Там есть из чего выбрать.
Одна пара седельных сум, почти совсем новая, оказывается слишком большой, да и сработаны сумы из жесткой, почти негнущейся кожи. Взяв было другой комплект, Доррин тут же кладет его на место, ощутив подернутую кровавыми прожилками белизну хаоса. А вот вытащив из-под прилавка пару сильно потертых вьюков с исцарапанными бронзовыми застежками, он сразу чувствует, что они сгодятся.
– Хороший у тебя глаз, паренек. И недорого – всего серебреник.
– А сколько стоят те, здоровенные? – без всякой цели спрашивает юноша.
– Те? Да их только на битюга навьючивать! По золотнику.
Доррин поджимает губы. На подержанную суму у него денег хватит, но нужна еще и еда, да и непромокаемый плащ не помешает. А главное, ему кажется нелепым покупать дорожное снаряжение, не зная, какая ему достанется лошадь. Тогда как Брида, похоже, такие соображения не смущают.
– Как насчет дождевика?
Торговец, хмыкнув, выкладывает на прилавок темный сверток.
– Это не для щеголей: простая материя с водотталкивающей пропиткой. А твоему приятелю, – он кивает в сторону Брида, – и на нос не налезет. Много я за него не запрошу, но полсеребреника будет в самый раз.
Доррин кивает. Эта одежонка должна будет ему пригодиться.
– Хозяин, – громко, но вежливо окликает Брид.
– Я положу плащ поверх вьюков, – говорит усач Доррину и спешит к Бриду.
– Как будем разбираться с припасами? – спрашивает Доррин Кадару.
– Разделим стоимость на всех, а кому захочется чего еще, пусть прикупает отдельно.
– У меня вообще-то не густо...
– Да брось ты, с твоим-то отцом! Ни за что не поверю, – девушка отворачивается, а Доррин, пожав плечами, возвращается к печке и снова гладит собаку. Возможно, это всего лишь игра воображения, но ему кажется, будто глаза животного повеселели.
– Хорошая девочка, – говорит Доррин, прежде чем достать из холодильного ящика два продолговатых свертка с надписью по янтарному воску – «желтый сыр».
Что ему еще нужно? Юноша припоминает, что у него уже имеется плотная куртка, спальный мешок, перчатки, сменные сапоги и мешочек с целебными травами – а теперь еще непромокаемый плащ и седельные сумы. А вот из оружия – только посох. Конечно, есть еще два ножика – поясной и для вырезания по дереву – но это инструменты, а не оружие. Правда, носить меч он бы все равно не смог.
А вот припасами стоит запастись поосновательнее: а вдруг он все же разлучится со своими спутниками? Это соображение заставляет его взять еще несколько пакетов с сыром.
Пока Брид рассматривает те здоровенные сумы, от которых отказался Доррин, лавочник вновь возвращается к рыжеволосому.
– За все про все будет два с половиной серебреника.
Доррин выуживает из кошелька деньги и вручает торговцу.
– Уложить все в сумы?
– Пожалуйста, – Доррин оглядывается на собаку, которая поднимает голову, пытается выпрямиться и садится.
– Эй, приятель, как ты это сделал?
– Что?
– Бедная старушка не могла двигаться – у нее отнялись лапы.
Доррин краснеет.
– Ты часом не с Отшельничьего?
Понимая, что соврать он не сможет, Доррин кивает.
– Никому не говори. Здесь ваших не жалуют.
Доррин молчит.
– Эй, малый!
– Ну?
– Похоже, я с тебя лишку взял. Вот твоя сдача, – усатый вручает Доррину несколько медяков, а потом добавляет к ним деревянный жетон. – А это отдашь Геррину, он сейчас в конюшне. Скажешь, что тебя Хертор послал. Это я, стало быть.
Лавочник протягивает через прилавок наполовину уложенные сумы.
