, чем она рассматривалась в прежних -
средневековых и возрожденческих - экскурсах в историю отдельных наук: нужно
излагать не только состояние самих наук, содержание научного знания,
полученного в разных странах в разные эпохи, но не упускать из виду и
человеческую, и социальную сторону научной жизни, а также - что особенно
существенно и ново - организационные формы научной деятельности. "Важно
также, - пишет Бэкон, - назвать отдельные школы и наиболее известные споры,
возникавшие среди ученых, рассказать о том, какую клевету приходилось
терпеть ученым и какой славой и почестями они бывали увенчаны. Должны быть
названы основные авторы, наиболее значительные книги, школы, традиции,
университеты, общества, колледжи, ордены, наконец, все, что имеет отношение
к состоянию и развитию науки". Наука у Бэкона впервые с такой
определенностью и так осознанно выступает прежде всего как социальный
институт, и это не случайно: именно человек типа Бэкона, прежде всего
государственный деятель, имевший не только специально юридическое
образование, но и большой опыт общественной и политической деятельности,
мог так трезво и практически подойти к науке как в настоящем, так и в
историческом ее развитии. А насколько вопрос о практической организации
научной деятельности, о социальном положении и материальном обеспечении
ученых волновал Бэкона, мы увидим ниже.
Однако историк науки, по Бэкону, не должен ограничиваться только
фактической стороной дела. Его задача, как и гражданского историка вообще,
установление причинной связи исследуемых фактов, рассмотрение поводов
возникновения тех или иных отдельных открытий и теорий, источников
происхождения знаний, а также причин недостаточного развития науки и,
соответственно, помех, которые были тому причиной. "...Мы хотим, чтобы было
восполнено то, что составляет достоинство и как бы душу гражданской
истории, а именно, чтобы одновременно с перечислением событий говорилось и
о причинах, их порождавших, т.е. чтобы было сказано о природе стран и
народов, об их больших или меньших способностях и дарованиях к тем или иным
наукам, о тех или иных исторических обстоятельствах, способствовавших или
мешавших развитию науки, о ревности и вмешательстве религий, о законах,
направленных против науки, и о законах, благоприятствовавших ее успехам и,
наконец, о замечательных качествах и деятельности отдельных лиц,
способствовавших развитию науки и просвещения и т.п.".
Средством изучения науки и ее истории должно быть, по Бэкону, тщательное
изучение первоисточников, а не обращение к сведениям из вторых и третьих
рук. Фактический материал для истории науки, подчеркивает Бэкон, следует
искать не только у историков и комментаторов, но "привлечь к изучению
важнейшие книги, написанные за все время существования науки, начиная с
глубокой древности...". В результате такого изучения самих источников,
наблюдения не только над их содержанием, но и над стилем и методом
изложения, будет возможность реконструировать не только отдельные "сухие
сведения", как делалось до сих пор, но, как говорит Бэкон, сам дух науки
того времени, которое мы изучаем. Это требование английского философа и по
сей день еще остается не вполне реализованным, хотя многое в этом плане
было сделано в истории науки во второй половине XIX и в ХХ вв. Однако
задача, поставленная Бэконом, весьма актуальна именно сегодня: исследование
науки в системе породившей ее культуры должно и может, по-видимому,
приблизить нас еще на один шаг к решению этой задачи.
Теперь остается посмотреть, какую же цель, по мнению Бэкона, должна
выполнять таким образом построенная история науки. Цель эта двойная: с
одной стороны, история науки углубляет теоретические знания современных
ученых и понимание ими собственного предмета изучения; с другой - она имеет
практическую цель. Последняя состоит в том, чтобы найти наилучший способ
организации науки, при котором научная деятельность могла бы давать самые
богатые плоды. "...С помощью такого изложения, какое мы описали, можно
значительно увеличить мудрость и мастерство ученых в самой научной
деятельности и в организации ее и, кроме того, оттенить движения и
изменения, недостатки и достоинства в истории мысли в такой же мере, как и
в гражданской истории, а это в свою очередь даст возможность найти
наилучший путь руководства ими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75


А-П

П-Я