На основании принципа "мыслю, следовательно, существую" Декарт развивает
учение о субстанциях, без которого невозможным было бы применение его
метода к познанию природы.

2. Природа как протяженная субстанция

Насколько учение Декарта о субстанции связано с его исходным первоначалом -
cogitatio - можно видеть из следующего высказывания: "Из того лишь, что
каждый человек сознает, что мыслит, и может мысленно исключить из себя или
из своей души всякую иную субстанцию, как мыслящую, так и протяженную, мы
вправе заключить, что каждый из нас, рассматриваемый таким образом, реально
отличается от всякой иной мыслящей субстанции и от всякой телесной
субстанции". В акте мышления, таким образом, каждому мыслящему
непосредственно дана его субстанция - субстанция мыслящая, исключающая
всякую протяженную субстанцию, в том числе и собственное тело мыслящего.
Это положение принципиально для Декарта, но и не только для него:
противопоставление двух субстанций - мыслящей и протяженной, или духовной и
материальной - проходит красной нитью через философию XVII-первой половины
XVIII в., составляя важнейшую предпосылку для механистического истолкования
природы. Только в том случае, если духовное начало полностью выносится за
пределы природы, последняя превращается в простой механизм, объект для
человеческого рассудка - именно такой она предстала у Декарта, наиболее
последовательно проводившего в жизнь принципы механицизма.
Субстанции определяются по противоположности: ум - субстанция неделимая,
тело - субстанция делимая; первая составляет, по Декарту, предмет
метафизики, вторая - предмет физики, т.е. механики. Для того чтобы
последовательно провести это разделение всего сущего на две субстанции,
Декарту надо было устранить ту реальность, которая делала возможным
преодоление разрыва между умом и телом, - душу. И в античности, и в
значительной мере в средние века (во всяком случае, в той традиции, которая
шла от Аристотеля, т.е. у томистов) душа выступала как "средний термин"
между духом и плотью. При этом душе приписывались такие способности, как
воображение, чувство, стремление (желание), - родственные у человека с
животными.
Декарт же, как мы выше уже отмечали, считает воображение, чувство, желание
и т.д. модусами ума, и это не случайно: он хочет тем самым подчеркнуть, что
нет надобности допускать в человеческом существе никаких субстанций, кроме
ума и тела. Не случайно он также употребляет выражение "душа, или ум": он
не признает ни животной, ни растительной души, как это мы видели у
Аристотеля и аристотеликов; есть одна душа, разумная, и имя ее - ум.
Животные же, по Декарту, не говоря уже о растениях, никакой душой не
наделены, они - автоматы, такие же, как и "телесная субстанция" -
человеческое тело. Последнее же есть "машина, которая, будучи создана
руками Бога, несравненно лучше устроена и имеет в себе движения более
изумительные, чем любая из машин, изобретенных людьми".
Характерно, что пропасть, вырытая таким образом между человеком и миром
других живых существ, служит, согласно Декарту, дополнительным аргументом в
пользу бессмертия души. "...Нет представления, которое бы удаляло слабые
умы с правильного пути добродетели в большей мере, чем то, будто душа
животных имеет ту же природу, что и наша, и, следовательно, нам в той же
мере, как мухам и муравьям, нечего бояться и не на что надеяться после этой
жизни. Напротив того, когда знаешь, сколь эти души различны, понимаешь
гораздо лучше доводы, которые доказывают, что наша душа имеет природу,
совершенно не зависящую от тела, и, следовательно, не подвержена смерти
вместе с ним; а так как других причин, которые бы ее разрушали, не видно,
то, естественно, склоняешься к мысли о ее бессмертии".
Как видим, представление о природных существах, и о человеческом теле в том
числе, как о машинах у Декарта так же связано с христианским догматом о
творении, как и у теологов XIV столетия, в частности у Буридана. Уже в XIII
и особенно в XIV вв. появляется аналогия твари с механизмом, а Бога-Творца
- с механиком, который неизмеримо превосходит искусностью любого инженера;
эта аналогия представляет собой излюбленную идею XVII столетия - века
торжества механики, возведенной в основной мировоззренческий принцип; но и
у Декарта, одного из самых последовательных представителей механицизма,
связь между идеей природы как системы машин и идеей трансцендентного
Бога-Творца можно проследить едва ли не на каждой странице его сочинения.
Бессмертие души Декарт тоже связывает с тезисом о том, что всякое тело есть
механизм, не более; тем самым и Бог, и человек, обладающий разумной
бессмертной душой, выносятся за пределы природного мира и ставятся над ним
в качестве Великого и Малого Творцов.