– Спасибо, – говорит, принимая их, Доррин. – Надеюсь, ей, – он кивает в сторону собаки, – малость полегчало. Пусть сидит у печи, тепло ей на пользу.
– Ежели на птицу охотиться, так ей равных не было, – повторяет торговец тихим голосом. – Ладно, паренек, ступай к Геррину. И смотри, не выставляйся со своими умениями.
– Не буду, – заверяет его Доррин.
Брид ворочает тяжеленные сумы.
– Я иду на конюшню, – говорит Доррин Кадаре, поглядывающей на собаку.
– Хорошо, но отдай свою долю денег за припасы.
– Сколько с меня? – Доррин снова лезет в кошель.
– Думаю, медяков пять.
– Надо будет добавить – скажи, – говорит он, вручая монеты.
– С тебя два серебреника, молодой господин, – звучит суховатый голос торговца, обращенный к Бриду.
Доррин молча выходит на холодный ветер и, закрыв за собой дверь, останавливается на крыльце, размышляя, не подождать ли спутников. Наконец он вздыхает и, стараясь не смотреть на оборванных прохожих, с посохом в руке и перекинутыми через плечо сумами бредет в сторону конюшни.
Снизу, из гавани, доносится звук корабельного свистка. Юноша рассматривает фасады зданий. Несмотря на холод, конюшня пахнет так, как и должна пахнуть конюшня. Войдя внутрь, Доррин вынужден смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в навоз.
Геррин обнаруживается в дальнем конце конюшни, где он с усилием грузит на телегу прессованные кипы сена.
– Прошу прощения, – подает голос Доррин.
– Чего надо... – натужно хрипит конюх. – Пособил бы, что ли...
Оставив пожитки возле пустого стойла, юноша помогает конюху забросить тяжелый тюк.
– Так годится?
– Нормально. Положи следующий поперек.
Доррин забрасывает на место еще пару кип.
– Молодец. Хочешь, иди ко мне помощником конюха.
Доррин смущенно мотает головой.
– Тебе что, не нужна работа? Парень ты ловкий, но хорошую работу найти непросто.
– Прошу прощения, почтеннейший, но, по правде сказать, я подыскиваю себе лошадь. Меня сюда Хертор послал. Ты ведь Геррин? – покраснев, отвечает юноша.
– Лошадь нужна? И ты таскал сено?
– Так ведь видно же было, что тебе трудно.
Конюх с сомнением качает головой:
– Хертор, Хертор... Приходят тут всякие, говорят, будто от Хертора...
Доррин протягивает деревянный кругляш.
Геррин с сомнением качает головой:
– Это хорошо, но ты слишком молод, чтобы покупать лошадь. Да и чтобы путешествовать в одиночку.
– Я не один. У меня двое спутников, и им тоже потребуются лошади. А сейчас они подбирают снаряжение.
– Только дурачье покупает сначала снаряжение, а потом лошадей.
Доррин молчит – возразить ему нечего.
– А ты мастер ездить верхом?
– Нет, разве что умею держаться в седле, – отвечает Доррин, не слишком радуясь необходимости признавать свои недостатки.
Конюх, фыркнув, направляется к передней части конюшни.
Доррин плетется за ним, размышляя о превратностях судьбы, забросивших его в чужую страну и заставивших иметь дело с этим не слишком-то дружелюбным малым. Впрочем, разве у него был выбор? Лортрен сообщила ему, что он не сможет вернуться раньше следующего лета, причем за это время должен будет непременно побывать в Фэрхэвене и уразуметь, по какой именно причине ему пришлось покинуть Отшельничий. Юноша глубоко вздыхает и, задумавшись, едва не попадает ногой в сточный желоб.
– Поосторожнее!
Похоже, осторожность должна стать его главным качеством.
– Посмотри вон ту. Но меньше, чем за два золотых, я не отдам ее даже ради Хертора.
Доррин видит стоящую в стойле вороную лошадь с белой отметиной на лбу.
