А еще в правом есть внутренний коридор, по которому можно пройти к винтовой лестнице – я по ней не поднимался, но в коридоре повсюду стояли макленбургские охранники.
– А в центре дома? – спросил Чань.
– Большой зал для приемов, кухни, прачечная, помещения для прислуги, управляющий домом Бленхейм и его люди.
– А где кабинет лорда Вандаариффа? – спросил Чань, размышляя. – В задней части дома?
– Да, – кивнул Смит, – но я там не был. Доступ в левое крыло ограничен – только для специальных гостей и самой доверенной прислуги. Драгун туда не пускают.
– Кстати, – сказал Чань, – а что вы вообще здесь делаете? Когда вы прибыли сюда из министерства? Смит горько улыбнулся.
– Эта история вас позабавит. Когда моих людей сменили на их постах, я получил приказ… от моего полковника срочно явиться в отель «Сент-Ройял». Мы спешно отправились туда – хотя, должен сказать, улаживание семейных скандалов обычно не входит в круг наших обязанностей, – но на пути нас встретила весьма нахальная дама, которая сообщила мне, что я должен сопровождать ее в этот дом.
– Миссис Марчмур, конечно же. Смит кивнул:
– Ее явно напугал какой-то тип. Абсолютный негодяй, как я понимаю.
– Похоже, мы ехали в одном поезде – я прятался в тендере.
– Такая мысль приходила мне в голову, – сказал Смит, – но я не мог послать туда человека – разве что по крыше, нам было запрещено проходить по черному вагону, обитому железом.
– И что в нем было? – спросил Чань.
– Не могу сказать – у миссис Марчмур был ключ, и она вошла туда одна. По прибытии в Орандж-Локс нас встретил мистер Бленхейм с телегами и экипажем. Он вошел в черный вагон со своими людьми, и под присмотром миссис Марчмур они вынесли…
– Что? – прошипел Чань, проявляя неожиданное нетерпение, но страшась услышать эти слова.
– Не могу сказать – все было закрыто холстиной. Может быть, еще один из их ящиков, а может быть, гроб. Но когда они его грузили, я отчетливо слышал, как Бленхейм призывал к осторожности, чтобы не разбить стекло…
* * *
Их прервал звук приближающихся шагов. Чань вжался в стену. Смит выступил вперед, и коридор огласился легко узнаваемым, властным голосом мистера Бленхейма:
– Капитан! Что вы здесь делаете, почему вы оставили ваших людей? Какие, сэр, у вас дела в этой части дома?
Чань не видел Смита, но слышал напряжение в его голосе.
– Меня послали найти мистера Грея, – ответил он.
– Послали? – язвительно спросил мистер Бленхейм. – Кто же это вас послал?
Наглость этого типа переходила все границы. Если бы Чань был на месте Смита и знал, что Бленхейм убил одного из его людей, то голова мажордома уже катилась бы по полу.
– Графиня, мистер Бленхейм. Может быть, вы таким же образом хотите допросить и ее?
Бленхейм проигнорировал этот выпад.
– Ну? И вы нашли мистера Грея?
– Нет, не нашел.
– Тогда почему вы все еще здесь?
– Как вы можете видеть, я ухожу отсюда. Если не ошибаюсь, вы положили тело моего человека в конюшни?
– Конечно – не хватало еще, чтобы гости хозяина спотыкались о труп.
– Вы правы. И тем не менее как его офицер я должен убедиться в причинах его смерти.
Бленхейм пренебрежительно фыркнул – заниматься такими мелочами.
– Тогда вы меня обяжете, оставив эту часть дома и заверив меня, что никто из ваших людей сюда не вернется. Согласно пожеланию самого лорда Вандаариффа, эта часть дома предназначена исключительно для гостей.
– Конечно, если такова воля хозяина усадьбы.
– К тому же я управляю этим домом, капитан, – сказал Бленхейм. – Прошу вас следовать за мной.
* * *
Чань со всех ног бросился в кабинет хозяина дома. Он, к его сожалению, не очень хорошо запомнил план тюрьмы, но если следовать здравой логике, то директор тюрьмы должен был иметь прямую связь с центральной наблюдательной башней. Может быть, Вандаарифф просто занял (конечно, расширив и украсив черным деревом и мрамором) берлогу прежнего деспота? Если догадка Чаня верна, то через кабинет Вандаариффа он сможет добраться до Селесты. К этой-то мысли он и возвращался постоянно – к мысли о ее спасении. Он знал, что перед ним стоят и другие задачи (месть за Анжелику, например, или выяснение того, что произошло с Оскаром Файляндтом или Траппингом). В обычной ситуации он бы попытался разобраться со всеми вопросами сразу, как держал он в голове различимые сведения, полученные в Библиотеке. Но сегодня у него не было времени, не было права на ошибку, не было возможности попробовать еще раз.
