смеется надо мной, когда я
что-то делаю, бросает в меня вещи, бьет меня. Это так же плохо, как
если бы он пил. Он всё вымещает на мне, потому что я самый
старший из детей. Сегодня снова это случилось.
После этого Кен разрыдался. Спустя какое-то время он сказал:
<Может быть, я побуду здесь еще немного>. Он остался до конца
занятия, забыв о боли в желудке. Мне хочется добавить к этому, что
у Кена часто бывали боли в желудке. Его мать в связи с этим уделя-
ла ему много внимания: часто показывала его врачу, следила за
диетой и беспокоилась о том, нет ли у него язвы. Единственное,
чего она не делала, так это не выслушивала его и не придавала
значения его чувствам. Кен должен был научиться напоминать о
себе другим путем, не испытывая боли в желудке. Он сумел понять,
что такие боли не единственный способ привлечь внимание матери.
Карл (13 лет) пришел на занятие таким усталым, что не мог
ничего делать. Я попросила его нарисовать картинку, изображаю-
щую усталость. Используя коричневый, черный и темно-лиловый
цвета, он нарисовал свою усталость (<особенно в плечах>). Я попро-
сила его нарисовать ощущения, противоположные усталости. Он

266

В. Окленде?. Окна в мир ребенка

нарисовал два цилиндра друг против друга, оба были ярко раскраше-
ны и разделены коричневой линией, напоминавшей очертания горы.
Я попросила его провести диалог между цилиндрами. В результате
у Карла появилось желание что-нибудь сделать, куда-нибудь пойти,
мобилизовать свое уставшее <старое> тело. Он начал рассказывать
о своем беспокойстве, своем желании побывать там, где он никогда
не был, о своей фрустрации, связанной с пребыванием и дома и в
школе. До этого Карл, который страдал недержанием мочи в посте-
ли, утверждал, что в его жизни всё прекрасно.
У Тэмми (15 лет) в двенадцатилетнем возрасте появились не-
резко выраженные судорожные припадки. Ее направил ко мне
невропатолог, который считал, что эти припадки имеют психологи-
ческую основу. Девочка обычно вела себя так, что приводила свою
мать в ярость. <Если я ей что-нибудь говорю,-рассказывала мать,-
она ведет себя еще хуже. Она как будто хочет, чтобы я ее отшлепала.
Так продолжается уже несколько лет. Похоже, что ей чуть ли не
нравится, когда я ее бью. Когда я отшлепаю ее, она становится
спокойной и довольной. Если я не делаю этого, она продолжает
вести себя в том же духе, пока не начнется припадок>.
Мы работали с Тэмми несколько недель. Однажды, дурачась с
глиной, она рассказывала мне о чем-то, что произошло между ней
и ее матерью и рассердило ее. Поскольку она уже начала работать
с глиной, я попросила ее в глине выразить свое возмущение. Она
опустила взгляд на глину и сказала, что не может сделать этого. Я
предложила ей нарисовать картинку, отражающую чувство раздраже-
ния. На это она согласилась и нарисовала круг, в середине которого
написала печатными буквами <Ооойк>. <Это стон>,- сказала она.
Затем нарисовала два красных треугольника. <Это уши дьявола. Я
чувствую себя так, как будто очень сильно ударила кого-то, похо-
жего на моего брата>. Она нарисовала два глаза с исходящими из
них красными и желтыми зигзагами. <Это пламя, выходящее из
моих глаз. Мои глаза стали косыми и тревожат меня. Тэмми провела
несколько красных, желтых и синих линий. <Это огонь в моем
горле. Он жжет, когда я начинаю стонать>. Она нарисовала черную
форму. <Это черный дым, выходящий у меня из ушей. Мои уши
стали горячими и оглохшими>. Тэмми была поглощена чувством
гнева - жестоким чувством, которое наполняло ее ощущениями
вины и страха. Постепенно, пока мы работали над ее гневом, кото-
рый так интенсивно проявился в ее картинке, ее потребность в
наказании (выраженная так сильно, что доводила ее до припадков)
стала исчезать.
Однажды, когда я работала с молодой женщиной по имени
Кэти, она опустилась на пол и пожаловалась на сильные схваткооб-
разные боли, связанные с менструацией. Я дала ей кусок глины и