Лошадь ржет и показывает зубы. Чтобы успокоить ее, Доррин тянется к ней чувствами, и она позволяет ему погладить себя по холке.
– А ты говорил, будто не разбираешься в лошадях.
– Я и не разбираюсь.
– А почему Хертор дал тебе жетон?
– Не знаю.
– Он отказался от жетона, а ты не знаешь, почему?
– Наверное, из-за собаки, – признается Доррин.
– Стеллы?
– Клички не знаю. Она лежала у печки.
– И?
– Вроде бы, я ей малость помог.
– Она что, еще жива?
– Когда я уходил, она села.
Геррин качает головой.
– Ну и ну! Ты целитель?
– Всего лишь ученик.
– Тогда понятно.
Ему, может, и понятно, но не Доррину. Что особенного может быть в целительстве? Ведь целители, надо полагать, есть и в Кандаре.
– Так и быть, скину до полутора, но еще золотой заплатишь за седло и попону.
– И уздечку, – неуверенно говорит Доррин.
– Ладно, и уздечку.
Пока Доррин под присмотром Геррина седлает вороную кобылу, в конюшню приходят Кадара с Бридом.
– А вот и мои друзья.
– Ну и здоровяк! Уж не знаю, найдется ли у меня конь ему под стать, – качает головой конюх, поглядывая на юного богатыря и его огромный меч.
– Я не такой тяжелый, каким кажусь, – добродушно усмехается Брид.
– И мы ни капли не привередливы, – мягко произносит Кадара.
Геррин обводит взглядом всю компанию.
– Есть у меня один мерин, не шибко умный, но зато здоровенный. Ну а для девушки найдем кобылку.

XIX

Спешиваясь, Доррин кривится, опасаясь, что теперь долго не сможет сидеть. Пока он нашаривает застежки своих вьюков, Брид легко соскакивает с седла и начинает развьючивать своего коня.
Кадара уже успела привязать свою лошадь к столбу у южной стены постоялого двора, отнести вьюки внутрь и вернуться.
– Лучше бы ты побольше упражнялся в верховой езде, чем вырезал модели машин, которые все равно никогда не будут изготовлены.
Поджав губы, Доррин продолжает возиться с застежками, ставит свою поклажу на землю рядом с вещами Брида и, следуя примеру своего рослого товарища, по каменному спуску ведет лошадь к водоему.
– Долго еще ехать? – спрашивает он Брида, пока лошади пьют воду.
– Доррин, да ведь мы только в начале пути! При такой скорости мы и до Вергрена-то доберемся не раньше, чем через пять дней.
– Я так и не понял – чего ради нам нужно тащиться в Фэрхэвен?
Брид пожимает плечами.
– Кадара говорила об этом с Лортрен один на один, да и я тоже. Почем мне знать, что сказала наставница тебе? Возможно, у каждого из нас причина своя, – потянув за повод, он отводит мерина от воды. – Ты бы лучше о лошади подумал. Не позволяй ей с дороги так много пить.
Он отступает от водоема и ведет мерина вверх по откосу.
Лортрен, однако, сказала Доррину одно: ему надлежит побывать в Фэрхэвене и найти себя. Что это значит – юноше оставалось лишь гадать.
Он силком оттягивает кобылу от воды и ведет вверх по пологому пандусу. Спуск к водопою явно сделан человеком: в других местах берега реки слишком высоки и обрывисты.
Поднявшись наверх, юноша озирает окрестности, скользит взглядом по горизонту. Влажный прохладный ветер приносит слабый запах прелых листьев. Доррин тянется чувствами к дальним холмам и хмурится, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях. Потом он входит в здание, но мысли его отчасти продолжают витать над невысокой придорожной грядой.
– Доррин, не поищешь ли валежника на растопку? Здесь только толстенные поленья, – говорит ему Кадара, указывая на кучку дров у остывшего очага. В руках у нее купленный в Тирхэвене дорожный котелок.
Доррин слегка улыбается: сам-то он о котелке не подумал.