Он не мог рисковать – не мог позволить себе, чтобы его заметили, а потому его бег свелся к мучительным перебежкам по открытым коридорам. Он таился в углах и бросался назад в укрытие, заслышав гостей или слуг. Нахмурившись, Чань подумал, что почти каждый в пирамиде обитателей Харшморта является своего рода слугой – по своим занятиям, по браку, по деньгам, по страху, по желаниям. Он подумал о приверженности Свенсона долгу (какому долгу? – этого Чань не мог понять), о своих собственных представлениях о – хотя он и презирал это слово – о чести. Плевать он теперь хотел на все это, как плевал сейчас кровью на белые мраморные плитки пола. А что насчет Селесты? Не была ли она прежде в рабстве у Баскомба? У своей семьи? У своего богатства? Чань понял, что не знает этого. На мгновение она возникла перед его мысленным взором – замечательная девчушка с пистолетом в руке. Интересно, пристрелила ли она кого-нибудь в конце концов?
* * *
Он увидел, что гости были в масках и в вечерних туалетах, а в отрывках разговоров, доносившихся до него, слышался гул нетерпеливого предвкушения и тайны.
– Вы слышали – говорят, что сегодня будет свадьба!
– Человек в плаще – на красной подкладке – это лорд Карфакс. Он только что вернулся с Балтики!
– А вы заметили слуг в металлических нагрудниках?
– Они дадут нам знак подойти… Мне сказала об этом Элспет Пул!
– Я абсолютно уверен… потрясающая решительность…
– Такие сновидения… а потом такое душевное спокойствие…
– Они превратятся в доверчивых щенков…
– Вы ее видели – в воздухе? Такая машина!
– Боль проходит через несколько дней… мне известно об этом из самого надежного источника…
– Я знаю об этом от человека, который уже прошел процедуру… из первых рук…
– Такое непревзойденное качество!
– Так и сказала: «историю лучше всего писать кнутом». Эта дама просто великолепна!
– Никто не говорил с ним уже несколько дней… он, видимо, сегодня расскажет все о своих тайных планах…
– По крайней мере, граф это обещал…
– А потом… будет показана работа!
– Да… будет показана работа!
* * *
Последний обмен репликами происходил между двумя худыми, беспутного вида людьми во фраках и масках из черного атласа. Чань проник довольно далеко в лабиринт частных апартаментов и сейчас стоял за мраморной колонной, на которой была установлена изящная древняя ваза из малахита и золота. Мимо прошли смеющиеся люди (Чань находился теперь в гостиной средних размеров), направляясь к буфету с бутылками и бокалами. Они налили себе виски и весело прихлебывали его, облокотившись на буфет и улыбаясь друг другу. Они были похожи на детей, ждущих разрешения развернуть подарки, полученные ко дню рождения.
Один из них нахмурился и наморщил нос.
– В чем дело? – спросил другой.
– Запах, – сказал первый.
– Бог ты мой, – согласился первый, тоже потянув носом воздух. – Что бы это могло быть?
– Понятия не имею.
– Вонь просто ужасная.
Чань вжался в колонну. Если они пойдут к нему, у него не будет выбора – только убить их обоих. У одного наверняка будет время вскрикнуть. Его обнаружат. Первый человек сделал робкий шаг в его направлении. Другой зашипел на него:
– Подождите!
– Что?
– А может быть, они уже начинают?
– Не понимаю…
– Запах! Вы не думаете, что, может, они начинают? Магические огни.
– Боже мой! Они что – так пахнут?
– Не знаю – а вы знаете?
– Не знаю. Мы не опоздаем?
– Давайте поторопимся…
Они допили виски и, звонко поставив свои бокалы на буфет, заспешили куда-то, ничего не видя перед собой; они пронеслись мимо Чаня, поправляя на ходу маски и разглаживая волосы.
– А что потребуется от нас? – спросил один, когда они открыли дверь.
– Не имеет значения, – взволнованно ответил другой. – Нужно делать что скажут, и все!
– Непременно!
– Мы будем искуплены! – воскликнул один из них уже из дверей, издав нездоровый смешок. – А потом нас ничто не остановит!
Чань вышел из своего укрытия. Тряхнув головой, он спросил себя – была бы их реакция иной, если бы он не проделал весь этот путь по трубам, а прибыл в Харшморт, принеся с собой все те обычные ароматы, что царят в его обиталище. Этот запах они бы наверняка учуяли, он знал – изгои общества пахнут по-своему. А жуткая вонь Процесса давала возможность продвижения по социальной лестнице, отвергая все простые человеческие истины. Сходным образом он теперь понимал, что заговорщики, ничуть не смущаясь, разглагольствуют о своих целях. Прелесть ситуации состояла в том, что никто из этих соискателей (собравшихся в парадных одеяниях, будто приглашены ко двору) не представлял себя в подчиненной роли, хотя, судя по их отчаянному лизоблюдству, именно в такой роли они уже и пребывали. Ирреальность происходящего только льстила им еще больше, щекотала им нервы – шелка, маски, обстановка заговора; но Чань прекрасно понимал, что все эти соблазнительные приманки – сплошной обман. Они не видели очевидного – графиня или граф не вызывали у них подозрения, напротив, они с легкостью поддавались внушению, а те смотрели на всех людей с высоты своего новообретенного знания как на будущих подчиненных. Чань понимал всю неприкрытую жестокость происходящего. На успех был обречен любой план, который эксплуатировал человеческое желание господствовать над другими и не желать знать правду о себе.
