И ее
надо поскорее от этого избавить, ведь она уже раздувается. Вот, сами взгля
ните! Ц и я указал на левый бок позы с бугром начинающейся тимпании рубца
. В ту же секунду Дороти снова забилась в кашле, который, казалось, разрыва
л ее на части.
Мистер Керби глядел на меня с немой мольбой, а я не знал, что делать.
Ц Я схожу в машину за фонариком, Ц сказал я, выбираясь из загончика. Ц М
ожет, удастся рассмотреть, в чем тут штука.
Старик светил фонариком, и я снова открыл козе рот, и опять у нее вырвался
жалобный звук, словно детский плач. И вот тут-то я заметил у нее под языком
узкую черную ленточку.
Ц Ага! Ц воскликнул я. Ц Вот что держит эту дрянь! Зацепилась за язык те
семочкой или шнурком! Ц Я аккуратно завел указательный палец под тесем
ку и потянул.
Нет, это была не тесемка. Я тянул, а она растягивалась… как резинка. Потом п
ерестала растягиваться, и я почувствовал сопротивление. Затычка в горле
чуть сдвинулась. Я продолжал осторожно тянуть, и медленно-медленно таин
ственный кляп продвинулся через корень языка. Едва он оказался во рту це
ликом, как я отпустил резинку, ухватил мокрую массу и начал ее извлекать. Д
а будет ли ей когда-нибудь конец Ц она раскручивалась и раскручивалась
в длинную матерчатую змею. Но вот на третьем футе я вытащил ее всю и бросил
на соломенную подстилку.
Мистер Керби схватил измочаленную тряпку, поднес к глазам, начал распуты
вать с явным недоумением и вдруг вскричал:
Ц Господи помилуй, да это же мои трусы!
Ц Что-что?
Ц Летние мои трусы! Как потеплеет, я кальсоны скидываю, не люблю я их, и на
трусы перехожу. Под праздник хозяйка большую уборку затеяла, так все реш
ить не могла, постирать их или сразу на тряпки пустить. Ну, все-таки выстир
ала, а Дороти, видать, их с веревки-то и сдернула! Ц Он поднял повыше измоч
аленные трусы и печально на них уставился. Ц Им прямо износу не было, но у
ж Дороти их доконала!
Тут его сотрясла беззвучная дрожь, потом он издал приглушенный смешок и
разразился хохотом. Таким заразительным, что и я невольно засмеялся. Сов
сем ослабев, он привалился к сетке.
Ц Ох, трусы мои, трусы… Ц еле выговорил он, а потом перегнулся через сетк
у и погладил козу по голове. Ц Ну, да пусть их, старушка, лишь бы ты была жив
а-здорова.
Ц Ну, за нее не опасайтесь. Ц Я указал на левый бок козы. Ц Как видите, лиш
ний воздух из желудка уже почти весь вышел.
Я еще не договорил, как Дороти облегченно рыгнула и сунула нос в кормушку
с сеном.
Старик следил за ней влюбленным взглядом.
Ц Это дело! Опять проголодалась, умница. А не запутайся резинка у нее на я
зыке, она бы всю тряпку проглотила, да и сдохла.
Ц Ну, не думаю, Ц заметил я. Ц Просто поразительно, чего только жвачные
не умудряются таскать в желудке! Был случай, я оперировал корову совсем п
о другому поводу и нашел у нее в желудке велосипедную покрышку. Судя по вс
ему, худа ей от этой покрышки никакого не было.
Ц Угу… Ц Мистер Керби потер подбородок. Ц Значит, и Дороти могла бы раз
гуливать себе с моими трусами в брюхе и хоть бы что!
Ц Вполне возможно. А вы бы голову себе ломали, куда они подевались!
Ц Ей-богу, так, Ц сказал мистер Керби, и мне показалось, что он опять расх
охочется. Но он совладал с собой и стиснул мой локоть. Ц Только чего же эт
о я тебя тут держу, малый? Пошли-ка в дом. Отведаешь рождественского пирог
а.
В крохотной парадной комнате меня усадили в лучшее кресло у очага, в кото
ром пылали и трещали два огромных полена.
Ц Дай-ка мистеру Хэрриоту пирожка, мать! Ц скомандовал старик, скрывая
сь в кладовке, откуда появился с бутылкой виски, чуть не столкнувшись с же
ной, торжественно державшей перед собой пирог с толстым слоем глазури, р
азноцветными блестками и даже упряжкой северных оленей, запряженных в с
анки.
Ц Ну и везунчики же мы, что к нам, мать, и в рождественское утро такие люди
приезжают помочь! Ц сказал мистер Керби, вытаскивая пробку.
Ц Что так, то так, Ц ответила старушка и, отрезав огромный кусок пирога, п
оложила его на тарелку рядом с солидным клином уэнслейдейлского сыра.
Ее муж тем временем наливал мне виски и по неопытности Ц виски в Йоркшир
е не в большом ходу Ц чуть было не наполнил рюмку до краев, словно лимонад
ом, но я его успел остановить.