– Доррин! Так что насчет растопки?
– Прости. Боюсь, у нас неприятности.
– В каком смысле? – впервые за все время голос Брида звучит слегка приглушенно
– На холмах трое разбойников. Следят за нами. Луков у них, кажется, нет, но они хотят захватить нас врасплох.
– Откуда ты... – начинает было Брид, но Кадара жестом велит ему умолкнуть.
– Что они делают сейчас? – спрашивает она Доррина.
– Вроде как спускаются по склону, – отвечает тот, напряженно щурясь. – Все трое.
– У них есть кони?
– Коней я не чувствую.
– Тогда пойдем проверим наших. Похоже, они охотятся именно за лошадьми, – она поворачивается к Доррину: – А ты дай знать, если к ним кто-то присоединится или вообще что-то изменится.
Девушка опоясывается двумя клинками. Брид тянется к своему длинному мечу, словно проверяя, на месте ли оружие.
Они направляются к выходу. Доррин, сжимая посох, следует за ними.
Снаружи путники видят три человеческие фигуры, приближающиеся к коновязям со стороны полосы мерзлой глины, представляющей собой Вергренскую дорогу. Идущий впереди Брид останавливается.
– Эй, путники! – хрипло кричит могучий пузатый бородач. – Вы не робейте, нам от вас ничего не надо, окромя лошаденок. Отдайте их, – он указывает мечом в сторону лошадей, – и мы вас не тронем. Даже девчонку.
Кадара хмыкает:
– У меня есть встречное предложение. Почему бы вам не оставить свои зубочистки и не убраться подобру-поздорову?
– О, насчет девчонки мы, пожалуй что, передумаем! – гогочет толстяк, скаля гнилые зубы. – Нынче резвушки редки, как с такой не позабавиться?
Двое его спутников, тоже бородатых, но пониже ростом – один со спутанными русыми космами, а другой – с сальной черной шевелюрой – поднимают мечи.
Длинный клинок Брида уже мерцает в уходящем вечернем свете. Стремительно и бесшумно покинул ножны и меч Кадары.
– Бросьте вы свои железяки, – со смехом говорит разбойничий вожак. – Вы ведь с Отшельничьего, а я тамошнюю породу знаю. Чтобы кого продырявить, у вас духу не хватит. Нипочем не хватит.
Стоящий позади Кадары и Брида Доррин перехватывает посох, жалея, что уделял тренировкам не так много времени. Но кто ж мог подумать, что по этому Кандару злодеи да головорезы так и шастают?!
Некоторое время тишину нарушает лишь хриплое дыхание черноволосого разбойника. Потом бородатый толстяк пожимает плечами.
– Не хотите по-хорошему – вам же хуже.
Взмахнув мечом, он устремляется к Кадаре.
Брид наносит сплеча рубящий удар, но целит не в вожака, а в самого низкорослого из шайки, светловолосого разбойника в рваной голубой тунике. Еще один взмах, и Доррин с изумлением видит, что с белобрысым покончено. Брид, размахивая мечом с такой легкостью, будто это и вправду зубочистка, наседает на второго.
Доррин разевает рот: меч выпадает из здоровенной ручищи, и разбойник, покачнувшись, валится на землю, словно подгнивший дуб.
Кадара устремляется к черноволосому, который, уворачиваясь от клинка Брида, оказывается ближе к Доррину, чем оба его товарища.
Доррин, уже зная, что сейчас случится, и страшась этого, еще раз перехватывает посох.
– Целитель! – Разбойник нырком делает выпад в сторону Доррина. Посох, словно сам по себе, сбивает нападающего на мерзлую землю, но плечо юноши пронзает жгучая боль. Потом сверкает клинок Кадары, и схватка заканчивается. Возле коновязи валяются три трупа.
– Тебе надо побольше упражняться с посохом, Доррин, – замечает Брид, но тут же умолкает под взглядом Кадары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75