Качество супер, суперская цена 

 


Каковы же свойства атомов, помимо уже названных - плотности, неделимости и
соответственно неизменности? Это, по Гассенди, величина, фигура и тяжесть.
По своей фигуре атомы могут быть круглыми, овальными, чечевицеобразными,
плоскими, выпуклыми, продолговатыми, коническими, крючковидными, гладкими,
шероховатыми, мохнатыми(!), четырехугольными, пятиугольными и т.д., иметь
как правильную, так и неправильную форму. Хотя атомы не воспринимаются
чувствами, тем не менее они обладают определенной величиной; в противном
случае, говорит Гассенди, из них нельзя было бы составить тела. Эта
величина может быть большей или меньшей, но это означает, что у атома
всегда есть части, хотя они и не могут быть отделены друг от друга в силу
абсолютной твердости атомов. А это значит, что атом у Гассенди - это не
математическое неделимое, не амера, а мельчайшее физическое тело. Согласно
Гассенди, математики имеют дело с несуществующими вещами, с абстракциями
ума, каковы точки, линии и т.д. Сенсуалистическая теория познания Гассенди,
видевшая единственный источник знания в чувственном опыте, вынуждала его
рассматривать конструкции ума, в том числе и математические понятия,
исключительно как "особое царство", не могущее претендовать на реальное
существование. Таким существованием, по Гассенди, обладают только
физические объекты - атомы. Материалистический сенсуализм Гассенди
составлял контрарную противоположность интеллектуализму Декарта, что и
обнаруживалось в полемике этих двух философов. Гассенди не случайно многие
годы посвятил изучению античного атомизма: именно его работы наглядно
свидетельствуют о том, что сам способ мышления Демокрита и Эпикура
располагал именно к физическому, а не к математическому атомизму. "Хотя
математики, - писал Гассенди, - и предполагают, что любое тело делимо до
бесконечности, исходя, разумеется, из предположения о несуществующих вещах,
каковы, например, точки, не имеющие частей, линии, не имеющие ширины, и т.
д., тем не менее Природа, деля и разрезая тела на частицы, из которых эти
тела сотканы, никогда не делит бесконечно или до бесконечности. Отсюда
явствует, что атомы называются так не потому, что они суть, как обычно
думают, математические точки, не поддающиеся рассечению из-за отсутствия у
них частей, а потому, что, хотя они и являются тельцами, нет такой силы в
природе, посредством которой их можно было бы рассечь или разъединить".
Разведя, таким образом, физику и математику, Гассенди тем более
настоятельно был поставлен перед вопросом о таком важнейшем физическом
свойстве атомов, как их подвижность. Античные атомисты приписывали атомам
движение, но в XVII в. невозможно было ограничиться лишь абстрактной
констатацией подвижности атомов, поскольку механика в этот период со всей
остротой поставила вопрос об источнике, причине движения тел. Как раз в
40-50-е гг. XVII в. в разной форме обсуждалась проблема инерции тел. И у
самого Гассенди, как показал французский историк науки Б. Рошо, было
достаточно определенное представление о законе инерции: Гассенди писал, что
камень, приведенный в движение в пустоте, перемещался бы по прямой линии с
постоянной скоростью, пока не встретил бы внешнего препятствия.
В вопросе об источнике движения представители атомистической программы - и
особенно Гассенди - резко разошлись с картезианцами. Декарт, как мы знаем,
считал материю саму по себе лишенной всякой активности; источником силы,
которой наделены покоящиеся и движущиеся тела, Декарт объявил Бога: при
сотворении мира Бог внес в него определенное количество силы, которое
постоянно и поддерживает, в каждое мгновение как бы творя мир заново.
Напротив, Гассенди подчеркивает изначальную активность самой материи, идя в
этом отношении дальше античных атомистов. Атомы обладают, по Гассенди, не
только тяжестью, или весом: они наделены также "энергией, благодаря которой
движутся или постоянно стремятся к движению".
Гассенди принадлежит приоритет в создании понятия, имевшего важное значение
для науки нового времени, - понятия молекулы. Молекулы, пишет Гассенди,
"это тончайшие соединеньица, которые, образуя более совершенные и более
нерасторжимые связи (чем указанные выше массы), представляют собой как бы
долговечные семена вещей". Молекулы тоже содержат в себе "некую энергию
(energia), или активную силу движения, складывающуюся... из энергий
отдельных атомов...".