Держа рюмку в руке, а тарелку с пирогом на коленях, я поглядел на старичков
, которые, усевшись на жесткие стулья напротив, следили за мной с радушной
доброжелательностью. В их лицах было какое-то сходство, какая-то общая кр
асота. Такие лица можно увидеть только в деревне Ц морщинистые, обветре
нные, но с удивительно ясными глазами, полными бодрой безмятежности.
Ц Желаю вам обоим счастливого рождества, Ц сказал я.
Старички заулыбались, кивнули и ответили:
Ц И вам того же, мистер Хэрриот!
А мистер Керби сказал:
Ц И еще раз спасибо, малый. Мы тебе по гроб жизни благодарны, что ты сразу п
оехал спасать Дороти. Праздник мы тебе, конечно, подпортили, да ведь и нам
праздник не в праздник был бы, коли бы козочка наша сдохла, верно, мать?
Ц Да что вы! Ц воскликнул я. Ц Вы мне ничего не испортили, а наоборот, сно
ва напомнили, что нынче рождество.
Я обвел взглядом комнатку, украшенную к празднику бумажными лентами, сви
сающими с балок низкого потолка, и буквально ощутил, как на меня теплой во
лной нахлынули вчерашние чувства. И глоток виски тут был совершенно ни п
ри чем.
Я откусил кусок пирога и сразу заел его влажным кусочком сыра. В мои первы
е йоркширские дни я приходил в ужас, когда меня потчевали такой неслыхан
ной комбинацией, но время все поставило на свои места, и я убедился, что на
до только пережевывать сыр вместе с пирогом Ц вкус просто восхитительн
ый!
Старички показали мне фотографию сына, полицейского в Холтоне, а также д
очери, которая была замужем за соседним фермером. К обеду ожидались все в
нуки, и мистер Керби ласково погладил коробку с хлопушками.
Уезжать от них мне совсем не хотелось, и я не без грусти отправил в рот пос
ледние крошки пирога и глазури.
Мистер Керби пошел проводить меня до ворот. Он протянул мне руку:
Ц Спасибо, малый, от всего сердца спасибо, Ц сказал он. Ц И всякого тебе
счастья.
Сухая мозолистая рука крепко пожала мою руку, и вот я уже в машине включаю
мотор. Я взглянул на часы: всего половина десятого, но в прозрачном голубо
м небе уже засияло утреннее солнце. За деревней дорога круто уходила вве
рх, а потом широкой дугой огибала долину, и оттуда открывался чудный вид н
а необъятную Йоркскую равнину. На этой дороге я всякий раз притормаживал
, и всякий раз равнина казалась немножко другой, вот и сегодня огромная ша
хматная доска полей, и ферм, и рощ выглядела по-новому, какой-то удивитель
но ясной и четкой. Возможно, потому, что ни одна фабричная труба не дымила,
ни один грузовик не изрыгал синие клубы дыма, но в это праздничное утро вс
е расстояния в морозном чистейшем воздухе словно сократились, и я, казал
ось, лишь самую чуточку не мог дотянуться до знакомых примет далеко вниз
у.
Я оглянулся на гигантские белые волны и складки холмов, смыкающихся все
теснее в голубой дали, сверкая на солнце вершинами. И мне была видна дерев
ня, и домик Керби у ее дальнего конца. Там я вновь обрел рождественские мир
и благоволение.
Фермеры? Да это же соль земли!

20

Мармадьюк Скелтон заинтересовал меня за долго до того, как наши пути скр
естились. Во-первых, мне прежде и в голову не приходило, что не только книж
ный персонаж, но и живой человек может зваться Мармадьюком, а во-вторых, о
н был весьма выдающимся членом почетной профессии самозванных врачева
телей животных.
До закона о ветеринарных врачах от 1948 года лечить животных имели право вс
е, кому не лень. Студентам ветеринарных колледжей во время практики на вп
олне законных основаниях предлагали одним съездить на вызов, а многие лю
ди, не проходившие никаких ветеринарных курсов, подрабатывали, пользуя и
ногда скотину, а то и посвящали этому все свое время. Этих последних обычн
о называли «коновалами».
Определенная презрительность, скрытая в этом слове, далеко не всегда был
а оправданна, и если некоторые из них представляли грозную опасность для
заболевших животных, то другие обладали истинным призванием, относилис
ь к лечению ответственно и добросовестно и, после того как закон вошел в с
илу, стали правомочными членами ветеринарного братства, как «ветеринар
ы-практики».
Но прежде среди вольнопрактикующих врачевателей скота было множество
самых разных типов. Ближе всего я был знаком с Артуром Ламли, обаятельней
шим бывшим водопроводчиком, у которого была небольшая, но преданная клие
нтура вокруг Бротона, к великому огорчению тамошнего дипломированного
специалиста, человека, впрочем, не слишком приятного. Артур разъезжал в м
аленьком фургончике. Он неизменно носил белый халат и выглядел весьма де
ловито и профессионально, а на боку фургона пышная надпись, за которую ди
пломированный ветеринар получил бы суровый нагоняй от Королевского ве
теринарного колледжа, оповещала всех и каждого, что это едет «Артур Ламл
и, ЧКЛС, специалист по собакам и кошкам». В глазах широкой публики коновал
ов от дипломированных специалистов отличало именно то, что за фамилиями
первых не выстраивался частокол букв, указывающих на ученые степени и зв
ания, а потому меня заинтриговало академическое отличие, которым мог пох
вастать Артур. Однако эти буквы мне ничего не говорили, а добиться от него
прямого ответа не удалось; в конце концов я выяснил, что они означали: «Чле
н клуба любителей собак».