Такова подоплека декартовского учения о двух противоположных субстанциях -
духовной и материальной. Первая открыта нам непосредственно, вторую мы
узнаем опосредованно. Декарт определяет субстанцию как вещь, которая не
нуждается для своего существования ни в чем, кроме самой себя. Если строго
исходить из этого определения, то понятие субстанции можно отнести только к
Богу; что же касается вещей мыслящих или протяженных, то они сотворены
Богом, а "нет ничего сотворенного, что могло бы просуществовать хотя бы
мгновение, не будучи поддерживаемо и хранимо его могуществом". Таким
образом, Декарт сам признает, что к творению понятие субстанции можно
применить лишь условно, с целью отличить среди сотворенных вещей те,
которые для своего существования нуждаются "лишь в обычном содействии
Бога", от тех, которые для этого нуждаются в содействии других творений, а
потому носят название качеств и атрибутов, а не субстанций.
Как раз в этом пункте, где у Декарта возникает некоторая неопределенность,
его понятия были уточнены, с одной стороны, окказионалистами, а с другой -
Спинозой. У последнего мышление и протяжение носят имя не субстанций, а
атрибутов, и таким образом преодолевается неоднозначность декартовского
определения субстанции, снимается тот на первый взгляд резкий дуализм,
который входит в философию вместе с учением о двух субстанциях. Однако в
строгом смысле слова дуализма нет и у самого Декарта: связь между
субстанциями обеспечивается Богом, Творцом обеих, и именно эта связь делает
возможным познание телесной субстанции со стороны субстанции духовной.
Главное определение духовной субстанции - ее неделимость; важнейший признак
телесной - делимость до бесконечности. Здесь Декарт, как нетрудно видеть,
воспроизводит античное понимание духовного и материального начал,
понимание, которое в основном унаследовало и средневековье. Таким образом,
основные атрибуты субстанций - это мышление и протяжение, остальные их
атрибуты производны от этих первых: воображение, чувство, желание - модусы
мышления; фигура, положение, движение - модусы протяжения.
Нематериальная субстанция имеет в себе, согласно Декарту, идеи о некоторых
вещах. Эти идеи присущи ей изначально, а не приобретены в опыте, а потому
их стали называть врожденными, хотя сам Декарт чаще говорит о том, что они
вложены в нас Творцом. Прежде всего к ним относится идея Бога как существа
всесовершенного, затем идеи чисел и фигур, а также некоторые общие понятия,
как, например, известная аксиома: "Если к равным величинам прибавить
равные, то получаемые при этом итоги будут равны между собой" или
положение: "Из ничего ничего не происходит". Это - вечные истины,
"пребывающие в нашей душе и называемые общим понятием, или аксиомой.
Подобным же образом, - продолжает Декарт, - говорят, что невозможно, чтобы
одно и то же одновременно и было и не было, что сделанное не может быть не
сделанным, что тот, кто мыслит, не может не быть или не существовать, пока
мыслит, и бесчисленное множество подобных положений". Эти идеи и истины,
вероятно, рассматриваются Декартом как воплощение естественного света
разума; они-то и составляют содержание мыслящей субстанции. Со времени
Декарта начинается полемика вокруг вопроса о способе существования, о
характере и об источнике этих самых врожденных идей, полемика,
продолжавшаяся более полутора столетий.
Что же представляет собой протяженная субстанция, с которой, в сущности,
Декарт отождествил природу? В протяженной субстанции, по Декарту, мы можем
мыслить ясно и отчетливо только ее величину (которая тождественна с самим
протяжением), фигуру, движение, расположение ее частей; а значит, именно
эти свойства и составляют реальность протяженной субстанции. Под движением
Декарт понимает только движение перемещения - "ибо философы, предполагая
некоторые иные движения, отличные от этого, затемнили его истинную
природу". Под "иными движениями" Декарт разумеет качественные изменения,
рост и уменьшение (т.е. изменения количественные) и, наконец, возникновение
и уничтожение - все эти превращения в аристотелевской научной программе
считались видами движения. Но что касается таких свойств телесных вещей,
как цвет, вкус, запах и т.п., то относительно них у нас нет ясного и
отчетливого познания, - напротив, все эти идеи смутны и неотчетливы. "Ибо
хотя мы, - пишет Декарт, - видя какое-либо тело, не менее уверены в его
существовании, воспринимая в этом случае его цвет, чем воспринимая
ограничивающие его очертания, однако несомненно, что мы совсем иначе
познаем то его свойство, на основании которого говорим, что тело скорее
имеет фигуру, чем то, которое заставляет нас видеть его окрашенным".