* * *
Чань приоткрыл дальнюю дверь и выглянул в коридор, о котором говорил Смит, – по всей его длине находились двери. Одна из этих дверей не так давно вывела его к мертвому телу Артура Траппинга. В одном конце он увидел винтовую лестницу. Он был убежден, что кабинет Вандаариффа, если из него можно проникнуть в центральный зал, должен находиться в этом направлении.
Но откуда начать? Смит сказал, что в доме полно гостей (а еще он говорил, что в коридоре полно охранников), но в данный момент коридор был необъяснимо пуст. Чань предполагал, что за то время, пока он будет проверять около тридцати дверей (на первый взгляд, они показались ему именно дверями), обстановка в коридоре может измениться. Столько времени! Есть ли хоть малая надежда на то, что Селеста жива?
Он смело вышел в коридор, удаляясь от лестницы, и миновал несколько первых дверей одну за другой; волнение все сильнее охватывало его. Если то, что случилось с Аспичем и герцогом (Чаню было трудно представить себе еще более важного члена королевского семейства), и в самом деле каким-то образом нарушило церемонию в большом зале, то и Чань был исполнен решимости преподнести устроителям максимум неприятных сюрпризов. Он разъял свою трость, когда половина коридора осталась позади. Неужели все уже началось, несмотря на то что сказал ему Смит? Чань остановился. Слева он увидел приоткрытую дверь и, осторожно подойдя к ней, заглянул внутрь через щель: ему открылась узкая часть пространства – красный ковер, красные обои на стенах и лакированная подставка с китайской вазой. Он прислушался – до него донесся отзвук тяжелого сопения. Он шагнул назад, пинком распахнул дверь и бросился в комнату.
Перед ним на полу со спущенными до колен штанами был макленбургский солдат, который одновременно отчаянно пытался подтянуть их и предпринимал безнадежные усилия вытащить свою саблю, вместе с ножнами и ремнем съехавшую ему на щиколотки. Солдат испуганно приоткрыл рот, и у Чаня хватило времени заметить, как изменяется это выражение от испуга к отчаянию, а в следующий миг клинок по самую рукоять вошел солдату в горло. Чань вытащил лезвие и отошел в сторону, как мясник, чтобы не забрызгаться хлынувшей струей крови, а солдат свалился на бок, и из-под задравшихся пол его рубахи обнажились голые ноги.
Ничто так не подчеркивало беспомощность человека, как голый зад, подумал Чань. За мертвым солдатом на ковре с платьем, задранным выше талии, стояла на четвереньках женщина с растрепанными волосами, из-под ее зеленой в бусинках маски стекали капельки пота. Она смотрела безумными моргающими глазами и тяжело дышала, однако движения ее были вялыми, словно она спала. Солдат явно собирался изнасиловать ее, но Чань видел, что ее панталоны лишь едва приспущены, – он появился в самом начале действа. Тем не менее отсутствие всякой реакции женщины свидетельствовало о полном ее безразличии. Несколько мгновений Чань стоял над ней, привлеченный как ее красотой, так и подергиваниями, которые сотрясали ее тело, словно с ней случился приступ какой-то болезни. Он спрашивал себя – сколько времени понадобилось солдату от того момента, когда он из коридора услышал ее тяжелое дыхание, на то, чтобы войти и от сладострастного созерцания перейти к прямому насилию? Чань закрыл за собой дверь – коридор был по-прежнему пуст – и нагнулся, чтобы одернуть платье на женщине. Он протянул руку, откинул волосы с ее лица и тут увидел, что на полу, у нее перед глазами лежит… ослепительно синяя стеклянная книга.
Возбуждение женщины все возрастало и сопровождалось теперь стонами, кожа у нее была жаркой и красной, словно у нее случилась горячка. Чань посмотрел на книгу и облизнул губы. С решимостью, какой у него вовсе не было, он ухватил женщину под мышки и оторвал от книги. Глаза его зажмурились от ярко сверкнувшего стекла. Когда он оттаскивал ее, она протестующе хныкала, как сонный щенок, которого отрывают от материнского соска. Он посадил ее и сощурился. Чань захлопнул книгу, губы его вытянулись в гримасе – прикоснувшись к стеклу, он даже через кожаную перчатку почувствовал странную пульсацию. Женщина не произвела больше ни звука. Чань смотрел на нее, неторопливо отирая клинок о ковер (красному ковру это вряд ли могло повредить), ее дыхание постепенно выровнялось, взгляд начал проясняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121