Как и античные атомисты, Гассенди считал состоящими из атомов не только
тела, но и души живых существ. "Душа - это нежнейшее тело, как бы сотканное
из мельчайших и тончайших телец, большей частью, кроме того, из самых
гладких и самых круглых, ибо в противном случае душа не могла бы проникнуть
в тело и быть внутренне связана с ним и со всеми его частями..." Те, кто
утверждают, что душа бестелесна, не понимают, по Гассенди, что в этом
случае она не могла бы ни действовать, ни испытывать воздействие и
"представляла бы собой в этом случае нечто вроде сплошной пустоты".
Правда, при этом Гассенди отличает от чувствительной души разумную душу,
которую он наделяет бессмертием, не считая ее телесной, однако в отличие от
Декарта, у которого учение о разумной душе составляет органическую часть,
даже фундамент, его метафизики и физики, у Гассенди утверждение о
существовании разумной души никак не связано с характером его аргументации
и с содержанием его атомизма. Как совершенно правильно отмечает Ф. А.
Ланге, хотя Гассенди и признает существование бессмертного духа, "дух этот,
подобно Богу Гассенди, до такой степени стоит вне всякой связи с системой,
что легко можно обойтись без него. Гассенди вовсе не ради проблемы единства
его признает,- он признает его только потому, что этого требует религия".
Не только душа - даже Бог у Гассенди мыслится как состоящий из нежнейших и
тончайших атомов.
Учение о телесности, материальности души тесно связано у Гассенди с
сенсуалистической теорией познавательного процесса. Познание Гассенди
представляет себе - в духе опять-таки эпикурейской философии - как
воздействие извне на познавательную способность человека. Выступая с резкой
критикой декартова положения, что человек наиболее ясно и отчетливо может
мыслить идею самого себя (cogito ergo sum), Гассенди пишет: "...так как для
получения понятия о какой-либо вещи необходимо, чтобы эта вещь
воздействовала на познавательную способность, а именно чтобы она посылала
этой познавательной способности свой образ или, иначе говоря, информировала
ее, то отсюда очевидно, что сама познавательная способность, не имея
возможности находиться вне самой себя, не может посылать самой себе свой
образ и, следовательно, не может образовать понятие о самой себе, или, что
то же самое, воспринять самое себя".
Понятие и образ, познание и восприятие для Гассенди тождественны. Это -
крайняя форма сенсуализма, которая приводит Гассенди к утверждению, что
познавать, в принципе можно только телесное бытие. И это вполне
последовательно, если принять предпосылку Гассенди, что познание есть
только восприятие того, что посылает нам свои образы, воздействующие на
нашу познавательную способность. Кстати, эта последняя тоже должна быть при
этом материальной, ибо материальное может воздействовать только на
материальное же. "Образ материальной вещи не может быть воспринят
нематериальным умом", - говорит Гассенди.
Декарт различал две познавательные способности, следуя здесь средневековой
традиции, идущей от аристотеликов и неоплатоников: воображение, посредством
которого человек воспринимает эмпирически данные, т.е. телесные вещи, и
понимание (или разум), посредством которого мы постигаем то, что не дано
эмпирически - идеи и их отношения. Гассенди выступает против этого
различения, рассуждая следующим образом: "Но разве может ум обратиться к
самому себе или к какой-нибудь идее, не обращаясь одновременно к
чему-нибудь телесному или представленному телесной идеей? Ибо треугольник,
пятиугольник, тысячеугольник, десятитысячеугольник, а также другие фигуры и
их идеи - все это телесно, и, обращая к ним мысль, ум может понимать их
лишь как телесные вещи или на манер телесных вещей. Что же касается идей
вещей, считающихся нематериальными, например идей Бога, ангела,
человеческой души или ума, то известно, что все наши идеи этих вещей либо
телесны, либо как бы телесны, т.е. позаимствованы ... от человеческого
образа и от других тончайших, простейших и самых неощутимых вещей, каковы,
например, воздух или эфир".
Как видим, логика последовательного сенсуализма требует считать телесными
даже Бога, ангелов, не говоря уже о человеческой душе и уме. При таком
подходе к процессу познания Гассенди должен прийти к выводу, что не чувства
обманывают нас и вводят в заблуждение как считала рационалистическая
традиция, а скорее суждения нашего рассудка, поскольку при этом мы слишком
далеко отходим от непосредственного восприятия вещей, которое обманывать не
может.