Восприятия цвета, звука, запаха, вкуса, согласно Декарту, вызываются
некоторыми неизвестными нам свойствами тел, объективно им присущими, но
поскольку эти восприятия определяются особенностями нашего собственного
тела и носят поэтому названия чувств, то на их основании мы не можем с
достоверностью судить об объективно присущем телу свойстве: для этого наши
чувства слишком смутны, а значит - субъективны. Поэтому и сами указанные
качества тел носят названия вторичных в отличие от тех, которые реально
присущи вещам, а потому получили имя первичных качеств. Хотя это деление на
первичные и вторичные качества возникло уже у Галилея, тем не менее впервые
с такой неуклонной последовательностью оно было проведено Декартом и стало
прочным достоянием философии и науки XVII-XVIII вв. Деление на первичные и
вторичные качества мы встречали и в одной из античных программ, а именно в
атомизме, который всего ближе к механическому объяснению мира, однако
Демокриту не удалось провести это деление с той жесткой
последовательностью, как это сделала классическая механика, и особенно
творец первой механической программы - Декарт. Чувства вкуса, запаха,
звука, тепла, холода, света, цвета "в действительности, - пишет Декарт, -
не представляют ничего, что существовало бы вне мышления, однако они
разнообразны в зависимости от различия в движениях, переходящих из всех
точек нашего тела к мозгу, с которым мышление наше теснейшим образом
связано". Вот с этими-то чувствами и связано большинство человеческих
заблуждений, их Декарт главным образом имеет в виду, когда говорит о
смутных идеях.
Обратимся, однако, к тем определениям протяженной субстанции, которые
действительно реально ей присущи. Главное определение тел - это их
протяженность в длину, ширину и глубину, т.е., иначе говоря, субстанция тел
ничем не отличается от их величины. Стало быть, та наука, которая еще в
античности изучала протяженность, т.е. величину, а именно геометрия, должна
быть первой и главнейшей наукой о протяженной субстанции - о природе.
Учитывая, что телам самим по себе присуща также фигура, а изучение фигур -
тоже дело геометрии, ясно, что эта наука является не просто одной из ветвей
знания, но становится универсальным инструментом познания природы. При
этом, однако, она должна быть преобразована так, чтобы с ее помощью можно
было изучать также и движение. Тогда она предстанет в виде некоторой
универсальной науки (матесис универсалис), тождественной тому, что Декарт
именует своим методом.
Центральным положением натурфилософии Декарта является произведенное им
отождествление материи и пространства. Это отождествление, с помощью
которого Декарт освобождается от тех многочисленных затруднений, которые мы
видели у Галилея, является принципиально новым и важным для дальнейшего
развития науки. "Пространство, или внутреннее место, - пишет он в "Началах
философии", - разнится от телесной субстанции, заключенной в этом
пространстве, лишь в нашем мышлении. И действительно, протяжение в длину,
ширину и глубину, составляющее пространство, составляет и тело...
Рассматривая... этот камень, мы обнаружим, что истинная идея, какую мы о
нем имеем, состоит в одном том, что мы отчетливо видим в нем субстанцию,
протяженную в длину, ширину и глубину; то же самое содержится и в нашей
идее о пространстве, причем не только о пространстве, заполненном телами,
но и о пространстве, которое именуется "пустым"". Декарт здесь углубляет и
доводит до конца возникшее еще в средневековой схоластике стремление к
пересмотру аристотелевского понятия "место", стремление, объяснявшееся
обнаружением трудностей, связанных с аристотелевским определением места как
"ближайшей границы объемлющего тела". Это аристотелевское понятие места
было тесно связано с необходимостью ввести систему абсолютных "мест" -
верха и низа, центра и периферии космоса. Уже в XV в., как мы видели,
разрушается этот конечный космос Аристотеля, - Николай Кузанский и за ним
Джордано Бруно не признают никакого "центра" и "периферии", ибо космос у
них больше не конечен. Для Декарта это уже само собой разумеется, а потому
он спокойно отменяет аристотелевское понятие места. "Если... мы подумаем о
том, что в мире нет неподвижных точек (в дальнейшем мы увидим, что это
доказуемо), то отсюда заключим, что ни для какой вещи в мире нет твердого и
постоянного места, помимо того, которое определяется нашим мышлением".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75