Мармадьюк Скелтон принадлежал к совсем другой породе. Мне достаточно ча
сто приходилось бывать в окрестностях Скарберна, и я познакомился с мест
ной историей настолько, что мог сделать некоторые выводы. По-видимому, ко
гда в начале века мистер и миссис Скелтон обзаводились детьми, они прочи
ли им великое будущее. Во всяком случае, четырех своих сыновей они нарекл
и так: Мармадьюк, Себастиан, Корнелиус и Ц как ни невероятно Ц Алонсо. Дв
а средних брата были шоферами молочной фирмы, а Алонсо Ц мелким фермеро
м. До сих пор хорошо помню, до чего я был ошарашен, когда, заполняя бланк пос
ле проверки его коров на туберкулез, спросил, как его зовут. Великолепное
испанское имя до того не вязалось с сугубо йоркширским выговором, что я д
аже подумал, уж не разыгрывает ли он меня. И было вознамерился слегка прой
тись на этот счет, но что-то такое в его взгляде заставило меня прикусить
язык.
Яркой фигурой в семье вырос Мармадьюк Ц или Дьюк, как его обычно называл
и. Бывая на фермах вокруг Скарберна, я наслышался о нем всяких историй. И р
ука-то у него на редкость легкая, отел ли там, окот или кобыла жеребится, и б
олезнь-то определит и полечит похлеще всякого ученого ветеринара. К том
у же он не менее бесподобно холостил животных, подстригал хвосты лошадям
и забивал свиней. Все эти занятия приносили ему недурной доход, а в Юэне Р
оссе он нашел идеального дипломированного конкурента-ветеринара, кото
рый работал только под настроение и отказывался ехать на вызов, если ему
было лень. И хотя Юэн нравился фермерам, а некоторые так даже боготворили
его, они часто вынуждены были прибегать к услугам Дьюка. Юэну было далеко
за пятьдесят, и он не справлялся со все возрастающим числом проверок, кот
орых требовало министерство сельского хозяйства. Часто он обращался за
помощью ко мне, а потому я хорошо знал и его, и Джинни, его жену.
Если бы Дьюк ограничивался лечением скотины, Юэн, по-моему, вообще не заме
чал бы его существования, но Скелтон, пока возился с четвероногим пациен
том, любил пройтись по адресу старика-шотландца, который и прежде-то звез
д с неба не хватал, а уж теперь из него и вовсе песок сыплется. Возможно, это
не очень задевало Юэна, но все-таки, когда при нем упоминали имя ею соперн
ика, губы у него чуть-чуть сжимались, а в голубых глазах появлялось задумч
ивое выражение.
Да и вообще питать к Дьюку добрые чувства было нелегко Ц слишком уж част
о приходилось слышать истории, как он под сердитую руку избивает жену и д
етей. И внешность его, когда я в первый раз увидел, как он вперевалку идет ч
ерез рыночную площадь в Скарберне, не внушила мне особой симпатии Ц не ч
еловек, а черный косматый бык со свирепо бегающими глазками и красным пл
атком, хвастливо повязанным на шею.
Но в этот день, развалившись в кресле у камина Россов, я и думать забыл про
Дьюка Скелтона. Впрочем, я совсем утратил способность думать, только что
отвалившись от стола, за которым Джинни угощала меня рыбным пирогом. Каз
алось бы, самое незатейливое блюдо, но в действительности Ц нечто волше
бное, в чем скромная треска вознеслась на невообразимые высоты в смеси с
картофелем, помидорами, яйцами, вермишелью и, только одной Джинни извест
но, с какими прелестями еще. А затем яблочная шарлотка и кресло рядом с огн
ем, от которого к моему лицу поднимались волны жара.
В голове у меня копошились сонные и приятные мысли: как мне нравится этот
дом и его обитатели, а будь у Юэна бойкая практика, телефон уже трещал бы, и
он вдевал бы руки в пиджак, на ходу дожевывая последний кусок шарлотки. Я п
оглядел в окно на белый сад, на деревья, гнущиеся под бременем снега, и пой
мал себя на подлой мыслишке: задержаться бы тут, и, может быть, Зигфрид съе
здит по всем вызовам сам, не дожидаясь меня.
Блаженно созерцая мысленным взором, как мой коллега, закутанный по уши, м
ечется с фермы на ферму, я ублаготворенно взирал на Джинни, которая подал
а мужу чашку кофе. Юэн улыбнулся ей снизу вверх, и тут зазвонил телефон.
Как большинство ветеринаров, я чутко реагирую на его звон, а потому машин
ально вскочил на ноги, однако Юэн даже бровью не повел. Он спокойно прихле
бывал кофе, а трубку взяла Джинни. Столь же безмятежно он выслушал слова ж
ены:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45