Глава 10. Проблемы поведения

267

попросила вылепить свою матку такой, какой она ее себе представ-
ляет. Когда она закончила работу, я попросила ее описать матку, по-
быть в роли матки и рассказать о том, что с ней случилось. Она рас-
сказала: <Я матка Кэти. Я сжимаюсь и сжимаюсь до тех пор, пока
уже не могу этого выдержать>. Она продолжала развивать эту тему
еще какое-то время (при моей поддержке) и, когда закончила, с
удивлением отметила, что боль исчезла. Мы говорили с ней о том,
как попытки избежать боли могут вызвать напряжение мышц и час-
то последующую боль. Побыв в роли своей матки, Кэти почувствова-
ла, как она проделывала это.
Элен (16 лет) рассказывала, что часто испытывает боль в подре-
берье. Врач, у которого она была, не нашел физической причины
этой боли. Боль возникала и в момент рассказа. Я попросила Элен
закрыть глаза, погрузиться в боль и описать ее мне.
Элен. Это похоже на то, что у меня в подреберье глубокая дыра,
глубокий пустой тоннель. Очень ощутимый. Он уходит очень далеко.
Это трудно описать.
Я. Не хотела бы ты его нарисовать?
Элен. Я не умею рисовать.
Я. Представь себе, что тебе только три года, и нарисуй это.
Когда ты это сделаешь, ты сможешь всё объяснить мне.
Элен (рисует спираль, круги, тоннель). Я хочу использовать
черный цвет. Конечно, мой тоннель черный. Он очень глубокий,
черный, темный. У него нет конца. Я не знаю, куда он уходит. Это
я (крошечная фигурка в виде палочки у стенки тоннеля). Я сижу на
бортике, чувствуя себя очень маленькой.
Я. На что похожи твои ощущения сейчас: на боль?
Элен. Да, но меньше; она такой и бывает-то больше, то мень-
ше. Это может быть в любое время.
Я. Побудь немного в роли маленькой фигурки и расскажи о
себе.
Элен. Хорошо. Я сижу на борту тоннеля в этот момент. Мои
колени согнуты и подтянуты к подбородку.
Я. Сядь на пол таким образом. Стань этой фигуркой.
Элен (сидя на полу с подтянутыми к подбородку коленями и
опущенной на них головой). Я согнутая очень маленькая фигурка,
сидящая на бортике тоннеля.
Я. Можешь ли ты что-нибудь видеть за пределами тоннеля, на
другом его конце?
Элен. Нет. Но я знаю, что там что-то есть. Там много чего-то,
но я не могу туда (начинает плакать).
Я. Что ты увидишь, если заглянешь вглубь тоннеля?
Элен. Я многое не могу увидеть. Там очень темно. Я не знаю,
что там в глубине, но я думаю, что это очень жуткие вещи.

268

В. Оклендер. Окна в мир ребенка

Я. Закрой глаза и представь себе, что ты продвигаешься по
тоннелю (Элен закрывает глаза). Что происходит?
Элен. Я не иду туда. Я не могу идти туда. Это жутко. Я еще сижу
здесь на бортике.
Я. Хорошо. Тебе не надо идти туда. Но я хотела бы, чтобы ты
была сейчас тоннелем.
Элен. Я тоннель внутри Элен. Я причиняю ей боль. Я глубокий
и бесконечный, могущественный и сильный.
Я. Что ты сейчас чувствуешь, Элен?
Элен. Я чувствую себя могущественной и сильной. Я всё еще
остаюсь тоннелем.
Я. На сегодня хватит. В следующий раз ты, может быть, захо-
чешь поработать над своим страхом при входе в тоннель и мы
сможем посмотреть, что там внутри. Помни, это твой тоннель и
ощущения от тоннеля тоже твои.
Элен. А! О! Теперь я снова чувствую себя той маленькой фи-
гуркой.
Предстояло еще многое сделать, но это было хорошее начало.
Шестнадцатилетняя Бэт страдала от сильной утомляемости в те-
чение нескольких месяцев. У нее не было сил. Врач считал ее здоро-
вой, но она очень уставала, если ей нужно было что-нибудь сделать
после занятий в школе (например, небольшую работу по дому) и у
нее возникали обморочные состояния. У нее не оставалось сил на
то, что раньше доставляло ей удовольствие: спорт, искусство, посе-
щение друзей. Я использовала много экспрессивных приемов, чтобы
дать возможность Бэт избавиться от скорлупы своей инертности. В
процессе нашей работы скрываемые чувства, которые вызывали
напряжение, постепенно начали проявляться. Потребовалось много
усилий, чтобы раскрыть эти чувства, таившиеся в глубине ее души.
По-видимому, самым эффективным в этом случае было упраж-
нение с перечнем предложений по типу <Я - ...>. Мы потратили
целое занятие на работу с такими предложениями. <Я дочь. Я сту-
дентка. Я высокого роста. Я сильно устаю. Я боюсь быть одинокой.
Я боюсь своих чувств...>. На следующем занятии Бэт читала мне
свои <Я-...> и всхлипывала. Через три месяца после нашего перво-
го занятия Бэт работала с глиной. Она лепила предметы с закрыты-
ми глазами и вылепила животное, которое, по ее словам, не может
видеть и не может двигаться, но чувствует себя счастливым и миро-
любивым. Я спросила ее, как она может помочь животному видеть.
Она проковыряла дыру в животном, чтобы сквозь нее мог проходить
свет. <Это хорошие отверстия, которые проводят свет ко мне и дают
мне новое понимание>. Я попросила ее помочь животному двигать-
ся. <Хорошо, мне нужно, чтобы Бэт взяла меня и заставила идти>,-

Глава 10. Проблемы поведения

269

сказала она, передвигая животное по столу. Она улыбалась и смотре-
ла на меня. <Эй, я думаю пойти домой и сделать воздушного змея>.
И она его сделала, и змей полетел.