Здесь, однако, мы видим любопытное противоречие в учении Гассенди. С одной
стороны, атомистическая гипотеза предполагает как раз недоверие к
непосредственному чувственному восприятию: ведь атомы не могут быть
доступны этому последнему, а постигаются только нашим умом. Атомизм
Демокрита, как мы знаем, в этом отношении как раз исходил из недоверия к
чувственному восприятию. Как отмечает Э. Кассирер, "понятие атома придумано
Демокритом, чтобы обрести строго единое и рациональное понимание
действительности и тем самым освободиться от противоречий, в которые нас
повсюду запутывает наивное чувственное созерцание". С другой же стороны,
Гассенди настаивает именно на достоверности чувственного восприятия, не
принимая декартова рационализма. По мнению Кассирера, здесь Гассенди резко
отходит от принципов Демокрита, который "стремится из тьмы чувственного
познания к математическому миру чистых образов и движений".
Что противоречие тут у Гассенди имеется, это несомненно. Но это, на наш
взгляд, противоречие, характерное и для античного атомизма, в том числе и
для Демокрита. Кассирер прав, когда говорит, что Демокрит хотел
освободиться с помощью понятия атома от противоречий, на которые указали
элеаты, критикуя непосредственное чувственное созерцание как источник
"мнения", а не истинного знания. Но Кассирер не прав, делая отсюда вывод,
что Демокрит действительно пришел к "математическому миру чистых образов и
движений", т.е. к последовательному рационализму. В действительности
Демокрит, пытаясь, видимо, решить парадоксы бесконечности Зенона, свое
понятие атома определил с самого начала двойственно: с одной стороны, атом
невидим, а это значит, что он познается только разумом (отсюда - критика
Демокритом чувственного восприятия и сферы "мнения" вообще); с другой же
стороны, это очень малое, но физическое тело, которое ничем принципиально
не отличается от тел, наблюдаемых нами в эмпирическом мире. Поэтому, хотя
атом и постигается умом, но в то же время он не есть нечто бестелесное,
умопостигаемое в собственном смысле слова. Мир атомов Демокрита, вопреки
утверждению Кассирера, отнюдь не есть "математический мир", - это мир
физический, только не доступный нашему восприятию по причине малости
составляющих его тел. Не случайно Гассенди, живший в эпоху изобретения
микроскопа, постоянно возвращается к мысли о тех возможностях, которые
предоставляет микроскоп для подтверждения атомарной гипотезы.
Кстати, все те сенсуалистические построения Гассенди, сообразно которым
познание есть восприятие образов, отделяющихся от тел, в принципе ничем не
отличаются от теории истечений Демокрита; учение Гассенди о душе как
образованной из тонкой материи создано, несомненно, опять-таки под
воздействием античных атомистов, и не только Эпикура, но и Демокрита. И не
случайно у античных атомистов мы находим тоже сенсуалистическое
представление о процессе познания: оно только по видимости противоречит
атомистической онтологии, а по существу вполне согласуется с этой
последней. Ведь, вообще говоря, атом представляет собой как бы нечто
среднее между понятием разума и представлением воображения: не случайно
образ пылинок, движущихся в солнечном луче, сопровождает атомизм как в
античности и в средние века, так и в эпоху Возрождения и в XVII-XVIII вв. И
поэтому на почве атомизма все время возникает отмеченное нами противоречие.
Но это же противоречие, составляющее слабость атомизма как философского
учения, оказывается, как это ни парадоксально, несущим в себе эвристические
возможности, которые делают атомизм весьма привлекательным для
естествоиспытателей. Как свидетельствует Аристотель, теоретический оппонент
атомистов, теория Демокрита привлекала естествоиспытателей и в его время,
поскольку она с самого начала была ориентирована на объяснение явлений
эмпирического мира и всегда давала обильную пищу представлению,
воображению. Прибегая к понятию-представлению атомов, движущихся в пустоте,
ученый может как бы наглядно видеть те процессы, которые в действительности
чувственному восприятию не даны, но которые в то же время мыслятся как
причины чувственно воспринимаемых явлений. Иными словами, атомизм дает
удобную и пластически ясную модель тех умственных конструкций, которые
создает естествоиспытатель - физик, химик, даже медик. В отличие от
философа, стремящегося к построению логически непротиворечивой системы
понятий, а потому сравнительно легко вскрывающего противоречия атомизма как
философской доктрины, естествоиспытатель видит в атомизме средство
моделирования природных процессов и за это ценит атомизм как эвристическую
гипотезу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75


А-П

П-Я