Незащищенность; назойливость; чрезмерная угодливость

Термин <незащищенный> широко используется при описании
детей с самыми разнообразными формами поведения. Словарь
определяет это слово как <не защищенный от опасности, ощущаю-
щий тревогу без достаточных оснований>. Большую часть детей,
которые приходят ко мне на терапию, я воспринимаю как беззащит-
ных, хотя они и выражают это самыми различными способами.
Иногда я вижу детей, которые буквально вешаются на людей,
отпугивая их этим. Когда от них пытаются отделаться, они виснут
на всех еще больше. Эти дети физически захватывают людей, как
будто для того, чтобы уменьшить свою незащищенность и чувство
неуверенности, почувствовать себя в большей безопасности. Я впер-
вые встретилась с Мелизой, когда ей было 5 лет. Это была типичная
<приставака>, цепляющаяся за кого только можно и до такой степе-
ни, что люди бегали от нее. Даже ее мать не могла больше выно-
сить ее назойливость. Сверстники не любили ее общества из-за того,
что она постоянно трогала их, вешалась на них. Они старались
избегать ее.
Мелиза не могла нарисовать картинку, не задавая множества
вопросов: <Так хорошо? Какой цвет выбрать? Вам нравится этот
круг?> и т. д. На каждый вопрос я должна была отвечать улыбкой и
она, чтобы закончить работу, должна была испытывать удовольствие
от моих реакций. Когда она работала с песком, то забрала почти все
корзины, в которых хранились различные предметы, разложила их
на коленях и на полу около ног. Когда играла, она могла делать то
же самое с игрушками и при этом, казалось, чувствовала себя в
безопасности, только имея под рукой столько вещей, сколько было
возможно. Когда Мелиза услышала собственный голос в магнито-
фонной записи, она его не узнала. <Кто это?>,- спросила она, и
когда я сказала, что это ее голос, который только что записали, она
была изумлена и пожелала слушать свой голос снова и снова. Она
была поражена при виде большого рисунка, который я однажды
сделала. Она смотрела в зеркало, когда я ее спрашивала: <Какого
цвета твои волосы?> - и затем с удовольствием следила за тем, как
я рисовала ее прямые каштановые волосы.
После пяти занятий начались изменения. Мелиза, казалось,
начала видеть себя как личность, отдельную от других людей. Она
начала выражать свои чувства, мысли и представления о самой себе.
Когда я попросила ее нарисовать красками свою семью, она рисова-
ла, поглощенная этим занятием без свойственных ей ранее постоян-

270

В. Оклендер. Окна в мир ребенка

ных вопросов, не обнаруживая желания получить подтверждение
правильности каждого своего действия. Она говорила о каждом
члене семьи: <Моя мама играет, она ведет себя глупо. Мой папа о
чем-то серьезно говорит с мамой и они ссорятся... Я всегда внима-
тельно смотрю, когда они ссорятся. Мне это не нравится. Я боюсь>.
Когда я попросила ее нарисовать красками что-либо, что вызывает
у нее грусть, она нарисовала себя, сидящей в своей комнате, и
продиктовала: <Мне не нравится сидеть в моей комнате. Я чувствую
себя плохо, когда иногда должна сидеть в своей комнате>. Когда мы
обсудили с ней, как случается, что мать отправляет ее в свою комна-
ту, она сказала: <Моя мама приходит в бешенство, потому что
считает, что я не хочу делать то, о чем она меня просит, что я всегда
сама хочу ей говорить, что делать>. Я спросила ее, хочется ли ей
говорить людям, что им делать. <Да! Но мои друзья не любят этого>.
Затем мы поиграли с ней в игру, где мы по очереди говорили друг
ДРУГУ; что делать, к ее великому удовольствию. Позднее, когда я
попросила ее нарисовать красками что-нибудь, что ей хочется, она
нарисовала мальчика и продиктовала: <Это Дэвид. У него всегда
дурное на уме. Я не люблю Дэвида. Он часто бьет меня>. Затем она
нарисовала картинку со своим изображением и продиктовала: <Я
схожу с ума здесь. Это просто настоящее безумие, что мама не
позволяет мне делать то, что я хочу. Я не люблю, когда моя мать
зовет меня. Я ненавижу это. Конец>.
По мере того как Мелиза начала рассказывать о себе, своих
чувствах, обо всем, что ей нравилось и не нравилось, формировать
ясные представления о своей жизни, ее назойливость заметно у-
меньщилась. Казалось, что она стала лучше понимать себя, яснее
себя ощущать, осознанно себя воспринимать и ей уже не нужно
было цепляться за других людей, чтобы удостовериться в своем
существовании.
Ребенок (или взрослый), который вынужден цепляться за других,
имеет такое нечеткое чувство собственного Я, что он чувствует себя
хорошо, только если может объединиться с кем-нибудь. Он может
существовать только в слиянии с другим человеком. Ощущение
отделенности для него необычно и вызывает страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58